Когда приходит ответ - Вебер Юрий Германович

Бежит сигнал: «Включить четвертый объект». «Отключить третий», — неправильно понимают реле из-за какого-нибудь случайного контакта.

Ему ли объяснять, чем это пахнет? «Надежность!» — напирал тогда американец. И этот спор заставил его, Мартьянова, очень задуматься.

Нет, наскоком эту релейную мошкару не возьмешь по одним только рекламно-торговым описаниям. Придется, кажется, приняться по-другому. Ведь это, пожалуй, наука — телемеханика с ее устройствами. Новая наука! А главный инженер все чаще донимает:

— Мне кажется, вы впали в сладкий сон над папкой? Второй месяц, если не ошибаюсь. Или заучиваете наизусть, как стихи?

— Новая область, вникнуть требуется… — пробовал защищаться Мартьянов.

— Ну, знаете ли, — обрезал главный инженер, — нам нужен простой технический анализ, а не ваши изыскания или открытия. Извольте помнить…

Мартьянов замолчал, уставившись на блестящую крышку чернильницы. Пусть будет что будет, а он все равно поступит так, как считает действительно нужным.

Бормотание по вечерам за гардеробом усилилось, тревожа родительские сердца. Григорий вступал в разговор с тем, что он считал новой наукой. А науки-то, собственно, никакой еще и не было. Были только какие-то отрывочные сведения, отдельные практические решения и весьма предварительные выводы. Наука телемеханики еще только складывалась по слогам, не пройдя даже стадию первых азбучных истин. Никто не мог еще изложить Мартьянову какие-либо твердые основы и представить их в систематическом виде. Все приходилось собирать самому по кусочкам, по крохам. Где-то появившаяся в журнале статья, где-то беглое упоминание в учебниках на соседние темы.

Он залезал в руководства по железнодорожному транспорту. Ведь именно там, на железных дорогах, вместе с автоматическими стрелками и светофорами появились первые пункты дистанционного управления — диспетчерские службы. Он искал в книгах по телефонии, откуда, собственно, и пошли эти реле.

И все же Мартьянов набрел на кое-какие вехи. Несколько коротких заметок в электротехническом журнале о системах телемеханического действия. Искатели, распределители… И самое интересное, что автор не только разбирал иностранные схемы и предлагал собственные, но и пытался наметить какой-то порядок, классификацию, вывести принципы. «Инж. С. М. Баскин, Харьков» — стояло под заметками. Как видно, автор занимался этим всерьез.

Ох, как нужно было бы перекинуться с ним словом! Поделиться, расспросить… Может быть, человек этот и окажется тем учителем, по которому так тоскует сейчас Григорий. Тоска Души, тоска ума. А что, если написать ему? Существует, мол, такой инженер Мартьянов и он поглощен, мучится теми же вопросами, что и вы, инженер Баскин. А вопросов столько, что не знаешь, с чего начать.

Мартьянов не сразу решился позвонить в редакцию журнала. Но потом, набравшись смелости, взял трубку и, придав своему голосу возможно более внушительный оттенок, продекламировал:

— Говорит представитель Центрэнерго. Нам необходимо узнать адрес автора С. М. Баскина.

— Пожалуйста, — равнодушно ответили там.

«…Я детально изучил Ваши статьи, — писал он. — Конспектировал основные положения… Очень хотелось бы поговорить поподробнее. Если Вы бываете в Москве, прошу известить меня по адресу…»

Он собирался поставить точку и свою роскошную, выработанную долгими упражнениями подпись, но подумал и приписал:

«В Вашей последней схеме, мне кажется, имеется неточность. Второй контакт реле К не может быть в указанном положении, если предшествующее реле еще не сработало. Возможно, это ошибка при вычерчивании или я чего-то не понимаю? Буду благодарен за разъяснение».

Письмо стукнуло, брошенное в пустоту почтового ящика. «Уж не стук ли это судьбы?» — покривился Мартьянов, поймав себя на том, что он считал душевной слабостью.

Проходили дни. Он высчитывал, когда же можно ожидать ответа.

А ответа все не было.

8

Не кажется ли вам, что вы чересчур злоупотребляете моим терпением? — сказал главный инженер таким тоном, что любому стало бы ясно: тянуть больше нельзя.

