Дом на горе - Мусатов Алексей Иванович

В этот же вечер Галина Никитична сказала матери, что ребята приглашают её в школу на «картофельную конференцию».

— Меня? — удивилась Анна Денисовна. — Чего это им вздумалось?

— Интересуются школьники… Какой бы год ни был — сухой или ненастный, — а ты всегда с урожаем. Почему так? Вот и побеседуй с ребятами.

— Не иначе и тебя в наставницы записали! — развеселился Никита Кузьмич, недавно вернувшийся с курсов. — Оскудели, видно, учителя наши. Нет, чтобы волшебные картинки показать или про заморские страны побеседовать, так они про картошку толкуют.

— Вот и правильно, что толкуют, — возразила Анна Денисовна. — На земле живём, земля всех нас кормит-поит, а мы ещё земли чураться будем? Куда это годится!

— Так что же ребятам передать? — спросила дочь.

— Коль школьники интерес имеют, приду! Поделюсь, чем богата.

— На беседу-то как, по билетам пускать будут? Так ты и нам с Витей по знакомству парочку оставь. — И отец лукаво подморгнул сыну.

Но Витя шутку отца не поддержал и отвёл глаза в сторону.

Всю неделю Анна Денисовна была занята хлопотами по хозяйству и совсем почти забыла о том, что её приглашали в школу.

Но в воскресенье утром к Кораблёвым нагрянули школьники.

Растерявшаяся Анна Денисовна засуетилась, забегала. Наконец она переоделась и, наказав Никите Кузьмичу присмотреть за печкой, направилась в сопровождении ребят к школе.

Витя с недоумением посмотрел на сестру:

— Зачем маму в школу приглашают?

— А вот пойдём послушаем, — сказала Галина Никитична. — Может, что и поймём.

В школе Анну Кораблёву ждал полный зал учащихся. На столе высилась горка розового картофеля; на стенах висели таблицы и диаграммы, повествующие об успехах Анны Денисовны.

Стиснув попавшийся под руку клубень, Костя Ручьёв открыл «картофельную конференцию». Он объявил, что к ним в гости пришла первая картофелеводка в колхозе, Анна Денисовна Кораблёва.

Зал поднялся и дружно захлопал в ладоши.

Анна Денисовна смущённо оглядела школьников, диаграммы на стенах, потом подошла к столу и потрогала клубни картофеля.

— А ведь мои клубни-то, мои… Ишь, куда забрались! — шепнула она, и на глазах её заблестели слёзы.

— Тётенька Анна, что вы? — кинулись к ней девочки.

Анна Денисовна быстро смахнула уголком платка слёзы.

— Так, вспомнилось всякое… — Она кивнула на таблицы и диаграммы: — Вы тут всё расписали: сколько Анна Денисовна картошки вырастила, сколько трудодней заработала, а вот сколько горя она хлебнула, как её жизнь кидала да метала — того и не знаете.

— А вы расскажите! — попросила Варя.

— Вот и расскажу.

Анна Денисовна отмахнулась от Кости, тянувшего её за председательский стол, села рядом со школьниками, спросила, как им тут живётся, молодым да весёлым, потом как-то незаметно перешла на рассказ про былое:

— Смотрю на вас, молодые, и радуюсь. Про рожь-пшеничку речь ведёте, про картошку, к земле, как к родной матушке, тянетесь… А я эту землицу в ваши-то годы за мачеху-злыдню почитала и кляла и бранила на чём свет стоит.

Отдали меня родители с малых лет к кулаку-толстосуму в батрачки за старые неоплатные долги. Утром ещё петухи не поют, а меня уже будят: «Вставай, Нюшка, на полосу пора!» Ну, и жнёшь чужой хлеб от зари до зари. Спина болит, жнивьё босые ноги колет, пить охота, солнышко тебе в затылок словно гвозди вбивает… А то ещё палец второпях серпом порежешь. И только последний сноп снят, а хозяин торопит молотьбу начинать: «Шевелись, поворачивайся, босая команда!» И возишь снопы день и ночь к риге, молотишь их. А потом зерно надо провеять, солому в стог сметать, мякину убрать, гумно подмести.

