Динка (ил. А.Ермолаева) - Осеева Валентина Александровна

Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 146

«Нет, не пойду. Буду весь день стоять тут», — решает Динка и, прижавшись лбом к зеленым дощечкам, смотрит на дорогу.

На дороге лежит мягкая, теплая пыль, так приято шлепать по ней босыми ногами. Еще приятно бегать по густой и низкой траве, она стелется по земле, как пушистое одеяло, и на просеках стоят черные пни, там плохо бегать, но зато можно увидеть зеленых ящериц. Они такие хорошенькие и быстрые Только их нельзя ловить — они очень пугаются и бросают свои хвостики. Это, наверное, очень больно и неудобно: кто привык жить с хвостом, тому тяжело его бросать… И куда они убегают без хвостов? Может быть, к Волге? В воде лучше всего заживают всякие царапины. Окунешься в воду — и все пройдет!

Динка тоскливо смотрит на кусты, на деревья, на убегающую вбок тропинку… Солнце поднялось уже высоко. Хорошо сейчас на Волге! Спустишься с обрыва на берег — там песок и камни. Когда солнце сильно печет, камни делаются такие горячие, что по ним можно только прыгать с одного на другой — и скорей к воде. А черные уже ничего не боятся, они просто валяются на горячем песке, им хочется хорошенько согреться на солнышке. И купаться они любят… Только очень медленно везутся по песку Динка часто помогает им добраться до воды. Тяжелющие они, неудобные какие-то… Но зато добрые, совсем не кусаются.

«Уйти бы», — думает Динка, но не уходит.

С террасы слышится голос Кати:

— Дина, иди завтракать!

На столе звенят чашки, тарелки. Но Динка не смотрит туда и не отвечает. Ей ничего не надо, ей только бы уйти…

На террасе слышен негромкий разговор. Завтрак кончается. Солнце начинает припекать сильнее, а Динка все стоит, не желая возвращаться и не решаясь уйти.

Она стоит так долго, что всем в доме делается не по себе.

В летней кухне возится Лина. Она шлепает на доску тесто и, налегая на него сильными руками, взглядывает в окно.

«Стоит… битый час стоит», — сокрушенно вздыхая, думает она.

Круглое лицо ее с ямочками на щеках омрачается. Ночной приезд дворника, о котором она боязливо думает все утро, вылетает из ее головы. Сочувствие к Динке все сильней охватывает жалостливое сердце Лины.

«Ножки-то небось подгибаются… И головочку солнышко печет, — расстроенно думает она, все чаще взглядывая в окно. — Катя не мать, у ней душа не болит».

Но Лина не хочет поддаваться жалости. Хотя она и вынянчила Динку на своих руках, а тоже понимает, что девчонка растет сорвиголова.

«Утресь Алиночке досадила и с теткой горланила. Да еще у Мышки все сливки вылакала. Беда с ей! — Вспоминая о сливках, Лина не может удержаться от улыбки, и симпатии ее снова перекидываются на сторону Динки. — Тоже ведь дитё… Сливочек-то хочется попробовать… Много она понимает, кто больной, кто здоровый…»

Лина в сердцах налегает на тесто. Мучная пыль оседает на ее пушистых бровях, сердце окончательно растравляется жалостью. И, взглянув еще раз в окно, она бежит отыскивать Катю. Катя сидит на ступеньке террасы с двумя старшими племянницами и громко, как-то чересчур громко и весело, читает им «Приключения Тома Сойера». Но девочки слушают невнимательно — их беспокоит младшая сестра.

— Катя, можно я позову Динку? — прерывая чтение, спрашивает Мышка.

— Не надо. Постоит, постоит и придет сама, — Катя хочет выдержать характер.

— Но Динка не придет сама, — огорченно вздыхает Мышка.

— Конечно, сама она не придет, — подтверждает и Алина. — Пусть Мышка позовет ее, Катя!

— Я пойду, Катя, ладно? — вскакивает Мышка.

— Ну хорошо. Пойди и скажи этой противной девчонке, что я читаю вам «Тома Сойера». Пусть идет слушать, — Смягчается Катя.

Мышка бежит к калитке и, замедлив шаги, тихонько приближается к сестре:

— Диночка! Пойдем домой! Катя будет читать нам «Тома Сойера».

— Пусть она подавится своим «Томом Сойером»! — грубо отвечает Динка.

Мышка растерянно отступает, моргая короткими ресницами.

— Ой… Как тебе не стыдно так говорить! Если Катя подавится «Томом Сойером»…

— Уйди! — сердито прерывает ее Динка и снова утыкается лицом в калитку. Не хочу я ни с кем говорить! Я скоро умру…

— Как?.. Почему ты умрешь? — заикаясь от волнения, спрашивает Мышка.

