Мама - Артюхова Нина Михайловна

Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51

— Отец, кажется, уже пришел с работы, а Володи нет, он у бабушки.

Уже в дверях Светлана пообещала зайти как-нибудь еще.

Толя тревожно спросил:

— Когда?

Светлана не уточнила.

Как будет удивлена Толина мама, вернувшись домой! Отца у Толи нет — этот мальчик из поколения осиротевших. Нелегко воспитывать одной такого сорванца.

Шибаевых, отца и мать, Светлана застала за ужином. На клеенке мрачноватых серых тонов — две тарелки, две вилки, рюмка, и на длинном узеньком блюде — симметрично распластанная селедка со взглядом, устремленным в потолок.

Володина мать предложила поужинать вместе с ними. Светлана отказалась.

Шибаева унесла свою тарелку в кухню, ступая прямыми, как будто деревянными ногами по чисто вымытому, ненатертому паркету. Ничего мягкого, закругленного в ее фигуре. В особенности это стало заметно, когда она повернулась спиной и лопатки задвигались под вязаной кофтой, как части какого-то деревянного механизма.

Володин отец продолжал жевать, положив по обе стороны тарелки выступающие из рукавов пиджака тяжелые руки, узкие в запястье, широкие в кисти.

— Я даже рада, что Володи нет дома, — начала Светлана. — Мне хотелось поговорить с вами о мальчике. К сожалению, вы не были на родительском собрании, но вы, конечно, видели Володин табель и знаете, что у него четверка по поведению.

Шибаев кивнул головой, продолжая медленно двигать челюстями.

— Не беспокойтесь. В тот же день, как Владимир табель принес, я его поучил. Теперь будет умный.

— Вы сами с ним занимаетесь? — не поняла Светлана. — Помогаете учить уроки?

Володин отец усмехнулся:

— Ученье мое короткое — снял ремень да и отодрал как сидорову козу.

Светлана, задохнувшись от ужаса, все еще не совсем понимая, молча смотрела на огромные руки, на медленно жующие челюсти.

С тринадцати лет она жила в детском доме, где самым тяжелым наказанием был разговор в кабинете директора и сознание того, что Наталья Николаевна тобой недовольна. Еще раньше, бесконечно давно, еще до войны, мама говорила иногда: «Посиди и подумай». Конечно, в особенности когда жила в деревне, приходилось видеть, как под горячую руку шлепала измученная домашними заботами мать озорного малыша по мягким частям…

Но ведь это же совсем другое!

Она смотрела на руки Шибаева… Он это сделал в тот день, когда Володя принес табель. Как раз перед праздниками и потом, в начале четверти, Володя был какой-то подавленно тихий, и Светлана самодовольно решила: дошло, задумался… О, как это отвратительно!

Она встала, резко отодвинув стул:

— Послушайте! Вы знаете, что сказал один раз Чехов в минуту откровенности? Что он никогда, слышите — никогда не мог простить своему отцу, что тот порол его в детстве!

Шибаев смотрел на нее удивленно.

— Вы только подумайте… вырастет ваш мальчик… может быть, вас уже в живых не будет, а он будет помнить… и не простит. Все можно простить… насилие и унижение простить нельзя!

Она сама чувствовала себя униженной. Ей казалось, что ее заставили принять участие в этом насилии. Неужели права была Ирина Петровна, когда говорила: «Погодите, не торопитесь снижать отметку по дисциплине!» Знала она что-нибудь про эту семью?

Светлана метнулась в переднюю.

Володина мать вышла вслед за ней.

— Вы напрасно так волнуетесь, — сказала она. — Тонким ремнем…

Светлана закрыла руками лицо и, не застегнув шубы, не попрощавшись, выбежала на площадку лестницы. Быстро спустилась на первый этаж… Нет, так нельзя. В этом доме в каждой квартире могут быть ученики из ее школы. Приостановившись, она запахнула шубу.

До двери оставалось всего несколько ступенек, и, когда Светлана шагнула на первую из них, кто-то вошел в парадную дверь.

В полумраке Светлана увидела худого, узкоплечего мальчика. Он шел сутулясь, и слишком длинные руки торчали из рукавов слишком короткого пальто. Володя Шибаев не торопился возвращаться домой. Сделав два шага по лестнице, он вдруг поднял голову и встретился глазами со Светланой. Ей показалось, что их взгляды зацепились друг за друга.

