Приключения Никтошки (сборник) - Герзон Лёня

– Правдюша нам расскажет и покажет, как из куриц и свиней делается мясо. Кстати! Правдюша, как вы уже, наверно, догадались, всегда говорит и показывает только правду. Он привез с собой все необходимые инструменты. Они там, в машине, – махнула Барвинка рукой. – Кнопочка, попроси, чтобы принесли.

Затем Барвинка повернулась к мясоедам и сказала:

– Поднимите руки те, кому хочется, чтобы Правдюша показал, как делают мясо!

Площадь ответила гробовым молчанием. Никто не проронил ни слова, и даже самые ярые мясоеды перестали жевать. В наступившей тишине послышался чей-то тоненький голосок:– Что, из них прямо сейчас мясо сделают?

Глава двадцать четвертая РАЗРЫВ

Бабаяга не попала на митинг. Она с самого начала не хотела на него идти, потому что не любила большого скопления народу. В ночь накануне они с Кнопочкой ночевали у Барвинки, но спали очень мало. Кнопочка записывала план вывода на сцену животных и кто когда должен выступать. Барвинка писала речь, а потом тренировалась ее произносить перед зеркалом.

– Только посмотрите в глаза этому несчастному цыпленку! – выкрикивала она перед зеркалом так, что Бабаяга каждый раз вздрагивала. – Только посмотрите в глаза!

Легли далеко за полночь, но тут выяснилось, что Барвинка храпит. Кнопочка на это не обратила внимания и мгновенно уснула. А вот Бабаяга обратила и почти всю ночь не сомкнула глаз. Будильник зазвонил, когда было еще темно. Бабаяга с перепугу никак не могла понять, где она находится.

– Карокого чего? Карокого чего? – бормотала она спросонья по-мерюкрякски. – Козерулики?

– Вставать пора, козерулики! – передразнила Барвинка. – На митинг. Бабаяга села на кровати.

– А можно мне не идти? – попросила она. – Я так устала.

Бедная иностранка спала в ночной рубашке Барвинки, которая была ей мала на два размера. У нее болело всё тело.

– Все должны идти, – сказала Барвинка.

– Это ведь другой конец города. Я не дойду.

– На метро поедем.

– А что, в Цветограде уже есть метро? – зевнула Кнопочка, выползая из-под одеяла. – Я думала, оно только в Солнцеграде…

– Что ты, конечно, есть, – сказала Барвинка. – Неделю назад проложили. Кнопочка стала натягивать платье и спросонок застряла в нем.

– То-то я вижу, всё копают да копают, – донеслось из платья. – И возле площади Путешественников, и на улице Хризантем…

Кнопочке казалось, что она делает всё как надо, но на самом деле она пыталась залезть головой в рукав. Вот почему ничего не выходило.

– Эти инженеры из Солнцеграда просто какие-то бестии! – сказала Барвинка, натягивая носок. – Хлебом не корми – дай что-нибудь построить или прокопать. Правда, говорят, в этот раз им Знайкино изобретение помогло.

– Но как они так быстро?

– Я слышала, что Знайка вывел особую породу червей. Каких-то очень жирных.

– При чем тут черви?

– Они всё метро и прокопали.

– Откуда они знали, куда копать? Ай!

Кнопочке надоело в душном платье, и она сделала отчаянную попытку высвободиться. Но коврик, на котором стояла малышка, сдвинулся, и Кнопочка полетела головой в цветочный горшок. А Бабаяга всё никак не могла разомкнуть сонные глаза. Она поползла к Кнопочке на четвереньках, чтобы помочь подруге.

– Больно?

– Угу, – промычала Кнопочка. – И платье землей запачкала. Помогая друг другу, обе подруги наконец встали. Бабаяга вытащила Кнопочку из платья, и та, разозлившись, отшвырнула его в угол. А иностранка, с трудом открыв глаза, стала расплетать свои косы. Она всегда волосы на ночь заплетала, чтобы не спутывались. Уж очень они были длинные и густые – потом не расчешешь.

– Слушай, Баба… Бабаяга, – сказала Барвинка. – Приготовь нам чего-нибудь на завтрак.

Барвинка сильно не выспалась, и эта красотка с бархатными ресницами начинала ее злить. «И как это она делает, что щеки у нее розовые, а губы красные, даже когда только с кровати встанет? Под подушкой, что ли, помаду с румянами прячет?» Но вслух она ничего не сказала – сдержалась.

