В просторном мире - Никулин Михаил Андреевич

— Товарищ Опенкин, ты когда-нибудь видел на пятки наступающих энтузиастов?

— Не довелось, — ответил старый плотник, сдерживая усмешку.

Секретарь райкома так весело засмеялся, что шофер, отнеся этот смех на свой счет, озабоченно проговорил:

— Все! Окончательно все! Помою руки и буду заводить!

Тартакин обиженно замолчал. Глядя на него, Василий Александрович сурово задумался и сказал:

— Товарищ Тартакин, иди догоняй обоз, а по дороге все время тверди себе, что не «я» и не «мы» помогаем пострадавшим от войны, что помогают колхозники колхозникам, советские люди своим товарищам. А наше дело организовать… А вот когда за плохую организацию тебя или меня спросит партия, тогда уже надо отвечать «я»… Поймешь это — больше сделаешь. И жить тебе будет интересней. И вот при таком, как сегодня, случае не удержишься, чтобы не поплясать. Все!

Ничего не ответив, Тартакин пошел догонять обоз. Шофер начал заводить машину. Как бы спохватившись, Василий Александрович поманил к себе ребят.

Подойдя к машине, они увидели в руках секретаря райкома чистый лист из блокнота. На нем он быстро рисовал жирные точки, протягивал между ними прямые и косые линии…

— Миша, Гаврик, мы тут с Иваном Никитичем кое о чем договорились, составили на сегодня план действия… Вот где мы сейчас находимся, — объяснил он. Вот дорога на ферму колхоза «Передовик», куда я сейчас поеду и куда пойдут с коровами Иван Никитич и товарищ Коптева. Товарищ Коптева останется там с коровами, а мы с Иваном Никитичем сейчас же выедем — сначала на строительство моста, а потом на станцию Желтый Лог. Сегодня ночью мост будет готов. Из районной строительной бригады можно будет послать в ваш колхоз каменщиков, плотников..

Слушая Василия Александровича, Миша и Гаврик видели, что сейчас он чертил еще одну дорогу. Чертил и бегло поглядывал то на одного, то на другого. Им стало понятно, что по этой дороге пойдут они.

— Мы пойдем в район, в Петровское, — проговорил Миша так, как будто только что взобрался на крутую гору.

— А какое нам задание? — немного побледнев, спросил Гаврик.

— В райисполкоме получить наряд на лошадей. Тут в записке все есть, но самое главное…

Василий Александрович сильно поводил карандашом по той точке, рядом с которой было написано «Желтый Лог». — Самое главное, — продолжал он, — что вам надо из Петровского прибыть в Желтый Лог или сегодня же, или завтра утром. В колхозе вас очень ждут с коровами, нужно спешить. Но будет совсем хорошо, если удастся и лошадей заодно привести. Постарайтесь наряд получить до восьми часов. С девятичасовым поездом доедете до моста. Опоздаете на рабочий — подождите, пока придет паровоз с платформами за камнем…

Он попытался было объяснить, как итти в Петровское, к кому там обращаться…

— Василий Александрович, да чего ж объяснять: и записка есть и план действия!.. — взмолился Гаврик.

— И к плану действия — карта. — Протягивая руку к листку, сказал Миша.

Василий Александрович весело посмотрел на Ивана Никитича. Старый плотник улыбался.

— Кто у них будет старший? — спросил секретарь райкома.

— Дедушка, пусть лучше старшим будет Миша, — зардевшись от смущения, предложил Гаврик.

— Они у меня, Василий Александрович, оба испытанные. Но пусть уж будет так, как советует Гаврик: записочку отдайте русявому — Михаиле Самохину, — ответил Иван Никитич, и они пошли с Коптевой распутывать коров.

Через минуту Миша и Гаврик, не предполагавшие, что они вдруг останутся вдвоем, с улыбкой радости и некоторой растерянности провожали глазами убегавший «газик», за которым уходили коровы, торопливо подгоняемые Иваном Никитичем и колхозницей Коптевой. И хотя этот потрепанный «газик» чем-то напоминал ощипанного, задиристого петуха, он был люб и дорог Мише и Гаврику: ведь на нем уезжал Василий Александрович, предоставивший им право действовать самостоятельно.

Они шли в Петровское неторопливым, но озабоченным шагом.

— Лучше там подождем, лучше раньше прийти, — рассуждал Миша.

— Будем делать точно так, как дедушка в Целине, — пояснил Гаврик.

