Динка (ил. А.Ермолаева) - Осеева Валентина Александровна

Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 146

— Хотя бы одной ногой, Малай Иваныч! Хотя бы одной… — хохотал Костя. Ведь теперь Лина всю жизнь будет командовать вами!

— Пускай командывает! Что захочет, то и будет! — соглашался на все Малайка.

— Нет уж, Малай Иваныч, — с улыбкой говорила Лина, — теперь уж вы командуйте! Какая радость жене над мужем верх держать!

Смущенное лицо Малайки, не привыкшего к покорности Лины, вызвало новый взрыв хохота. Громче всех хохотала Крачковская, хотя глаза у нее были усталые и лицо озабоченное.

— Гога; подними бокал и провозгласи тост, а потом мы сообщим дорогим хозяевам нашу новость, — тихонько шепнула она сыну. Гога поднял бокал.

громко сказал он заранее приготовленный тост и, смутившись, подошел к Лине чокнуться…

Лина чокнулась, поцеловала его в лоб и подошла к Крачковской.

— Спасибо вам за вашу доброту! — растроганно сказала Она, кланяясь в пояс.

Крачковская еще раз пожелала молодоженам счастья и Торжественно сказала:

— А теперь мы с Гогой должны сообщить вам новость! Мы уезжаем. Муж срочно вызывает нас к себе!

Слова Крачковской ошеломили присутствующих. За столом наступила полная тишина.

— Мы уезжаем завтра, мои дорогие! Мне очень жаль расставаться с вами. Я очень благодарна Константину Федоровичу за Гогу! Он столько возился с ним последнее время… — приятно улыбаясь, сказала Полина Владиславовна и при общем молчании обратилась к сыну: — Гога, ты хотел, кажется, предложить Константину Федоровичу ключ от флигеля…

Гога вскочил:

— Константин Федорович! Мы с мамой просим вас чувствовать себя полным хозяином флигеля до самого конца лета! Торжественно передаю вам ключ!

Все сразу ожили, зашевелились. Костя трогательно поблагодарил за гостеприимство.

— «В вашем доме, как сны золотые…» — дурачась, пропел Олег.

Марина и Катя с искренним чувством обняли Полину Владиславовну.

Гога подошел к Мышке и, стоя за ее стулом, сказал:

— В память нашей дружбы я оставлю тебе полное собрание сочинений Толстого.

Мышка вспыхнула от радости, застеснялась.

— А я что?.. — робко пролепетала она. — Я тебе Пушкина…

— Не надо… У меня есть! — великодушно ответил Гога. Провожали Крачковских шумно и весело, но после их ухода все вздохнули свободнее. За столом стало как-то уютнее и проще. Никто уже не острил, не хохотал, всем хотелось посидеть одним, своей семьей, и разговор перешел в тихую беседу. Обсуждались всякие мелочи будущей жизни Малайки и Лины.

— Помещение хозяин дал Малайке хорошее, но мебели там нет. Один стол и стул да поломанная кровать… — сказала Катя.

Марина задумалась:

— Тогда надо хоть из кухни перевезти им Линину кровать и стол.

— Вот уж нет! — сразу заволновалась Лина. — Не порушайте моего ничего. Я свою кровать старенькой одеялкой покрыла и подушку оставляю. Как было, так пусть и будет. И кажное воскресенье приезжать стану. Не порушайте моего ничего!

— Конечно, конечно! Пусть все так и останется! — заторопилась успокоить ее Катя. — Можно взять что-нибудь с городской квартиры…

Дети, сидя между взрослыми, впитывали в себя все впечатления праздника и, притихнув, машинально запихивали в рот сладости. Лина и Малайка должны были уехать вечером. Боясь грустного прощания, Катя заставила Мышку лечь спать. Усталая Мышка не противилась. Она поцеловала Лину и, моргая сонными глазками, спросила:

— Ты никуда не уедешь, Лина?

— Уеду и приеду, — ответила Лина и, прижав к себе девочку, добавила: Была вашей Лина, вашей и останется!

Мышка ушла, а Динка воспротивилась. Лина тоже не захотела отпустить свою любимицу. Они сидели рядом, и Лина, отламывая кусочки сладкого пирога, клала их девочке в рот. Динке хотелось стать совсем маленькой и, прижавшись к Лининой груди, заснуть у нее на коленях. Она закрыла глаза, прислонилась к Лининому плечу… Лина, разговаривая с Катей, перешла на шепот, взяла Динку на колени и тихонько закачала, баюкая ее, как ребенка… Всем вспомнился элеватор, когда, бывало, Лина, усевшись за стол, клала маленькую Динку к себе на колени и, лежачую, кормила ее кашей.

