Как мы росли - Карпенко Галина Владимировна

Кто будет помогать?

Чапурному дали помещение для детского дома — бывший институт благородных девиц.

После Октябрьской революции прошло уже больше трёх месяцев, но в институте ещё остались и воспитанницы и воспитательницы. Остались те, кому некуда было ехать и у кого, кроме дворянского звания, ничего не было.

Чапурной осмотрел дом сверху донизу. Он ходил по длинным пустым коридорам, а за его спиной украдкой открывались и закрывались двери, но навстречу ему никто не вышел, никто не сказал: «Здравствуйте». Сопровождал Чапурного дядя Егор, тоже бывший фронтовик. До войны дядя Егор был поваром, в войну кашеваром, а теперь, после тяжёлого ранения, воевать уже не годился. Прикомандировали его к Чапурному — кормить ребят. В Совете сказали: «Будет тебе опора — человек свой».

Дом Чапурному не понравился: большой-то большой, в него хоть тысячу человек приведи — все поместятся, а похож на нежилую казарму. Чапурному хотелось привести ребят в уют, с тёплыми печками, с чем-то таким, что помнил из своего далёкого детства. А помнил он деревенскую избу. Большую печь с лежанкой. Маленькое оконце в светёлке, которое выходило в сад. Зимой оно было всё ледяное, и в него ясными днями гляделось морозное солнце, а летом его нельзя было закрыть, потому что на подоконник ложилась тяжёлая яблоневая ветвь с яблоками.

Чапурной глядел на высокие институтские окна, из которых дуло. Никто их этой осенью не промазал. Трогал холодные печи и тяжело вздыхал.

«Придут ребята — надо их обмыть, согреть. Один с поваром не управишься. Надо, чтобы кто-то помогал».

Чапурной решил собрать всех, кто остался в доме, и посмотреть, что за народ.

— Вряд ли есть кто подходящий, — сказал дядя Егор, — Раз попрятались, то какие они помощники?

Но постучал во все двери, как велел Чапурной, «чтобы шли вниз, в столовую, на собрание». Классные дамы и институтки собрались быстро; у многих глаза были заплаканные, сидели молча и всхлипывали.

— Я не понимаю, почему некоторые решили плакать? — сказал Чапурной, открывая собрание. — Плакать не следует. Дело вот какое: здесь районный Совет открывает детский дом. Среди вас есть опытные люди, знающие, как работать с детьми. Вот и думается, что будут они в этом деле мне помогать.

— Странно, — сказала седая классная дама, — Кто может так думать? — И поглядела на Чапурного в лорнет.

— Что же тут странного? Вы же с детьми работали?

— Да, но это другие дети.

— Совсем другие, — подтвердил Чапурной, — но и время другое… Вот среди ваших воспитанниц, я вижу, есть совсем взрослые, которым уже следует работать, — продолжал Чапурной. — Но дело-то вот какое… Уж если помогать, так помогать совершенно добровольно. Рыть окопы, убирать снег, грузить дрова можно заставлять людей без их согласия, но работать с детьми без согласия нельзя. Прошу запомнить: только с полным желанием.

Чапурной оглядел собрание. Согласия, видно не было.

— Завтра нужно принимать детей, — закончил Чапурной свою речь. — Прошу записываться!

— Дом не топлен, — сказала другая классная дама, в вязаной безрукавке. Лицо у неё было строгое, но глаза простые, хорошие.

— Протопим! Не весь, но протопим. — Чапурной вытащил из кармана записную книжечку и, придерживая её локтем больной руки, достал карандаш. — Ну, кто же согласен помогать?

— А детей будут мыть? — спросила опять дама в безрукавке.

— Непременно.

— И будет мыло?

— Вот мыло, мыло… — Чапурной записал: «Достать мыло», — Мыло, конечно, будет. — Чапурной сказал это так, будто мыло уже было у него в кармане.

— Тогда я буду помогать, — сказала дама в безрукавке. — Запишите меня.

— Как ваше имя и отчество? — спросил Чапурной.

— Гертруда Антоновна, — ответила дама в безрукавке.

— Очень хорошо! — Чапурной записал: «Гертруда Антоновна».

И снова наступило молчание.

— А если кто не будет работать? — спросил кто-то из-за чужих спин.

