Когда приходит ответ - Вебер Юрий Германович

Вдруг голос раздался за их спиной:

— В таких случаях Норберт Винер говорит: мы встряхиваем машину.

Ба! Они совсем забыли за своими заботами с макетом, что в комнате присутствует еще Володя-теоретик и деликатно, но с жадностью наблюдает со стороны за процедурой испытания. Эрудированный Володя, который все читает и все знает, кто и что говорил. Ну, если уж Винер, создатель кибернетики, такой изощренный, проницательный ум, говорит, что полезно иногда бывает, то…

Мартьянов поглядел внимательно на Володю, потом на Зуева и жестом показал: валяйте! Зуев обнял обеими руками ящик, чуть приподнял и в самом деле встряхнул. И представьте, это изощренное произведение современной строгой техники вдруг снова ожило от простого грубого толчка и моментально выдало очередной результат своих логических операций. Лампочки известили: цепь!

Анализ продолжался. Володя скромно улыбнулся собственному успеху.

Второй акт испытаний. Проверка схемы по таблице включений. Зуев орудует над стройными, как колонна физкультурников, рядами маленьких выключателей с круглыми головками. Одни поворачивает — включено, другие — выключено, третьи — в нейтральном положении.

О, это совсем другие выключатели, что были на машине у Клодта Нэйшл! Другие не только тем, что они гораздо меньше, аккуратнее. У них совсем другое назначение. Они служат не для изображения всех возможных конституентов, а для цели, которая даже и не ставилась в машине американца: для изображения таблиц включений многотактных схем. Колонна выключателей, их шеренги и ряды — это же готовая заранее универсальная таблица, с готовыми столбиками и строчками, на которых можно разыгрывать любые условия работы. Надо ставить только выключатели в положение включено или выключено, а лампочки сами укажут соответствие набранной на гнездах схемы набранной на выключателях таблице.

Можно и наоборот. Если условия работы неизвестны и таблицы нет, то, пробуя разные выключатели, можно постепенно ряд за рядом, строчка за строчкой «вытащить» из набранной схемы ее таблицу. И определить неизвестные условия работы. Задача, которую они поставили себе в самом начале, когда еще ничего не было, — и вот на нее отвечает теперь их первый макет.

Зуев переводит рукоятку тумблера на режим «таблица включений». Тихое, размеренное пощелкивание доносится из ящика. Там, в блоке искателей, шаговые металлические щетки, как часовые стрелки, начинают обходить по кругу контактов, нащупывая такт за тактом перемены в таблице. Железная логика анализирует сложную игру элементов схемы во времени.

Время, машинное время отстукивает в комнате свой ход. Другого времени для них сейчас не существует. Как и все остальное в мире, кроме этого ящика на стенде, все отодвинулось куда-то за стены лаборатории, которые охраняют сейчас первое дыхание этой электрической жизни.

Идет испытание.

15

Кажется, можно облегченно вздохнуть: логика себя оправдала. Скромная логика на четыре элемента, но в которой заложены все возможности роста. Кое-что подправить, подчистить и… переходить на большой вариант — на двадцать элементов. Без опаски.

Машина спасена. Ей не угрожают страшные размеры. Настоящая логическая машина. Так скорее же к ее реализации!

Но Григорий Иванович не торопится. Ему, видно, мало первых испытаний и то, что они вдвоем с Зуевым теперь убеждены. Химики говорят: проверить раствор на лакмусовую бумажку. Григорий Иванович говорит: проверить на чужой глаз.

Он зазывает в лабораторию охотников посмотреть и ждет замечаний. Когда Зуев от замечаний начинает чересчур поеживаться, Григорий Иванович успокаивает:

— Ничего! Верьте больше тому, кто говорит «нет-нет», чем тому, кто подпевает «да-да».

Это звучало очень поучительно, но сам-то он, Мартьянов, никогда ни с чем не соглашался и спорил до тех пор, пока неосторожный критик не умолкал в изнеможении. Вот бы сюда напустить на Григория Ивановича кого-нибудь вроде Вадима Карпенко! Но не придет, нет не придет Вадим.

Приезжал инженер Малевич. С восторгом изумления, но тщательно обследовал он все ступеньки действия макета.