«Лина, ты все даешь и даешь ей… Может, она больше не хочет?» беспокоилась Марина.

«Это твои старшенькие не хочут, а моя все хочет! — спокойно отвечала Лина, дуя на ложку. — Она как наестся, так сразу знак подаст: стукнет ножкой об стол аль по ложке ручкой вдарит».

«Вот воспитание!» — хохотал тогда Олег.

Но сейчас, глядя на Лину, укачивающую на своих коленях восьмилетнюю Динку, никто не смеялся. Все понимали, что именно здесь, в этом материнском чувстве Лины к вскормленной ею девочке, и в Динке, привыкшей считать Лину своей второй матерью, таилась главная трагедия ухода Лины из семьи, Именно здесь был источник ее горьких слез о разлуке.

А Динка, припав головой к груди Лины, сладко и безмятежно спала… В саду уже сгущались сумерки, в комнатах зажгли лампы.

— Малай Иваныч, подержите-кось ребенка… — сказала вдруг Лина.

Малайка вскочил и бережно принял на вытянутые руки спящую Динку.

Лина отряхнула с платья крошки и, открыв дверь в комнату, тихо сказала:

— Кладите ее, Малай Иваныч, на кроватку. Малайка положил Динку на кровать и на цыпочках вышел. Лина сняла с девочки нарядные белые башмачки и, наклонившись, перекрестила ее широким крестом. Частые слезы ее закапали на грудь Динки.

— Господи, не помощник ты людям в великой скорби душевной, — тихо простонала Лина.

Динка неспокойно шевельнулась во сне и, словно почувствовав ее слезы, тоненько, по-ребячьи всхлипнула.

Через час Лина уехала. Олег, Костя и Малайка несли ее вещи. Марина и Катя стояли у калитки. Алина, по настоянию Кости, простилась раньше.

Лина шла, не оглядываясь назад, но сердце ее знало, что дом, который она оставила, осиротел.

Глава сорок пятая

ОПУСТЕВШИЙ ДОМ И СООБЩЕНИЕ КОСТИ

Динка проснулась рано и, услышав звон посуды, в одной рубашонке выскочила на террасу.

— Я думала, Лина… — сказала она, встретив вопросительный взгляд Кати.

— Лина приедет в воскресенье. Она часто будет приезжать, — мягко ответила Катя, убирая со стола грязные тарелки.

На террасе был страшный беспорядок: на полу валялись бумажки от конфет, скорлупа от орехов; вчерашние блюда, пироги и закуски были наспех прикрыты газетами. Видно, Лина очень торопилась и не успела прибрать, а может, Катя и Марина не позволили ей прибирать в свадебном наряде, Динка побежала в комнату, накинула платье, надела свой фартучек с белкой и скромно вышли на террасу:

— Я помогу тебе, Катя, ладно? Катя ласково кивнула головой.

— Ну, возьми веничек и подмети терраску, — сказала она.

— Я раньше отнесу грязные тарелки, ладно? — дотрагиваясь до тарелок, сказала Динка. Ей почему-то хотелось пробежаться в кухню.

— Ну, отнеси, только не все сразу, — согласилась Катя.

Динка взяла горку тарелок и, прижимая их к себе обеими руками, пошла к кухне… Она еще никак не могла себе представить, что Лины там нет. Но дверь кухни была заперта, окно плотно прикрыто. Динка поставила на дорожку тарелки и, помедлив на пороге, открыла дверь. В кухне было чисто и пусто. Под окном стояла аккуратно застеленная кровать, на плите блестели начищенные кастрюли, где-то тихо жужжала муха…

Динка присела на краешек Лининой постели и обвела глазами стены, ища знакомые фотографии. Вон там, на маленьком гвоздике, висела карточка мамы; она была под стеклом в лазоревой рамке, а рядом с ней стоял во весь рост солдат Силантий, Линин брат. А на другой фотографии была снята Лина с маленькой Динкой на руках, и над кроватью висела карточка Лины с детьми, а над самым изголовьем — карточка одной Динки.

Теперь фотографий не было, вместо них на белой стене торчали голые шляпки гвоздиков. И только из угла строго и задумчиво смотрел на девочку Чернышевский.

Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 146