— Это уж его дело! — Чапурного разбирало зло. — Я же сказал вам, что только с полным желанием.

Институтки начали шептаться.

— А выселять будут? — спросила дама с лорнетом.

— Вот этого я не знаю, — сказал Чапурной.

Он терпеливо отвечал на вопросы, и, когда собрание кончилось, в его записной книжке был список — правда, ещё очень небольшой — сотрудников детского дома, в котором первой была записана Гертруда Антоновна.

Закрывая собрание, Чапурной сказал:

— А теперь прошу получить дрова и затопить печки. Завтра будем принимать ребят.

Его первое распоряжение было выполнено с восторгом.

Предложение затопить печи было неожиданным, как чудо. Подумать только — затопить печи! Институтки мгновенно разгрузили машину с дровами. Раздобыли колун, пилу. Били по огромным поленьям колуном — и ничего: раскалывали. А когда на верхнем этаже затопили печи, дядя Егор доложил Чапурному:

— Мадамы работать могут.

«Не робеть, воробьи, не робеть!»

Зимним утром — ещё было темно — бабушка подняла ребят. Она напоила их чаем и стала заплетать Варе косички. Варя знала: когда бабушка молчит, и ей надо помолчать. Бабушка долго расчёсывала ей волосы, в косичку вплела зелёную ленточку и достала серое тёплое платьице. Потом стала пришивать к Санькиным штанишкам пуговицы.

Варя не выдержала:

— Куда мы пойдём, бабушка?

— Пойдём? А почему знаешь, что пойдём?

— Знаю, знаю — ленточку зелёную заплела.

Бабушка уколола палец иглой.

— Ленточку?.. Ну и что же, что ленточку… На вот, нитку вдень мне в иголку — ничего не вижу. — И бабушка стала протирать очки.

В это время в щёлочку двери просунулась Люськина рука и поманила пальцем. Васька вышел в коридор, а Варя никак не могла вдеть нитку — всё оглядывалась. Наконец она попала в игольное ушко, отдала бабушке иголку и побежала за Васькой. Один Саня остался сидеть на кровати рядом с бабушкой.

— Ой, Варя, чего скажу! — тараторила Люська. — Меня тётка собрала.

— Чего, куда собрала?

— За нами дяденька Чапурной придёт. В детский дом пойдём, вот что! — сказала Люська.

— За кем — «за нами»?

— За всеми.

— В детский дом? Так я им и пойду! Держи-ка вот! — И Васька сложил три пальца. — Видишь? Убегу непременно.

Варя стояла молча, а на глазах — слёзы. Вот, оказывается, куда их одевает бабушка! В детский дом отдаёт. А папе писала: «Никому не отдам». И Варя, не сдерживая рыданий, бросилась в комнату.

— Родная моя, — говорила бабушка, — куда же я тебя отдаю! Это рядышком… Каждый день тебя видеть буду, и мне будет легче. Сил у меня мало, а вам хорошо будет. Ты за Саней смотри, как бы кто его не обидел. Он маленький, а ты большая, тебе девятый год пошёл. Надо это время прожить, не на век оно. Пройдёт, и всё будет хорошо, — утешала бабушка Варю.

— А папе писала — не отдашь! — сквозь слёзы еле выговаривала Варя.

— «Писала, писала»! А папа что писал? Вот, читай: «Отдай дочку — и не думай. Ей расти. О детях сумеют позаботиться, в этом сомневаться не стоит».

Варя слушала, как бабушка читала строки отцовского письма, и плакала вместе с бабушкой.

Наконец всех ребят собрали и вывели на улицу. Чапурной стоял среди них, как наседка. Помочь ему пришли красногвардейцы из Совета, он их сам об этом попросил:

— Уж вы мне, товарищи, помогите! А то бабы плакать будут — что мне тогда делать?

Как не помочь! Явились точно в назначенный час. Но дело оказалось нелёгким. Попробуй уйми ребят, когда они первый раз от матерей уходят!

И солдаты в шинелях неловко топтались среди малышей, как великаны, стараясь их занять кто как умеет.

— Глянь-ка, глянь — во какая диковина! — говорил один, показывая ребятам на раскрытой шершавой ладони лёгкие звёздочки снежинок.