Бывает вот так. В дверях дома или на улице идет человек навстречу, и вдруг мелькнет что-то в глазах… Шагнешь вправо, уступая ему дорогу, — и он туда же шагнул. Шагнешь влево — и опять столкнулись… А потом уже оба знают: куда бы ни двинуться, все будет невпопад — не разойтись!

Володя прижался к стене, пропуская учительницу, и Светлана отступила туда же. Потом обоих, как привязанных к гигантскому маятнику, качнуло в другую сторону… и еще раз…

Наконец Светлана заставила себя, не двигаясь, стоять на месте. Володя прошмыгнул вверх… Светлана бросилась к двери.

И все это молча… ни одного слова друг другу не сказали… А что можно было сказать?.. «Добрый вечер, Володя, я была сейчас у твоего папы…» Он и сам это понял. Что он мог подумать? Учительница приходила жаловаться на него отцу?..

Морозный ветер дул в лицо. Хорошо плакать на улице вечером, зимой, когда можно половину лица закрыть меховым воротником — и никто ничего не заметит!

Поскрипывал снег под ногами. Почему-то все под горку, под горку идет улица… Откуда здесь такая гора?

Светлана свернула в узкий переулок — и вдруг очутилась на пустыре. Здесь даже тропинки никакой не было. Белым горбом поднимался невысокий холм с торчащими из-под снега жесткими голыми ветками. А за холмом — крутой обрыв и река внизу.

Почему река? Светлана не сразу сообразила, что, выйдя из дома, повернула не назад, в сторону площади, а пошла по улице дальше — и вот дошла до самого конца.

Очень не хотелось возвращаться той же дорогой… Может быть, удастся пройти дворами, вдоль реки?

Слева — высокие дома с ярко освещенными окнами. Справа — непонятное нагромождение сараев, унылых серых заборов, какие-то складские помещения…

Зачерпывая ботами колючий, холодный снег, Светлана прошла мимо толстостенной кирпичной коробки с широкой дверью, над которой сохранилась полустертая надпись, всего несколько букв. Две буквы совсем какие-то странные…

Ах да, ведь это же ять и твердый знак!

Далекое прошлое подкралось сзади к новым светлым домам, вросло в землю и не хочет отступать…

Темная арка ворот. Маленький пустой двор. Еще ворота…

И вот опять знакомая улица. Ярко горят фонари… И люди идут навстречу.

Пониже надвинуть на глаза меховую шапочку, повыше поднять воротник… Домой, скорей бы добраться до дома!..

Сунув ключ в замочную скважину, Светлана сейчас же услышала шаги в передней.

Дверь открылась ей навстречу. Костя тревожно спросил:

— Ты что так поздно?.. Светланка, да что случилось, что с тобой?

Он обнял Светлану и торопливо увел в комнату, чтобы не увидел кто-нибудь ее заплаканное лицо.

И так приятно было опереться на сильную, твердую руку, прижаться щекой к твердому плечу.

IV

Самое трудное было заставить себя на следующее утро войти в класс. Собиралась в числе других ребят спросить и Володю Шибаева.

Смалодушничала и не вызвала его к доске.

А Володя на уроках вел себя вызывающе. Куда девалась его подавленная, молчаливая покорность! Он как будто хотел сказать учительнице: прибегала к отцу, нажаловалась, так вот же тебе — не боюсь!

А у Светланы не было привычной веры в свою силу: «Мой верх!» Нет, с Володей Шибаевым так не получалось.

После второго урока она готова была отозвать Володю в учительскую и сказать ему: «Володя, слушай, я не беру у тебя дневник и не вписываю туда замечания, потому что знаю — отец накажет тебя, а я этого не хочу!»

Нет, так нельзя. Не горячиться, больше хладнокровия. Вместо Володи она позвала в учительскую Толю Якушева, попросила помочь ей отнести карты.

— Странный мальчик Володя Шибаев, — сказала она. — Ты с ним дружишь. Не знаешь, почему он такой?

— Какой — такой? — дипломатично переспросил Толя.

— Да как-то непонятно, что он любит, чем интересуется. И почему иногда так плохо ведет себя на уроках. Ну вот ты, например, болтаешь или не слушаешься — это понятно: просто не владеешь собой, не можешь взять себя в руки. А у Володи, наоборот, есть сила воли. Он может быть очень внимательным, если захочет, может хорошо учиться… А иногда — вот, например, сегодня — прямо будто назло все делает.

Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51