Принцесса льда - Ярцева Евгения Сергеевна

– Так у меня с собой есть деньги. Я приглашаю!

«А как же твои принципы?» – хотела спросить Маша, но решила, что это прозвучит язвительно, и сказала другое:

– Мне в этих выпендрежных ресторанах не по себе. Я бы лучше в простую кофейню зашла.

– Ну, если тебе так хочется… – кисло согласился Илья. Сам он предпочитал именно «выпендрежные» места.

Всякий раз теперь он предлагал понести ее сумку. Без повода дарил цветы. Провожал до самого подъезда. Маша удивлялась и радовалась переменам. Правда, нет-нет да шевелилось подозрение, что Илья проявляет внимание не к ней, а к ее новому статусу: мало того что получила мастера спорта, – Волков открыто говорил, что считает ее главной надеждой сборной, на ближайшие сезоны прочил ей чемпионаты Европы и мира и даже Олимпийские игры. Но от подозрений Маша отмахивалась и предпочитала приписывать перемены своему положительному влиянию.

…Они завернули в симпатичную кофейню неподалеку от метро, сели у окна.

– Пойдешь со мной на вечеринку? – спросил Илья.

– Что за вечеринка?

– Крутая! Знаешь, у кого? – он назвал фамилию фигуриста-одиночника, который лет десять подряд считался лидером сборной и превратился почти в легенду.

– А ты с ним знаком?

– Само собой, – небрежно сказал Илья. – Это мой старший приятель. На чемпионатах не раз пересекались. Кстати, в прошлом году в короткой я его обыграл. С тех пор он меня и оценил.

– Разве он не из Питера?

– Ну да. Но он в Москве квартиру купил, на Кутузовском. Хата – отпад, во-от такая студия. Вечеринка в следующую пятницу. Оденься как-нибудь, э-э-э… оригинально. И кстати – ты не хочешь сделать себе какую-нибудь прическу? Хотя бы каре…

Волосы у Маши были длинные, ниже пояса. Резать их ради того, чтобы появиться на вечеринке с каре, она не решилась. Но соорудить из них «прическу» все-таки попыталась: собрала волосы кверху, сколола шпильками и заколками и на совесть, в три слоя, залила лаком. Вышло нечто смахивающее на расплющенную корзину, а голова стала казаться огромной, как тыква. Маша с трудом вызволила из отвердевших прядей шпильки и заколки и, сунув голову под кран, долго и мучительно отмывала лак. Высушила волосы феном и придумала завить их в колечки. У мамы с прошлого тысячелетия хранились термобигуди. Маша терпеливо кипятила их в мисочке, чтобы нагрелись как следует, с гарантией; обжигаясь, накрутила на них волосы и поминутно щупала бигуди: по ее понятиям, их следовало снять, как только остынут. Хотя бигуди булькали в кипятке с четверть часа, остыли они довольно быстро. Маша торопливо их раскрутила. Да, получилось что-то похожее на локоны; правда, когда Маша расчесалась, локоны распушились и превратились в устрашающую копну, совсем как у ведьмы, летящей на шабаш верхом на метле. Маша снова сунула голову под кран и снова высушила ее феном. Попробовала хотя бы собрать волосы в необычный хвост – не на затылке, а на макушке. С надеждой взглянула на себя в зеркало. Вылитая Редиска из «Приключений Чиполлино»! На четвертую попытку времени не оставалось: через сорок минут пора было выходить, и Маша переключилась на одежду. Разложила на кровати модные джинсы с дырками и заплатками, топы с рок-группами. Примеряла то узкую юбку с блузкой навыпуск, то короткое платье с ажурным кардиганом. Одно было слишком строгим, другое старомодным, пятое бесцветным, десятое чересчур кричащим… Все какое-то неподходящее для крутой вечеринки, а главное, удручающе обычное. И тут Маша вспомнила про индейскую жилетку – длинную, сшитую из разнокалиберных кусков замши, с необычным вышитым орнаментом, купленную в Казани. Вот оно, спасение! Со светлой складчатой юбкой и блузкой с рукавом до локтя жилетка смотрелась колоритно и, вне всяких сомнений, оригинально.

Когда они встретились в метро. Илья скривился на жилетку:

– Сама, что ли, сшила?

Маша удивленно раскрыла глаза.

– Ничего не «сама», это настоящая индейская вышивка!

