Ливень - Дьяконов Юрий Александрович

Сергей вскинул горн:

— Та-а-а… та, та, та… та-а-а… та-а-а… — на одной ноте играл Сергей: тире, точка, точка, точка, тире, тире…

Горн кричал так, что у всех звенело в ушах. Дважды повторил Сергей весь текст. Вскоре из-за поворота донесся ответ: «Держитесь тчк Четырнадцать ноль ноль взорвем завал тчк Взрывы малые тчк Последствий не ожидается тчк Сообщите фамилии детей тчк Петров».

— Ох ты! Сам начальник дороги припожаловал! — обрадовался комиссар. — Теперь дела пойдут. Он у нас в гражданскую дивизией командовал…

В два часа дня в ущелье загрохотали взрывы. Сверху сорвались камни, забарабанили по крышам вагонов, поднимая фонтаны брызг, скрылись в воде. Все обошлось благополучно.

— Смотрите! Смотрите! Плывет! — закричал глазастый Вовка.

И правда. Большая доска, что полдня плавала, приткнувшись к тендеру, начала медленно разворачиваться, двинулась вперед, проплыла мимо паровоза и скрылась за поворотом ущелья. В том же направлении поплыли щепки, клочки сена, вырванные кусты.

Взрывы сделали свое дело. Вода начала заметно спадать.

— Смотрите, Дмитрий Иванович, на ту скалу… Да нет, не так. Подойдите к самой арке туннеля и пригнитесь или лучше сядьте, — волнуясь, говорил Сергей.

Комиссар посмотрел и сперва ничего не увидел. Потом послушно сел на крышу вагона, свесив ноги…

Там, вдалеке, где стоит паровоз, слева, круто уходит вверх темно-серая с желтыми прослойками скала. На верху ее, над самым обрывом, растут большие деревья и кусты. Скала как скала, только чуть выдалась уступом вперед.

Но когда комиссар сел и снова глянул — мурашки побежали по спине… Будто исполинский топор опустился вниз и отрубил, как щепку от старого пня, громадный выступ скалы вместе с деревьями и густыми кустами. В прорубленной щели виднелась узкая полоска хмурого неба… скала вдруг дрогнула… качнулась вперед… Пот бисеринками выступил на лбу комиссара. Он схватился руками за крышу вагона: нет, не скала, это он сам качнулся…

Но все равно: сколько она простоит? Может, рухнет сейчас… может, ночью… тысячетонная громада камня обрушится на паровоз. А там люди… Нужно срочно что-то предпринять. И главное — чтобы не было паники. Чтобы об этом не знал никто, кроме него… и Сережки.

Он глянул прямо в серые серьезные глаза горниста:

— Молодец, Серега, что меня одного позвал. Смотри — никому!.. И улыбайся на всю катушку. Понял? Это приказ.

Спускаясь на тендер вслед за Сережкой, комиссар скомандовал весело:

— Кончай перекур, ребята! Вы тут, гляжу, без дела совсем закисли. А ну, Николай, хватай лопату. Разжигай самовар! Чайку горячего хочется… Ты, Семеныч, со мной. Поможешь машину осмотреть. Ты, Сергей, с Вовкой помогите Николаю, подгребите уголь с тендера. А ты, Антон, — сказал он красноармейцу, — иди, позови Гордея. Хватит ему с коровами возиться.

Все принялись за дело…

Как только давление пара в котле достигло нормального, комиссар приказал:

— На паровозе остаюсь я и Семеныч. Остальные — марш вперед! Захватите ломы и лопаты. Приказываю расчистить путь аж вон до того камня. Нечего ждать, пока к нам на помощь придут! Мы и сами к ним подвинемся. Да и ночью в тепле спать будем…

Вода уже только чуть-чуть прикрывала рельсы. Но если не попадешь ногой на шпалу — провалишься по колено, а если шагнешь вбок — искупаешься по пояс.

Гордей на руках отнес Вовку до большущей глыбы, неизвестно когда упавшей на рельсы метрах в ста перед паровозом, и поставил его наверх.

— А что я тут делать буду? Я с вами хочу работать, — закапризничал Вовка. Но Сергей быстро его успокоил:

— Чудак-человек! Это же самое ответственное дело. Будешь сигнальщиком и впередсмотрящим, как на корабле. Вот тебе мой горн. Следи за паровозом и за поворотом ущелья. Если что — загудишь! Понял?

— А что — если что? — шепотом тревожно спросил Вовка.

Но Сергей не стал распространяться:

— Сам знаешь! Не маленький!.. Смотри не прозевай!

