Приключения Никтошки (сборник) - Герзон Лёня

– Если к вам придет наш коротышка… – сказал Знайка, жуя травинку и задумчиво глядя в глаза фермеру. – Допустим, к вам придет Никтошка и спросит у тебя: «Ты Правдюша?»

– И что?

– Что ты ему ответишь? – спросил Знайка, разгрызая сочную травинку. Брату на щеку упала огромная капля дождя и потекла за воротник. Брат поглядел на небо, немного подумал и сказал:

– Я отвечу, как есть. Что я Правдюша.

– Спасибо! – быстро сказал Знайка и, оставив фермера, пошел в дом. Там он подошел к другому брату.

– Если к вам придет наш друг Никтошка и спросит: «Ты Правдюша?» – ты ему что ответишь?

Знайка спросил так быстро, что брат невольно стал так же быстро отвечать.

– Скажу, что конечно же НЕТ. То есть, тьфу! Конечно же, скажу: ДА! Ведь я Правдюша!

Знайка сделал вид, что очень удивился.

– Скажешь ДА? Ты правду сейчас говоришь?

– Нет, что я говорю. Какую правду? Я всегда говорю правду! Конечно же, я скажу НЕТ. Тьфу, ты меня совсем запутал!

– Напильник с Патроном, ну-ка подойдите сюда! – громко позвал Знайка.

– Всё ясно. Возьмите этого коротышку и никуда его не выпускайте. Это и есть Вруша, он все время врет. А вот это, – Знайка показал на входящего в дом другого брата, – вот это честный малыш по имени Правдюша.

– Какой такой Правдюша? Я Правдюша! – пробовал протестовать брат, которого слесарь и охотник уже крепко держали за руки.

– Никакой ты не Правдюша, – спокойно возразил Знайка. – Когда я твоего брата спросил, что он ответит Никтошке, если тот его спросит: «Ты Правдюша?» – то он мне ответил: ДА. А ты вначале ответил, что скажешь НЕТ, потом сказал, что ответишь ДА, потом опять – НЕТ. Ты и есть Вруша. Если тебя Никтошка спросит, Правдюша ли ты – ты ему скажешь ДА, потому что ты на самом деле не Правдюша, но ты все время врешь. То есть, Никтошке ты ответишь ДА. Но когда я тебя спросил, что ты ответишь Никтошке, ты мне сказал НЕТ, потому что ты и в этот раз соврал. Ты ему скажешь ДА, но мне ты соврал, что скажешь НЕТ. Вот ты и попался!

– Ребята! Надеюсь, теперь-то вы мне верите! – стал объяснять настоящий Правдюша. – Я тут не был две недели. Ездил в Цветоград за лекарствами для коров. И только сегодня утром вернулся. Может быть, этот Никтошка приходил как раз, когда меня не было?

– Да ты тут не причем! – сказал Патрон. – Вот кто во всем виноват! – и он ткнул пальцем во Врушу. – Вот этот! Пока его честный брат ездил в город, здесь был Никтошка – это теперь всем ясно.

– Хватит отпираться, Вруша! – наступали Напильник с Торопыгой.

– А не скажешь – мы на тебя нашу собаку натравим! – пригрозил Патрон.

– Ну-ка, Булька, иди сюда!В противоположность другим собакам своей породы, бультерьер Булька был очень добрым и абсолютно безобидным существом. Он даже пугать не умел.

– Булька, поди сюда, кому говорю! – снова позвал Патрон. Булька подошел и зевнул, показывая огромные зубы.

– Подожди ты, Патрон, со своим Булькой, – остановил его Знайка. – Вечно ты пытаешься всего добиться насилием.

– А чем же еще этого негодяя пытать, как не насилием? Как от него правды добиться? Может, он нашего Никтошку давно убил и съел, а теперь хочет следы замести? Такие мерзавцы, как этот, никогда добровольно не признаются. Надо его Булькой укусить – только тогда он правду скажет.

Булька весело залаял и лизнул Врушу в лицо. Видно, почувствовал, что фермеру плохо, и решил его утешить.

– Зачем кусать? – задумчиво произнес Таблеткин. – Есть и другие средства…

– Что он говорит? – прошептал Правдюша. – Как убил? Ты что, убил этого… этого… коротышку?

– А иначе, где же он – если он здесь был, а теперь его нету? – насмешливо спросил Патрон.

Волосы на голове у Правдюши встали дыбом. Теперь они с братом сильно друг от друга отличались. Правдюша был бледный, как смерть, а Вруша – красный, как рак. Он всё открывал рот и всё пытался что-то сказать, но каждый раз передумывал и останавливался. Вруша никак не мог придумать, как ему всё объяснить брату и этим малышам из города. Умнее всего было бы, конечно же, сказать правду. Тем более, что Вруша Никтошку не ел и даже не убивал, а наоборот – даже с ним подружился. Но Вруша не умел говорить правду.

