Цирк приехал! - Аронов Александр

— А Марат умер совсем и не в постели, а в ванной. Его зарезала роялистка Шарлотта Кордэ, — раздавался за стенкой все тот же голос.

— Так надо им сказать, чтобы его в ванну переложили…

— Ребята, сюда! — крикнул кто-то очень знакомый. «Это Нина», — узнал Сандро.

Он подошел к стенке и, прильнув к дырке в брезенте, совсем близко увидел Нину, Борьку и Павлика. К ним через толпу протискивались вожатый, Влас, Римма и другие ребята.

— Ну, что будем делать? — спросил Влас.

— С чем? — спросил Борька.

— Ни с чем, а с кем. С Сандро.

Сандро инстинктивно отпрянул от глазка и затаил дыхание. Тишину нарушил Борька:

— Надо точно узнать, когда он в школу придет, и перед самым его приходом написать на доске: «Да, Сандро, мы все повидлы дешевые!» И мы должны под надписью стоять…

— И на колени перед ним упасть! — предложила Римма.

Влас рассердился:

— Надо хорошую палку найти, и пусть он нас всех хоть по разу ударит. А меня больше всех! И его вот, Ромку.

— А что? — вздохнул Ромка. — Если надо, пусть лупит…

Сандро поморщился. Он вспомнил о «темной», о песне про «карапета» и почувствовал, что дрожит от гнева. Голова закружилась так, что Сандро покачнулся и сел на ящик. «Никогда не прощу!»

Глава двенадцатая

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ОКОНЧЕНО…

Борьке стало страшно, когда, вернувшись из паноптикума, он увидел в центре арены черную могилу.

У её края валялись лопаты, ломы, молотки, гвозди и стоял гроб.

Шпрех объявил:

— Сейчас всемирно известный итальянский силач, атлет и гладиатор Вонави исполнит смертельный трюк «живой мертвец». Номер сопряжен с большим риском для жизни исполнителя, поэтому дирекция цирка просит всех слабонервных удалиться! Вонави ляжет в гроб, который будет заколочен, опущен в глубокую могилу и зарыт. Богатырь пролежит под землей без воздуха свыше часа!

По рядам прошло волнение.

— После того как знаменитый гладиатор будет закопан, — продолжал шпрех, — на манеже обычным порядком пойдет второе отделение программы. После её окончания гроб будет отрыт. В третьем отделении артист продемонстрирует свою богатырскую силу: забьет кулаком гвозди в доску, выдернет их зубами, разогнет подковы, выжмет штанги и покажет ещё множество силовых трюков. В финале выступления, по желанию уважаемой публики, он либо сломает телеграфный столб, либо согнет трамвайную рельсу, держа на себе при этом двадцать человек!

Цирк ахнул.

— Мне страшно, Ванечка, я лучше уйду, — испуганно прошептала супруга похоронных дел мастера.

— Не бойся. Все это липа, фокусы. Двойное дно. Гири внутри пустые. А в гробу будет дышать через трубку.

— Вы уверены, что через трубку? — спросил отец Ромки Смыкунова.

— Точно! Без липы даже этот бык не выдержит. Я с ним знаком. Он у меня гроб заказывал! Хоть и здоров, верно, а не выдержит.

— Выдержит! Спорим? — И Ромкин отец назначил цену.

— Согласен! — ответил гробовщик.

— А я разобью! — азартно предложил Ромка. Сделка состоялась.

Дядя Проня и Сандро стояли возле выхода на манеж.

— Не надо долго лежать, да? Что с тобой в прошлый раз было… Помнишь, да? Полчаса хватит, — умоляюще сказал Сандро.

— Полчаса не годится, Шурка. Сам понимаешь. Успеха не будет — прогорим. Все от премьеры зависит…

— А я в гроб свет провел, — улыбнулся Сандро. — У дяди Донат ещё батарейка брал. Старый батарейка, но ничего — «гном» называется. Со светом тебе веселее будет…

— Ай да молодец! Спасибо тебе.

— Итак, — торжественно объявил шпрех, — вызываю на манеж чудо-богатыря, атлета и гладиатора, известного на весь мир итальянского артиста Вонави!

Оркестранты дунули в трубы.

— Ну, ни пух ни перо… — прошептал мальчик и прижался щекой к черному полутрико.

— К черту! — Дядя Проня крепко обнял Сандро. На глазах Сандро блеснули слезы.

— Что ты волнуешься, дурачок? В первый раз, что ли?

— Ну, не больше часа, ладно? Не больше часа!

