Толстый мальчишка Глеб - Третьяков Юрий Федорович

— Можно, — согласился Мишаня. — Я и художника одного могу привести, ненастоящий пока, но, если я ему скажу, он в два счета все перерисует. Чем карикатуры на всех рисовать, пускай дуплянки рисует. Не все ему равно?

— Художнику мы очень рады будем, позови обязательно! У нас всем дело найдется. А тебе вот что хотим поручить. Ведь это ты в прошлом году у Степана Алексеевича на кружке хороший такой доклад сделал?

Мишаня был приятно удивлен, что даже из других классов учительница про его доклад знает и до сих пор помнит, когда он сам про него и забыл уже.

— А как же! Про таракана доклад был! — с удовольствием припомнил он. — Жизнь и деятельность таракана! Целый месяц готовился… Степан Алексеевич даже тетрадку, где доклад этот был, себе на память взял… Говорит: очень мысли оригинальные изложены, язык — тоже…

— Ну вот видишь! — Галин Петровна ласково тронула Мишаню за плечо. — Значит, кому же, как не тебе, как говорится, карты в руки: сделаешь нам перед собранием доклад!

— Какой… доклад? — ошарашенно спросил Мишаня.

Галин Петровна подняла брови, будто речь шла о чем-то совсем простом:

— Обыкновенный доклад… Надо людям разъяснить о пользе птиц для садов и огородов, а также как нужно делать дуплянки, чтоб птицам в них было хорошо, где и как их вешать. Недлинный, конечно, минут, на двадцать… Ведь делал же на кружке, знаешь!

— То на кружке… — робел Мишаня. — А тут… стесняюсь я…

— Что же тут стесняться?

— Да… все уставятся… А ты — один…

— Ну, если ты один стесняешься, можно тебе в пару… вот хоть Глеба присоединить!.. В качестве, так сказать, содокладчика… Глеб, как?

— Я помогу! — сказал Глеб.

Такой он был основательный, веселый, уверенный, что сразу становилось ясно — с таким не пропадешь даже и на докладе! Мишане стало как-то спокойнее, и он сказал:

— Ладно.

Но тут его снова одолели сомнения:

— Только… Как же я буду… Я сам мало… можно сказать ничего… про это не знаю…

— Дело поправимое! — сказала Галин Петровна. — Возьмите таблицу, книжек я вам дам, пойдете домой, там все хорошенько прочитаете и составите хороший короткий доклад, чтоб всем стало ясно, для чего и как нужно развешивать дуплянки. А что сами не поймете — у меня спросите. Кстати, может, и сам поменьше рогаткой будешь баловаться, как знаний наберешься.

— У меня уж ее нет давно, — соврал Мишаня.

— Можно нашего аспиранта призвать! — вмешался Братец Кролик.

— Аспирант пусть своим делом занимается, — сказала Галин Петровна.

— Да он не делом, а на кровати лежит! — пренебрежительно фыркнул Братец Кролик. — Как ни заглянешь: спи-ит!.. Или на балалайке играет! Галин Петровна, давайте у него микроскоп возьмем!..

— Как возьмем?

— А просто! Скажем: отдавай! Нам нужно!

— Да зачем нам микроскоп?

— Мало ли… Во время доклада к Мишане на стол поставим — для форса, чтоб вид был!

Эта мысль Мишане понравилась: солиднее будет, если во время доклада он нет-нет да и заглянет в микроскоп, но, к сожалению, Галин Петровна не согласилась:

— Совсем ни к чему! Хватит с вас таблиц!..

Когда, нагруженные книжками про птиц и вообще про разное, которые дала им Галин Петровна, Глеб и Мишаня вышли на улицу, Глеб посопел и спросил:

— Ты за Психею бросил обижаться?..

— Ху-у! Давно уж!

— Я тоже… Давай!

И Глеб протянул согнутый мизинец. Совершив церемонию мира, они пошли к Мишане. По дороге Мишаня наконец-то смог со всеми подробностями рассказать доброму и понимающему другу о всех мытарствах, претерпленных во время налета на РТС.

— И Лаптянин ломик там позабыл!

— Надо пойти взять! — сказал Глеб. — Если, конечно, его кто-нибудь еще не украл.

— Да-а… — вздохнул Мишаня, которому даже вспоминать о заборе РТС было неприятно. — Чтоб они меня второй раз ловили?

— Я могу слазить! — предложил Глеб. — Только место мне покажи: он близко лежит?..