– Как ты мог?? Как ты мог?! – сокрушался Правдюша. – Боже, и это мой брат, мой родной брат! Не могу поверить. Я всегда считал, что твое вранье не доведет тебя до добра, но чтобы ты докатился до убийства…

– И людоедства, – напомнил Торопыга.

– Что-то я не слыхал о случаях людоедства среди коротышек, – заметил доктор Таблеткин.

Правдюша схватился за живот, и Напильник вовремя успел подставить ему стул, на который тот прямо упал.

– Да стойте вы! – рассердился Знайка. – Замолчи, Торопыга, что вы с Патроном несете! Никого он не ел!

– Откуда ты знаешь? Логика? – злорадно поинтересовался Патрон.

– Нет, – грустно усмехнулся Знайка. – Интуиция.

И, не слушая больше остальных, он отвел Врушу в другой конец кухни. Там у братьев стояло большое железное корыто для стирки белья.

– Садись, – Знайка пододвинул Вруше перевернутое корыто.

Вруша послушно сел. Корыто лязгнуло и прогнулось под ним – такой Вруша был большой и тяжелый. Но сейчас он сам себе казался меньше всех – даже меньше этого низенького ученого коротышки.

– Я понимаю, что правду тебе говорить тяжело и больно. Не так ли? Вруша горестно кивнул.

– Я у тебя этого и не прошу. Говори неправду, как привык. Вруша снова кивнул.

– Коротышку звали Никтошка?

– Нет.

– Он приходил, когда твой брат уезжал в Цветоград?

– Нет.

– Он сейчас на ферме?

– Да.

Вруша чувствовал, что врет плохо, но продолжал. Ему очень хотелось, чтобы коротышки узнали правду, но не мог же он ее прямо вот так взять – да и сказать!

– Пока из этих ответов мне всё ясно, – сказал Знайка. – Никтошка здесь был, пока Правдюша уезжал в город, а теперь его здесь нет.

Вруша чувствовал себя ужасно. Это был какой-то бред. Он отвечал одно, а его понимали совсем наоборот. Но из его ответов узнавали правду. А ведь вранье – это как раз когда ты говоришь неправду и в нее верят. А иначе это не вранье, а просто другой язык. В котором НЕТ обозначает ДА, а ДА – НЕТ. И вот теперь он, Вруша, говорит на этом странном, глупом языке. Значит, он не врет!– Послушай, – сказал Знайка. – Ну разве тебе не жаль бедного Никтошку? Ведь он пропал уже очень давно, и у нас о нем не было никаких вестей. Мы, можно сказать, мысленно его уже почти похоронили. И вдруг узнаем, что он жив! Но может быть, ему сейчас очень плохо, может, ему необходима помощь, может, он погибает?!

Глава двадцатая РЕКА

А Никтошке и впрямь нужна была помощь. Да она была ему сейчас совершенно необходима! Оказалось, что крапивные заросли, в которые забрел Никтошка, росли на самом краю обрыва. Блуждая в крапиве, он оступился – и скатился с крутого обрыва вниз, к реке. Хорошо, что ничего себе не сломал.

Никтошка был очень грязный. Лицо закопченное. Волосы в сметане. Из-за кислого молока, которое пролилось из канистры ему прямо на голову, от волос пахло ужасной гадостью и никуда нельзя было деться от этого мерзкого запаха. А пенки… они были хуже всего.

Очень хотелось вымыться. Но дул такой холодный ветер, что даже застегнув джинсовую курточку на все пуговицы и замотавшись в шарф, Никтошка все равно дрожал. К тому же ему сильно хотелось спать. Так хотелось – что вот прямо сейчас взял бы и упал в лужу и тут же уснул. Но лужа была мокрой и холодной. Никтошка стал рассуждать, что ему лучше сделать: несмотря на холод раздеться и вымыться в реке или лечь спать. Но то ли от голода, то ли от ветра у него так сильно болела голова, что он ничего не мог придумать.

Возле берега плавала коряга, одним своим концом запутавшаяся в кустах. Никтошка зашел на корягу и встал на четвереньки. Ему очень хотелось лечь прямо на нее и тут же уснуть. Но в животе урчало от голода. Налетевший порыв ветра брызнул ему водой прямо в лицо. Никтошка поднял голову. В просвет между облаками выкатилась огромная желтая луна. Она осветила черный лес, и от лунного света деревья, непонятно почему, стали еще чернее. Но Никтошка не хотел смотреть на лес, а смотрел только на луну. Голова болела, и мыслям в ней было очень тяжело. Никтошка смотрел и смотрел на луну, и сам не заметил, как стал потихоньку выть. Сначала не громко, а потом громко. Он смотрел на луну и выл, а луна смотрела на него и, когда пролетал край облака, она словно моргала или словно убирала упавшую на свое желтое лицо прядь волос.