Елены Петровны не было долго. На звонки из школы отвечали сдержанно: «Опасность миновала, но с постели вставать нельзя. Придётся полежать». Придётся полежать!.. Да сколько же ещё придётся лежать ей?
Шестой класс казался сиротой в школе. Вера Ивановна не могла заменить Елену Петровну – у неё был свой класс, пятый «А», и она не знала как следует девочек шестого, ей не хватало времени узнать получше каждую из них. А уж если говорить правду, то и особого желания не было. У неё есть свой пятый – и хватит с неё. А с шестым – как-нибудь. Ведь она же тут временно.
Девочки видели это и понимали. И тоже так думали: это временно, Вера Ивановна от них всё-таки уйдёт. И если бы эта холодная, уверенная в себе Вера Ивановна знала, как они ждут не дождутся этого дня!
Если бы она знала это, она бы очень удивилась и огорчилась. Почему так? Разве она к кому-нибудь несправедлива? Разве она обидела кого-нибудь? Разве она отступает от правил школы? И никак бы она не могла понять, что для всех детей – и маленьких и больших – важно не только, чтобы с ними были справедливы и не отступали от правил, но и чтобы интересовались их жизнью, радовались их радостям, сочувствовали горестям, а проще всего сказать – чтобы их любили!
Марья Васильевна, понимая это, стала сама то и дело наведываться в шестой класс.
– Что же это у вас стенгазета всё ещё прошлогодняя болтается? – сказала она как-то, остановив Машу Репкину на большой перемене. – Почему же так?
Маша покраснела, оглянулась на Шуру Зыбину, которая стояла рядом, на Олю Сизову… Те молчали.
– Потому что Катя Цветкова – она редактор – то приходит в класс, то не приходит. Она болеет. И заметок мало. А потом, Зина Стрешнева никак не может заголовок нарисовать – ей некогда… Вот и газеты нет.
– Эх, вы! – Марья Васильевна покачала головой. – Значит, у вас дело на Кате да на Зине повисло? А помощники где же? Редколлегия? Актив?..
Замечание Марьи Васильевны было как искра, брошенная в костёр. Машу окружили девочки из шестого, пошли разговоры, расспросы. Тут же решили, что если Катя болеет, то член редколлегии Шура Зыбина заменит её, а заголовок нарисуют Оля Сизова и Мотя Щеглова – они тоже неплохие рисовальщицы.
Мимо прошла Вера Ивановна, молча посмотрела на эту кучку шестиклассниц, громко щебечущих о чём-то, и вернулась:
– Что случилось, девочки?
– Мы хотим выпустить новую стенгазету, – ответила ей Маша.
Вера Ивановна кивнула головой:
– Конечно, конечно. И давно бы надо! – и пошла дальше.
А девочки тотчас забыли о ней, продолжая обсуждать свою будущую газету.
Как-то заговорила Марья Васильевна и с Зиной Стрешневой. Увидев её в коридоре, Марья Васильевна подошла к ней:
– Зина, как ты поживаешь? Как у тебя дома, девочка? Как ты справляешься?
– Ничего, – застенчиво ответила Зина.
– Ты почему такая бледная? Устаёшь, наверно? А девочки помогают тебе?
Заботливый голос Марьи Васильевны, теплота её глаз, нежное прикосновение руки – всё это взволновало Зину.
«Я очень устала, – хотела ответить Зина, – очень я устала! Девочки ходят ко мне редко, часто ходит только одна Фатьма… Она помогает мне, но мы ничего не успеваем. И уроки делать я не успеваю тоже…»
Так бы она хотела ответить. Но вместо этого опустила глаза и промолчала. Если девочки услышат, что она жалуется, – хорошо ли это будет? Если Марья Васильевна узнает, что девочки почти перестали помогать Зине, то не будет ли неприятностей её подругам? А неприятностей Зина им не хотела – они тогда были добры к ней, они много заботились о ней, много помогали… И Зина ответила:
– Нет, ничего. Я справляюсь… И Фатьма приходит.
Но Марья Васильевна, внимательно глядя ей в глаза, покачала головой. Нет-нет, не так благополучно у этой девочки, как она говорит! Может быть, Елене Петровне сказала бы всё, как есть, а ей, директору, сказать стесняется.
Не откладывая дела, Марья Васильевна вызвала к себе Веру Ивановну.
Вера Ивановна вошла к ней с толстой тетрадкой в руках.
– Мои наблюдения, – сказала она Марье Васильевне, – когда-нибудь пригодятся молодым учителям. Это о девочках шестого класса.
– Можно?
Марья Васильевна раскрыла тетрадь Веры Ивановны. «Сима Агатова слишком много и громко смеётся – это изобличает легкомыслие характера. Она председатель совета отряда – это ошибка. Председателем должна быть Алла Сергеева, она скромна, тиха и умеет вести себя прилично…»
– Алла ленивая! – заметила Марья Васильевна, прочитав эти строчки. – Она вялая, безынициативная. А разве председателю совета отряда надо непременно быть тихим? Разве в этом главное качество пионера? Да с Аллой весь отряд просто заснёт!
– Я думаю иначе, – возразила Вера Ивановна.
«…Благородная девочка Тамара Белокурова. Недавно она сказала: «Перед лицом друзей моих обещаю, что выставка нашего класса будет самая лучшая в школе!» Такие слова может произнести только человек с высокой душой…»
– Такие слова может произносить и пустой, самонадеянный человек тоже, – сказала Марья Васильевна.
Вера Ивановна взяла тетрадь из её рук:
– У нас разные взгляды.
Марья Васильевна пожала плечами:
– Возможно. Только, пожалуй, я этих девочек знаю лучше… Но я вас попросила вот зачем. Там у вас – Зина Стрешнева. Сирота. У неё недавно умерла мать.
– Знаю, – сказала Вера Ивановна. – Так что же?
– Так вот: что-то очень плохой вид у неё. Боюсь, что трудно ей приходится. Надо бы проследить, помогают ли ей пионерки. Ведь девочек много. Если забежит одна, другая – Зине будет гораздо легче. В таком случае, как у Зины, нельзя ограничиться, так сказать, «кампанией», тут всё время надо помнить о ней, поддерживать…
Марья Васильевна подняла глаза и встретила холодный взгляд Веры Ивановны.
– Я поговорю с ней. Но, – круглые брови Веры Ивановны поднялись к самым волосам, – у меня метод воспитания другой. Я считаю, что не надо расслаблять человека всякой помощью и поддержкой, а надо закалять его. Пионер должен быть сильным и закалённым.
Марья Васильевна мягко остановила её:
– У всякого свой метод воспитания. У вас – свой. У меня – свой. А так как руковожу школой я, то давайте применять мой метод. Хорошо?