— Ведь ты воровать не любишь! — слегка сопротивлялся Мишаня, но Глеб сказал:

— Точно, не люблю! Но только тут совсем другое дело: свой ломик берем! Если другой кто ломик там спрячет, а я возьму, тогда конечно… А свой имею право взять! Может, я его нарочно там клал, чтоб полежал… Кому какое дело!

— Это ты правильно! — обрадовался Мишаня. — Если в случае тебя поймают, так и говори: клал временно. А место я тебе покажу: близко, даже с улицы видно. Галин Петровне Васька небось рассказал про нас с Огурцом?..

— Прямо сразу! — кивнул Глеб. — Еще когда вы в будке сидели, они по телефону разговаривали, а я слышал. Васькиного-то я ничего не слышал, а Галин Петровна говорит: я сама ими займусь… Тут я сразу догадался, что про вас!

И Глеб горделиво качнул своим вихром, торчащим, как перо у дикаря.

— А вскоре он и сам на посту очутился. Но тут я совсем ничего не услышал, потому что они одни разговаривали. А потом говорят: позовите Мишаню и этого, рыжего… Тут мы сразу догадались, что это Огурец.

— А про мельничков откуда она знает?

— Про них я рассказал, вернее, мы с Ниной. Интересная девочка эта Нина! Если сравнить ее с тунгуской, самой что-ни на есть лучшей, то она…

— А про Психею тоже рассказал?

— Ничего подобного! — возмутился Глеб. — Буду я про это рассказывать! Зачем это нужно? Что тут хорошего?

Когда они шли мимо Аккуратистова дома, сам Аккуратист, воспользовавшись тем, что мать уехала до завтра к деревенской родне, а его оставила караулить дом, решил повеселиться и сейчас сидел на дереве с брызгалкой, подкарауливая такого смирного и слабого прохожего, чтоб можно было его обрызгать, а самому остаться в целости и невредимости…

Завидев Мишаню с Глебом, идущих рядышком, он удивился и закричал:

— Уже стукаться идете? А назначили в шесть часов?.. И Гусь не может: он погреб роет!

— Стукайся сам об дерево! — сказал Мишаня. — А мы уже стукались!

— Кто кого?

— Никто никого!

— А люди ждут… — застонал Аккуратист. — Обманул всех, жулик!

С горя, что не довелось ему полюбоваться битвой Мишани с Глебом, он так начал раскачиваться на своей ветке, что она затрещала.

Мишаня вручил книжки Глебу и огляделся, ища, чем бы его оттуда сшибить. Но Аккуратист не стал дожидаться, покуда Мишаня найдет что-нибудь увесистое, и со страшным шумом рухнул сквозь листву и ветки вниз, успев выкрикнуть на лету:

— Гусю доложим!

— Докладывай! — мрачно усмехнулся Мишаня, забирая книжки. — Боялся я твоих гусей-утей!

И пожаловался:

— Вот пристали: то одно, то другое, и все Мишаня. Мишаня — трубки доставай, Мишаня — дерись!.. Ну их, лучше я буду дуплянки строить.

Кроме Аккуратиста оказались и другие, кого зло брало — кишки драло, что Мишаня с Глебом драку свою отменили…

Когда они вошли к Мишане во двор, Верка высунулась из Мишаниной бывшей квартиры и, увидев Мишаню с Глебом, по-прежнему дружных да вдобавок еще и с книжками, уставила на них свои нахальные глаза:

— Как же вы, а драться хотели?..

— Хотели, да расхотели! — охладил ее Мишаня, и она заныла:

— Эх вы-ы… Мы-то думали, вы настоящие мальчишки, а вы хуже мокрых куриц…

— Да что с ними разговаривать! — гордо откликнулась из-под крыльца Роза. — Оба они только трепаться сильны.

Но Мишаня с Глебом не обратили внимания на их бессильную злобу и понесли книги в дом, в отместку протопав по ступенькам так, что внизу, наверно, казалось, будто это не двое мальчишек в сандалиях, а целый отряд солдат в сапогах.

Поручив книги под особый присмотр матери и строго-настрого наказав не брать их, даже с места не страгивать и не касаться вовсе, они опять вышли во двор, протопав по ступенькам еще сильнее.

В первую очередь были осмотрены все бревна, сложенные у забора: от какого можно оттяпать кусок, наиболее пригодный для дуплянки.

Таких сыскалось много, хоть некоторые пришлось выволакивать из-под самого низу, чтоб находились под рукой до времени, когда приступят к ним спилами и топорами.

Мать поглядывала на них из окошка, но пока не вмешивалась.