Свернув с грейдера на проселок, они почувствовали себя значительно свободней: там они все время шли на глазах у встречных, им приходилось прислушиваться к сигналам машин и то и дело с коровами подаваться в сторону, а здесь было безлюдно и спокойно.

— Миша, давай еще почитаем записку.

— Да мы ж ее уже наизусть знаем. А то один, другой, третий раз достал. В четвертый полезешь в карман, а там — пусто!

— Можно и один раз достать, в другой полезть, а в кармане пусто! Надо умело доставать и умело класть, — убеждал Гаврик, которому сильно хотелось лишний раз прочитать записку, где его и Мишу секретарь райкома называл товарищами из колхоза «Первый Май».

— Обижаться на старших нельзя, — со строгой усмешкой заметил Миша, и они пошли, занятые каждый своими мыслями.

Из мутных низких облаков на мгновение прорвалось солнце, и Миша определил, что сейчас около четырех часов. Оглянувшись на грейдер, он сообразил, что до Петровского отсюда не больше пяти-шести километров. В шесть часов они будут в райисполкоме. До отхода поезда у них остается целых три часа, а за это время можно десять раз получить наряд… Все складывалось наилучшим образом. И он, добрея, сказал:

— Гаврик, пройдем еще километра два и опять почитаем записку.

Гаврик промолчал. Он думал о том же, о чем думал Миша, но мысли эти его не веселили. Получить наряд, прийти на станцию, три часа ждать поезда и все это время слушать наставления и вопросы Миши.

— Гаврик, ты куда? Гаврик, что ты надумал? Ты смотри, никуда не отлучайся…

Как-то все выходило просто и обычно. А Гаврик не любил дела, где не требовалось усилий, где нужны были только аккуратность и дисциплинированность.

Миша неожиданно остановил его, опасливо шепнув ему на ухо:

— Видишь?

Сбоку дороги, за густым кустом высокого татарника, у которого высохли стебли, а макушки пламенели кустистыми взъерошенными цветами, лежал мотоцикл, помеченный черным крестом, а около него сидел человек, вытянув ноги и опустив голову так, что она казалась подвешенным к шее грузом. В руке его дымилась папироса.

— Может, фашист? — сдвигая густые брови, обернулся Гаврик к лощинке, где виднелись круглые камни.

— Что ж остановились? Я, можно сказать, только и мечтал о вас!

Человек, сидевший около мотоцикла, уже вскочил и шел им навстречу, на ходу протирая глаза. Ребята засмеялись, узнав дядю Гришу, механика МТС.

— Не управляюсь, ребята! До войны ездил в машине «Техпомощь», а теперь из бригады в бригаду хожу на своих на двоих, — указал он на ноги. — Конечно, и это техника, но для меня она неподходяща. Учтите, что в МТС — двадцать тракторных бригад! На ходу научился дремать.

Дядя Гриша, рассказывая, все время смеялся своими светлыми глазами. От ветра глаза его стали узенькими, помутнели, но в круглых зрачках попрежнему бегала усмешка.

— Для пользы МТС надо вам немного потрудиться, если вы идете в Петровское.

— А что надо сделать? — быстро спросил Гаврик.

— Вот тот мотоцикл откатить в МТС, а самое главное — передать подшипники, — указал дядя Гриша на отвисшие карманы своей стеганки. — И всего сказать: «От дяди Гриши. Он их нашел в сорняках, где подбитые машины».

— Я бы мог, — заговорил Гаврик, но, увидя, какое свирепое лицо сделал Миша, замолчал.

— Чего «я бы мог»?.. Можешь, так откати. МТС разорена, а ты ей помоги. Я бы и не просил, да иду в другую сторону.

— Дядя Гриша, сам я не могу. Я не старший, — сказал Гаврик, покосившись на Мишу. Поймав его взгляд своими маленькими насмешливыми глазами, механик обратился к Мише:

— Товарищ старший, что у вас за срочное дело? — И, узнав от раскрасневшегося от смятения Миши, кто они, куда идут и чья у них на руках записка, проговорил:

— Ничего не поделаешь. Мотоцикл придется спрятать в траве. А шарики, товарищ старший, все-таки возьмите. Передайте в райисполкоме, а оттуда их срочно отправят в МТС. Конечно, хорошо бы отправить их сразу в МТС, там они нужны для реставрации трактора. Но ничего не поделаешь!