– Ладно, не обижайся… Просто мать в такой телогрейке дома ходит.

«Надо было надевать джинсы с дырявыми коленками и топ с «Токио Хотэл», – подумала Маша. – Наверное, ни в чем в таком его мама дома не ходит…»

На вечеринке музыка орала в полную силу, народу была тьма, и ни одного знакомого лица. Как ни странно, за весь вечер Маша так и не увидела знаменитого фигуриста, хозяина квартиры-студии.

Зато Илья был знаком с половиной гостей. Издали кому-то махал, к кому-то протискивался, жал чьи-то руки, останавливался поболтать то с теми, то с этими, оставив Машу далеко позади. Наконец вернулся за ней:

– Пошли, познакомишься с моими друзьями.

И подвел ее к экстравагантной паре: девушка была бритой наголо и на голову выше парня, заросшего косматыми, как у гориллы, волосами. Но знакомить их с Машей не стал, просто заговорил:

– Салют! Ну как, купил тачку?

– Ага, купил.

– Какую?

– «Мицубиши».

Разговор завертелся вокруг японских машин, автосервисов и цен на обслуживание. Маша незаметно отошла, просочилась сквозь ватагу не то панков, не то готов и выскользнула на балкон. Музыка здесь гремела так же оглушительно, как в самой квартире, но хотя бы не клубились, пихаясь локтями, бесчисленные гости.

– Куда ты подевалась? – Илья выглянул на балкон. – Пошли, там напитки, фуршет!

После фуршета кто-то вырубил музыку и объявил:

– Дискотека!

Музыка тут же включилась вновь, не менее громкая, но уже медленная.

Все мгновенно разбились на пары, Илья притянул к себе Машу.

Ей было неловко и неуютно. И потому, что Илья прижимал ее к себе слишком плотно, и потому, что на этой вечеринке она чувствовала себя нескладной, неуместной, будто обманула чьи-то ожидания.

– Мы с тобой еще не целовались по-настоящему, – шепнул Илья и приблизил к ней лицо. Его глаза показались Маше пустыми и бессмысленными.

…Если в поисковике набрать слово «как», одной из первых выпадет строка «как правильно целоваться». Маша обнаружила это, когда искала что-то в Интернете, но так и не выяснила, как все-таки правильно целоваться. Она будто прикасалась губами к картону и не испытывала ничего, кроме тревоги за свою неумелость. Целовались они весь танец. «Что это, любовь?» – спрашивала себя Маша. И отвечала: «Наверное, да…»Но необъяснимое чувство вины не давало ей покоя, и все тот же мучительный вопрос вставал перед ней снова и снова.

Назревал и другой непростой вопрос. Как паровоз на всех парах, приближался конец учебного года.

Об этом Маше напомнил Сергей Васильевич:

– К экзаменам готова? Не сдашь хоть один предмет, на лед не пущу!

Экзамены Маша сдала. Почти все – на «пять». За последний год выработалась привычка через «не хочу» и «не могу» делать то, что должно. Маша методично проштудировала учебники, не задаваясь вопросом, пригодятся ли в жизни химические формулы и задачи по геометрии. Только физика была плоха – ее Маша никогда не понимала. Физик сжалился, и хотя отвечала она на хиленькую тройку, поставил «четыре».– У тебя есть способности к физике, – убеждал он ее, а скорей самого себя: в душе он явно сомневался, что природа наградила Машу хоть толикой способностей к его предмету. – Оценку ставлю авансом. С условием, что в следующем году наверстаешь материал. Впереди каникулы, целое лето… Занимайся хотя бы иногда!

Глава 31 Горе-фигуристка

Но каникул длиной в целое лето у фигуристов не бывает. Две-три свободные недели выдались в июне, потом группу свозили во французский курорт Куршавель, на спортивные сборы, а с конца июля началась подготовка к новому сезону.

После диспансеризации, на которой у Маши обнаружился низкий гемоглобин и зачатки близорукости, Сергей Васильевич превратился в недреманное око и преследовал ее, как охотник дичь. Стоило Маше показаться на катке, как он бросался к ней, вооруженный секундомером, хватал за руку и мерил пульс.

– Шестьдесят! – он звонко защелкивал крышку секундомера. – А положено сколько? Пятьдесят! Вывод? Не восстанавливаешься, как полагается! Ты должна спать днем.