— Постараюсь!

Великан легонько оттолкнул мальчика, перекрестился и только хотел распахнуть занавес, как к нему подошел Глеб Андреевич и что-то шепнул на ухо.

— Ладно уж… — буркнул дядя Проня и вышел на манеж.

Грудь богатыря опоясывала красная муаровая лента, на которой сверкали многочисленные медали и бляхи. Раздалась громкая барабанная дробь. Цирк встретил артиста громом аплодисментов. По рядам прошел гул одобрения.

— Ну и здоров…

Дядя Проня был бледен, но приветливо улыбался. Барабанная дробь оборвалась.

— Вам ничего не хочется сказать зрителям на прощанье? — бойко спросил шпрех.

— Нет.

Шпрех поднял руку.

— Обратите внимание на лампочку, лежащую на барьере! Она соединена с гробом. Если итальянцу станет плохо, он три раза подряд нажмет кнопку, лампочка загорится, и гроб будет по его требованию вырыт. Примерно через каждые десять — пятнадцать минут артист будет подавать сигнал «жив», мигая лампочкой один раз. Значит, запомните: один раз «жив», три — «выкапывайте»! Желающих удостовериться в том, что могила настоящая и не содержит никаких секретов, а также желающих собственноручно закопать гроб, попрошу сюда!

Толпа любопытных выбежала на манеж.

Дядя Проня снял с себя ленту с медалями, поцеловал её, бережно положил на барьер, обнялся на прощание со шпрехом, послал привет зрителям и лег в гроб.

В мертвой тишине стучали молотки, в мертвой тишине гроб на полотенцах опустили в могилу.

В гробу пахло свежей сосной, скипидаром и вонючим до тошноты клеем. Артист лежал с открытыми глазами. Он почувствовал, когда гроб коснулся земли.

«Опять неровную яму выкопали, — с недовольством подумал дядя Проня. — Ноги выше головы лежат… Сколько раз просил, чтобы поаккуратней рыли… Теперь все тело затечет».

Оркестр нестройно заиграл вальс.

«„На сопках Маньчжурии“, — узнал дядя Проня. — До чего фальшивят…»

Могилу начали закапывать.

Трах… Трах… Трах… — стукались о гроб комья земли.

«Человек пять стараются…» — представил себе великан.

Трах… Трах… Трах…

«А Шурка молодец! Свет провел. Как я раньше до этого не додумался. И верно, веселее так лежать. И часы можно было бы приспособить к крышке. Если ещё когда-нибудь „мертвеца“ работать буду, обязательно приспособлю часы. Чтобы время не угадывать, а точно знать. До чего лукавый старичок нарисован на батарейке. Верно, что гном…»

Трах… Трах… Трах…

Запах вонючего клея и скипидара бил в нос. «Сейчас глаза заслезятся», — с недовольством подумал дядя Проня.

Лежать было неудобно. Голова сползала вниз. Великан приподнялся и передвинулся. Тошнотворный клей пах тухлой рыбой. Глаза разъедало.

«Не просох ещё как следует. Вся обивка сырая, как низ, и такая же холодная…» Дядя Проня поежился, хотел было ощупать стенки гроба и даже приподнял руку, но тут же в страхе отдернул её назад. «Что я делаю? Разве можно столько двигаться, так силы расходовать?» Он расслабил мышцы и замер.

Трах… Трах… Трах…

Удары стали глуше, музыка тише. Ещё тише, ещё…

«Скоро совсем ничего не будет слышно. Совсем ничего… — подумал великан и пододвинул поближе звоночную кнопку. — Надо, чтобы все время под рукой была».

Могилу посыпали тонким слоем свежих опилок и разровняли граблями.

Гном в красном колпаке лукаво глядел на дядю Проню. Хотелось чихнуть. Богатырь попробовал удержаться, но не смог. «Будьте здоровеньки, Прохор Васильевич», — сказал он про себя и улыбнулся.

Лилипуты вывели на манеж дрессированных собачек.

— Это просто умора! — весело сказал гробовщик супруге, увидев, как один из фокстерьеров, подняв заднюю лапку, помочился на могилу.

«А Глеб Андреевич все-таки скотина, — думал артист, — шепнул на прощанье, чтоб я больше часа постарался пролежать. Легко сказать… Сам бы попробовал, каково тут. И пяти минут не выдержал бы. Откуда ему знать секрет дыхания? Да и не только в секрете дело. Хуже всего, что один лежишь. Минуты годами тянутся. Ну ладно… Пролежу подольше, раз нужно».