И Вовка приступил к выполнению своих нелегких обязанностей. Выпучив от усердия глаза, он смотрел то в сторону паровоза, то, резко повернув голову, смотрел вперед, туда, где ущелье поворачивало вправо… Пока ничего подозрительного не было. Но Вовка крепко сжимал в руках Сережкин горн и был готов в любую минуту выполнить свой долг.

Гордей с Николаем и Сергей с красноармейцем Антоном сантиметр за сантиметром ощупывали рельсы, залитые водой. Лопатами и ломиками расчищали их от камней и земли, проверяли, не размыт ли водой балласт между шпалами.

Когда добрались до глыбы, где дежурил Вовка, все были мокрыми, облеплены грязью до самой макушки и еле держались на ногах от усталости.

Чем дальше от паровоза отходили ремонтники, тем веселее становилось на душе у комиссара. Когда они прошли большую половину пути до глыбы, на которой, как зайчонок на пеньке, торчал Вовка, комиссар вздохнул с облегчением и спросил:

— А что, Семеныч, первая тормозная площадка у нас, кажется, на пятом вагоне?

— Точно, Дмитрий Иванович.

— Давай, Семеныч. Отцепляй! Разорвем состав. — И на недоуменный взгляд старика ответил: — Так надо, Семеныч. Надо…

Когда кондуктор вернулся и доложил, что все в порядке, комиссар, освобождая тормоза, повернул ручку крана машиниста влево и тихонько двинул локомотив вперед. Колеса пробуксовали раз, другой… Видно, на рельсах осела скользкая глина. Потом колеса нашли опору, потянули стальную громаду вперед…

Паровоз заметно кренился то в ту, то в другую сторону: рельсы на размытом водой полотне прогибались, оседали под многотонной тяжестью локомотива… Но комиссар, крепко сцепив зубы, упорно, сантиметр за сантиметром, продвигал паровоз с коротким составом из пяти вагонов все вперед и вперед.

Чуть не коснувшись буферами Вовкиной глыбы, перегородившей дорогу, паровоз остановился и вдруг радостно, победно загудел!..

Пока высушили у горячей топки мокрую одежду и поужинали, наступила ночь.

И опять, как и в прошлую ночь, не спал комиссар. Выходил на тендер. Всматривался в скалы. Да что увидишь в безлунную ночь в глубоком ущелье. Вслушивался, не зашуршат ли струйки щебня — предвестники грозного обвала. Нет. Тихо. Пока… Чувство близкой опасности, знакомое фронтовикам-разведчикам, когда врага не видишь, не слышишь, но ощущаешь его, здесь, рядом, на расстоянии вытянутой руки, охватило комиссара, не давало сомкнуть глаз. Вновь и вновь мысль возвращалась к делам прошедшего дня. Все ли учел? Все ли возможности использовал, чтобы спасти людей, спасти поезд?

Грозный, все нарастающий грохот ударил в уши. Сергея будто пружиной подбросило вверх. Но что-то тяжелое навалилось на него, прижало лицом к полу. Трудно стало дышать. «Обвалилась скала! — мелькнуло в сознании. — А Вовка?! — но под рукой шевельнулось теплое Вовкино плечо. — Жив!»

Грохот обвала бился о стены ущелья, усиленный эхом, молотками гвоздил, по голове, ощущался всем телом…

Сергей попытался подняться на четвереньки. Но тяжесть, придавившая его, шевельнулась и голосом комиссара приказала:

— Лежи! Может, еще не все…

Но это оказалось все. В ущелье постепенно затихло. Только слышалось шуршание сползающих вниз потоков щебня да тревожное ржание лошадей. Тяжелое тело комиссара, прикрывшее Сережку с Вовкой, приподнялось. Оба сразу вскочили на ноги.

— Сережа! Я боюсь! — крикнул Вовка.

Сергей прижал дрожащее тело Вовки к себе и успокаивал:

— Чудак! Самое страшное уже прошло!

— Из будки никому не выходить! — приказал комиссар.

Все молча смотрели в окна. Черное небо над ущельем стало светлеть, наливаться густой синевой. Приближался рассвет…

В ярком утреннем свете с крыши пятого вагона они увидели, что произошло ночью. Гора скальных обломков чуть не с двухэтажный дом высотой перегородила ущелье поперек, похоронив под собой железнодорожное полотно. Серые и желтые каменные глыбы, иные с товарный вагон величиной, громоздились вперемешку с землей, покрытой дерном, россыпями щебня, исковерканными кустами, толстыми стволами деревьев, сломанными, как спички, слепой, неукротимой силой.