— Потому что у меня сердце лопнет от злости! Смотри, я уже сделалась больной.

Динка поворачивает к сестре свое лицо. Она действительно чувствует, что умирает. Горькая обида и жалость к себе отражаются в ее глазах, нижняя губа тихо опускается, щеки вытягиваются. Мышка бросается к ней, обхватывает ее обеими руками, тоненький голосок ее дрожит от огорчения:

— А мама?.. Что скажет мама?..

Динка глубоко вздыхает, губы ее шевелятся, слова застревают в горле:

— Мама скажет, а где же моя третья дочка? У меня было три, а тут только две…

Глаза Мышки наполняются слезами.

— Тут только две дочки, а у меня было три… скажет мама, — тоскливым шепотом повторяет Динка.

— Не говори так… — жалобно просит ее Мышка. — Зачем ты все это придумываешь?

— Мышка! — раздается с террасы голос Кати.

Динка мгновенно приходит в себя и хватает сестру за руку:

— Вытри глаза, а то Катя скажет, что я тебя обидела!

Ты всегда подводишь меня!

— Как я тебя подвожу? Ты сама… — шмыгая носом, защищается Мышка.

— Нет, не сама! Зачем ты мне утром сливки дала попробовать? «Попробуй, попробуй, два глоточка»! — сварливо передразнивает сестру Динка.

— Так я же не знала, что ты всю чашку выпьешь, — морщась, оправдывается Мышка.

— «Не знала»! Ты никогда ничего не знаешь, а у меня во рту такой вкус, что если мне попадет что-нибудь, так я уже все целиком проглатываю!

— Мышка! — настойчиво зовет Катя.

— Иду! — откликается Мышка и тянет сестру за руку. — Пойдем… ну, пойдем же!

— Нет! — вырывает свою руку Динка. Мышка возвращается одна.

— Динка не идет, Катя.

— Ну и пусть стоит до приезда мамы! — с досадой отвечает тетка.

Чтение «Тома Сойера» прекращается. Алина берет книгу и уходит к себе в комнату.

— Я сейчас дочитаю три страницы и сама позову Динку, — говорит она, уходя.

— Катя! — запыхавшись, говорит Лина и, вытирая фартуком перепачканное мукой лицо, присаживается на нижнюю ступеньку. — Это что же ты, Катерина, делаешь, а? Поставила девчонку у калитки, и стоит она у тебя, как пугало огородное, битых два часа! Никакие нервы не выдержат, право слово! — сердито выговаривает она Кате.

— Да не ставила я ее! Она из упрямства стоит, да еще хочет показать всем, какая она несчастная!

— Да уж чего тут показывать! Постой-ка два часа безо всяких делов да на своих ногах! Ой, да как же это ты надумала, Катя!

— Да ничего я не надумала! Я только запретила ей идти гулять! — окончательно сердится Катя.

— «Запретила»… Гляди-ко! Так она тебя и послушает! Ишь стоит перемогается. Головочкой своей измысляет чтой-то. Ножкой об ножку постукивает… — приподымаясь на верхнюю ступеньку и глядя на сиротливую фигурку у калитки, говорит Лина. — Пойдет, беспременно пойдет! — с уверенностью добавляет она и, присаживаясь около Кати, шумно вздыхает: — Ох и что ж это за разнесчастный день нынче! Не успел петух пропеть, как все напасти на нас свалились… Тот стучит, а тот и вовсе, как покойник, в калитку лезет…

— Что такое? — удивленно спрашивает Катя и поспешно отсылает Мышку: Пойди займись чем-нибудь. Мышка неохотно идет в комнату.

— Что ты говоришь, Лина? Я не понимаю…

— А что тут понимать?.. Не первый раз… — Лина придвигается ближе и, понизив голос, рассказывает: — Никич-то наш… опять новый костюм пропил! Еще поперед Герасима заявился… Уж я против ночи не стала говорить вам…

— Откуда же он заявился?

— Известно откуда. Може, и впрямь в городе был, только похоже, что где-нибудь тут на пристани запил. И весь, весь, до ниточки расторговался… Да не поздно пришел, чуть-чуть так темнело еще. Вы на террасе чай пили, а Динка по саду бегала…

— Но Динка ничего не сказала, — удивленно прошептала Катя.

— Да разве Динка скажет? Она и ко мне-то ластилась, чтобы я молчала… Ну, я вчера-то смолчала, а нынче уж невмоготу…

Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 146