Мне нужно еще несколько дней, — ответил Мартьянов, едва сдерживая раздражение.

И просидел над проспектами еще несколько недель.

Тот день в техническом отделе запомнился. Мартьянов положил перед главным инженером целую стопу материалов. Иностранные предложения. Их анализ, достоинства, недостатки. Выводы по каждому проекту: пригодность к системе Центрэнерго. Общее заключение Мартьянова, написанное в выражениях решительных и бесповоротных.

— А это что? — кивнул главный инженер на другую папку, положенную рядом.

— Проект, который я предлагаю…

Главный инженер метнул быстрый взгляд на Мартьянова, открыл папку, и оттуда прямо с заглавного листа бросились навстречу крупные, тщательно прорисованные буквы: «Телемеханическое оборудование дежурного пункта Центрэнерго». И еще ниже подчеркнуто: «Система инж. Г. И. Мартьянова. Москва. 1929».

Главный инженер разглядывал надпись. Молчание. Слишком долгое молчание. Вдруг главный инженер произнес почти шепотом:

— Вы шутить со мной изволите, молодой человек! — и, резко встав, подхватив папки, направился в кабинет начальника.

Через несколько минут Мартьянов стоял в том же кабинете и слушал, как разверзаются небеса.

Вместо того чтобы разобрать три-четыре предложения и выбрать поскорее что-нибудь подходящее, он, видите ли, чем занялся. Себя напоказ! Решил, что умнее всех! А время его не касается!.. Голос начальника гремел яростными залпами, заставляя инженеров в общем зале прислушиваться к тому, что происходит за дверью.

На другой день все читали на доске приказов: инженеру Мартьянову выговор за срыв сроков и самовольное отношение к заданию.

Сидение по вечерам за гардеробом, где возникали такие зажигательные мысли, прекратилось. Опять к тревоге родителей: что-то Гриша переменился и где-то пропадает.

В самом деле, где же он? Бродит ли в меланхолии по набережной? Или ищет правды по комиссиям? Нет, он все свободные часы проводит в парке. Знаете ли тот огромный Парк культуры и отдыха, который был недавно открыт на бывших пустырях у Москвы-реки, возле Нескучного сада, и где разбито с десяток теннисных площадок?

Едва заканчивался служебный день, Мартьянов быстро смахивал все бумаги в стол, извлекал из ящика ракетку и, вложив ее в свой портфель так, что оставалась торчать лишь одна рукоятка, спешил к выходу с таким видом, будто ничто на свете его больше не интересует. Пусть это знают все, в том числе и главный инженер.

Там, на площадке, он носился как угорелый, взрывая утрамбованный песок, размахивая ракеткой. Инструктор кричал: «Смотри на мяч! Смотри на мяч!» И он старался смотреть только на мяч и не думать ни о какой телемеханике. Он при нимал душ, учился плавать стилем на водяной дорожке, приходил поздно домой, разгоряченный, голодный, усталый, жадно поедал ужин, заботливо прикрытый салфеткой, валился в постель, поворачивался на бок и… опал как убитый. Кому угодно казнить себя при неудаче, так тому и следует, а он, Мартьянов, вовсе не собирается.

Он составлял графики, списки объектов, дежурил на пункте, он научился бить по мячу справа и слева, а положение с папками оставалось по-прежнему каким-то неопределенным. Один только раз спросил он у «главного» с ледяным бесстрастием:

— Могу ли я получить обратно мою папку?

— Погодите немного, — сощурился слегка главный инженер. — Мы ждали вас достаточно долго…

Мартьянов пожал плечами и повернулся. «Старый хрыч!» — подумал он. Их отношения явно не складывались.

И что бы вы думали! Как раз, когда все с этим проектом, казалось бы, заглохло, вдруг… Впрочем, на самом деле это было далеко не «вдруг».

Однажды, когда Мартьянов уже собирался в парк, посматривая на часы и проверяя в портфеле, все ли там, что нужно, его пригласил к себе «главный», за свой большой стол, поставленный во главе зала наискось в знак руководящего положения. И первое, что увидел Мартьянов, — его папка, с его проектом на столе перед главным инженером. Тот жестом предложил ему сесть.