За окнами еще было совсем темно. Дрожа от холода, Бабаяга стала спускаться по лестнице. Ночью она замерзла, потому что у нее было очень тонкое одеяло. На первом этаже было еще холоднее. Обхватив себя руками за плечи, малышка бегала по кухне, чтобы хоть как-то согреться. А наверху Барвинка с Кнопочкой уже принялись за дело. Барвинка снова стала повторять речь, а Кнопочка позвонила шоферу Торопыге, чтоб ехал за животными, и Правдюше, чтобы гнал коров.

– Только посмотрите ему в глаза! – доносилось сверху.

Наверное, от холода, а может, от того, что ночью совсем не спала, Бабаяга напутала что-то с едой.

– Это что такое?! – закричала Барвинка, вскакивая со стула, когда малышки, умытые и причесанные, сидели на первом этаже в гостиной и ели приготовленную Бабаягой яичницу. – Что это?!

На вилке вызывающе торчал одетый в яичневую юбку кружок копченой колбасы.

– Я… я, – пролепетала иностранка. – В холодильнике…

Но Барвинке, которая заводилась, как говорится, с полоборота, уже нельзя было ничего объяснить. Если бы она была не такая невыспавшаяся, она бы себя, наверное, остановила. Надо ведь вначале во всем разобраться, да и вообще, нельзя, ну нельзя же злиться на малышку только за то, что у нее красивые волосы или глаза! Но Барвинка сегодня с утра плохо соображала. К тому же она как назло взяла и взглянула в эти самые Бабаягины глаза с длинными ресницами. И теперь уже не владела собой. Ей потом было очень стыдно за свой поступок. Барвинка всё никак не могла понять – как она вообще могла такое сделать? Да это не она сама, это ее руки! Как будто их на минуту кто-то одолжил, сделал свое черное дело – её, Барвинкиными, руками – и снова отдал руки ей.

Схватив Бабаягу за рыжие волосы, эти самые руки пригнули ее головой к столу и ткнули лицом в тарелку. И Барвинкин рот словно тоже одолжили – наверно, тот же самый кто-то!

– Я тебе покажу, как нас дурачить! – закричал Барвинкин рот.

Высоко, пронзительно – да разве у Барвинки такой голос? Голос-то явно чужой…

– Выдает себя за вегетарианку! – взвизгивал рот. – А сама – издеваться! Барвинка хоть была маленькая, но очень сильная.

– Погоди, – пробовала остановить подругу Кнопочка, но та разошлась не на шутку.

– Да я же уже целых две недели держусь, мясо не ем! – бушевала она. – И тут эта мне за секудну всё разрушила, всё! Я же сразу не заметила, что она с яичницей натворила! Она же нарочно запекла эту колбасу внутрь, замаскировала. И где она ее только выкопала? Отродясь у меня колбасы не было. Из-за неё я съела мясо бедного… бедного поросенка!

– И жеребенка, наверно, тоже, – подлила масла в огонь Кнопочка. – В колбасу конину добавляют, – сказала она, но тут же подумала: «И зачем я это говорю? Нехорошо как-то. Подруга все-таки».

Вцепившись в длинные густые волосы иностранки, Барвинкины руки мотали ее вправо и влево, стараясь стукнуть головой то об шкаф, то об вешалку, и если бы не Кнопочка, набили бы бедняжке на голове кучу шишек.

– Не надо меня бить! – плакала Бабаяга. – Мне же больно!

– А у меня, может быть, душа болит! – мрачно отвечала Барвинка. – Это намного больнее!

– Подожди! – пыталась вклиниться между ними Кнопочка. – Да отпусти ее!

Она каждый раз вставала между Бабаягой и стенкой или Бабаягой и вешалкой, чтобы иностранка не ударялась головой. Наконец Кнопочке удалось оторвать от нее Барвинку.

– Ну, хватит! Хватит вам, – сказала Кнопочка.

– Правда. Хватит с нее.

Барвинка разжала пальцы, выпустив наконец волосы иностранки. Та откинула их со лба, выпрямилась и посмотрела на своих, теперь уже бывших, подруг. В первую секунду она еще ничего не почувствовала. Только больно было из-за того, что за волосы оттаскали. Но через секунду она уже всё почувствовала. И обиделась. Бабаяга вообще-то по натуре была не обидчивая. И если ее кто-нибудь начинал обижать, до нее долго доходило, что ее хотят обидеть. Но когда доходило…