Приезжал Ростовцев. Как всегда уютно расположившись, приготовился смотреть картину анализа, спокойно и не торопясь, будто у себя дома перед телевизором. Под конец сказал:

— Скоро и у нас будет. Для синтеза. Поглядите, как мы решили.

Приезжал его аспирант Лазебный. Вежливо отмечал достоинства макета, а замечания делал лишь в форме вопроса: «Не кажется ли вам?», «Как вы считаете?»…

Зуев устал от этих бесконечных демонстраций. И от необходимости каждый раз объяснять, что к чему. Сейчас бы ответить Ростовцеву и Лазебному, поразить их новым экземпляром, большим вариантом на двадцать элементов. Что бы они сказали?

Зуев спал и видел большой вариант. Тем более, что у него кое-что было на уме. Как будто еще одна возможность навести экономию. И довольно основательную. Вот за счет этих реле-повторителей. Попробовав однажды сбросить с себя оковы того, что «так принято», «так у всех», он вошел уже во вкус — не остановишь! Мартьянов наблюдал за ним украдкой, не меньше, чем за самой машиной.

В обычных релейных счетчиках для перебора комбинаций приходится устраивать как бы двойной парад реле. На каждое реле генератора конституентов должно быть еще другое реле, которое в точности повторяло бы первое. Реле-повторитель. Вместе одновременно включаются, вместе одновременно выключаются. Полные двойники. Так, говорят, приходится делать. Иначе нельзя. Иначе, говорят, не разместить все нужное количество контактов.

И они у себя приняли для малого макета ту же систему. Реле-повторители. Но ум аспиранта, принявшего на себя обет, экономии, вдруг возмутился. Как?! Они столько ищут что-нибудь облегчить, упростить, а тут такая расточительность! Всё вдвойне.

— Никакой логики! — вспыхивал Зуев.

— А что бы вы хотели? — спросил Мартьянов.

— Ну, как-нибудь без них. Без повторителей.

— «Как-нибудь» в науке не считается, — ответил Мартьянов.

Ростовцев в один из своих приездов взял схему счетчиков с повторителями, пошарил по ней, проверяя, на что же, собственно, замахивается Зуев, и сказал в задумчивости:

— Сомнительно. Без повторителей не знаю как обойтись. Столько здесь разных контактов. Где же их разместить? — и еще раз покачал головой.

— А если потрясти этот мешок контактов? — не сдавался Зуев. — Чтобы их было меньше, а выполняли они чтобы то же самое.

— Это мечта каждого проектировщика, — спокойно заметил Ростовцев.

Мартьянов только усмехался, слушая их спор, но Зуева не останавливал.

— Сомнительно, — повторил опять Ростовцев. — Вы думаете, другим это не приходило в голову? Кто возился с этими счетчиками…

— Но у них не было в руках теории! Зачем же тогда теория? — с вызовом сказал Зуев.

Ростовцев и Мартьянов обменялись взглядами. И это он им говорит!

Мартьянов продолжал «проверять на чужой глаз». Возил макет даже на публичную лекцию в Политехнический, демонстрировал картину анализа перед обширной и несколько обомлевшей аудиторией и вызывал на замечания, которые тут же опровергал. В лабораторию не переставали стучаться любопытные.

Однажды, когда все стояли возле стенда с макетом, дверь в аспирантскую раскрылась, и вошел директор. Редкий гость, его мало видели в лабораториях. Директор был не один. С ним вошел высокий, статный, в хорошо сшитом костюме, сразу привлекая к себе внимание. Директор взял его слегка покровительственно под локоть и, шаркая, заметно горбясь, подвел к Мартьянову. Директор сказал:

— Познакомьтесь. Ваш новый директор.

Тот крепко пожал руку.

Мартьянов, конечно, сразу узнал. Не зря ходили слухи, что именно его хотят назначить к ним в институт. На смену «Старику» с его благородной сединой, учеными заслугами, с его умудренной мягкостью. «Старик» получил наконец право на то, о чем он всегда вздыхал, — заняться самому у себя в тиши своей областью, без суеты администрирования. Но было заметно, что именно сейчас, за последние дни, «Старик» все таки сдал.