Только с рожью управишься, а там овсы поспели, потом картошку время копать. Так и маешься без сна, без продыха месяц за месяцем, пополняешь хозяйские закрома да амбары. Все жилочки стонут, все косточки болят. И что, думаешь, за прорва уродилась на этой земле, зачем столько добра одному человеку?.. А зимой опять радости мало: какие девчонки в школу ходят, а я чужих свиней откармливаю. Прибежишь домой на часок, поплачешь с горя вместе с матерью, да и опять на хозяйский двор… Вот так люди жили когда-то…

А сейчас, ребята! Разве кто из вас задумывается о куске хлеба? Земля отцам и матерям вашим на веки вечные дадена. Раскинулось среди полей привольное село Высоково, артельное наше хозяйство. Избы под железом, хлеб в закромах, на дворах коровы-удойницы, в поле машины-помощницы, свет новый в окнах. И всё это для вашего счастья, ребята, чтобы вы жили, радовались да набирались ума-разума!..

Прижавшись к двери, Витя не сводил с матери глаз. В зале стояла тишина — Анну Денисовну никто не перебивал, словно она рассказывала редкостную сказку. Только по временам ребята поглядывали на окна. И хотя за окнами всё было бело от снега и через поле мела позёмка, но всем казалось, что земля выглядит по-весеннему красивой, молодой и радостной.

— Ах я, старая, наговорила с три короба! — вдруг спохватилась Кораблёва. — Чего же вы не уймёте меня?

— Зачем же, Анна Денисовна? — сказал Фёдор Семёнович. — Очень вы хорошо говорите. Продолжайте…

— Нет уж, раз вы к картошке интерес имеете, так спрашивайте, — потребовала Анна Денисовна.

И началась деловая беседа.

Вите было удивительно, что о колхозной земле, по которой он привычно ходил каждый день, можно было рассказывать с такой нежностью и любовью. А ещё более удивительным казалось то, что об этом говорила его мать, к которой он уже давно привык относиться чуть покровительственно и снисходительно.

Опустив голову, плотно сжав губы, Витя стоял у двери, и ему всё мерещилось, что ребята осуждающе посматривают на него и вот-вот спросят: «А ты почему, Кораблёв, скрывал, что у тебя мать такая?»

Но никто его ни о чём не спрашивал.

Анна Денисовна беседовала со школьниками до полудня. Потом ребята о чём-то пошептались между собой, и Митя Епифанцев исчез из зала.

Костя потребовал, чтобы все сели, и от имени школьников поблагодарил Анну Денисовну за интересную беседу. Затем дверь распахнулась, и Митя, держа на вытянутых руках, как хлеб-соль, огромный пятнистый арбуз — один из последних в юннатских запасах, — поднёс его Витиной матери.

— Не возьму, не просите! Как вам не жалко такое чудо! — замахала она руками. — Да мне его и не донести.

— А мы его вам на дом доставим, — сказала Варя.

И большая компания учеников направилась провожать Анну Денисовну.

Витя поплёлся позади всех.

Когда он вошёл в дом, мать сидела у стола и держала арбуз на коленях. Глаза её улыбались. Заметив сына, она смущённо поднялась и убрала арбуз в шкаф, за стеклянную дверь, где красовалась чайная посуда.

— Добрая память… Поберегу! — и обернулась к Вите: — Ну как, сынок, очень я ребятам наскучила?

— Да нет… тебя хорошо слушали. — Витя посмотрел на мать — лицо её казалось помолодевшим. — Ты бы и мне рассказала…

— Сказку, что ли? Не охотник ведь ты до них.

— Нет… ты про жизнь, про себя, — тихо сказал Витя.

Глава 25. «СУБИН ФАТОВ»

В субботу вечером Костя, по обыкновению, забежал в правление колхоза: а вдруг есть какие-нибудь новости?

Счетовод Великанов только что принял загадочную телефонограмму и вручил её Сергею.

— «Прибыл Субин Фатов. Срочно отгружайте, шлите подводы», — прочёл председатель и с недоумением посмотрел на бригадиров. — Кто такой Субин Фатов?

— Возможно, уполномоченный из района или от газеты кто? — высказал своё предположение счетовод.

— Так зачем же ему подводы? — удивился Сергей.

— Да это же суперфосфат прибыл, минеральные удобрения! — захохотала Марина, вглядевшись в телефонограмму.

Сергей сконфуженно покосился на счетовода:

— Что же ты, Антон? Иль уши заложило?

— Скажи на милость! — Счетовод развёл руками. — Семь раз переспрашивал, по буквам принимал.

Сергей поручил бригадирам завтра же выехать за удобрением.