Заповедник Сказок 2015 (Том 5) - Лебедев Валентин Витальевич

— Вот это да!

— Самое страшное наводнение произошло в феврале 1784-го. Тогда ледяные глыбы разрушили Старый мост: он был ещё деревянный на каменных опорах. В реку смыло пристань и мельницу в Торговой части, а Старый город затопило до самой Хауптштрассе.

— До Хауптштрассе! Это же почти весь Киршгассе оказался под водой!

— Ну, не весь… Где-то до середины, примерно до кофейни Киршбаума. Марктплац всё-таки находится на возвышении.

— А когда был последний Тибермаксимум?

— Последний… — Айхенхольц остановился, достал портсигар, вынул из него папиросу. — Последний случился, когда нам с Юбером было по четырнадцать. На нашем берегу вода затопила подвалы, на том — нанесла большой убыток в Торговой части.

— И были жертвы? — поинтересовалась Линде.

— Конечно, были, — мрачно произнёс патрон. — Куда ж без жертв…

В его глазах как будто блеснули слёзы, и Линде уже приготовилась услышать страшную историю о личной трагедии, но вместо этого он рассказал следующее:

— У нас с Юбером было два годовалых щенка. Мы их подобрали на Марктплац. Какая-то приблудная собачонка ощенилась прямо у стен Хубертскирхе. Жалостливые старушки её подкармливали, и какое-то время её никто не трогал. А потом её сбила машина. Два кутёнка остались сиротами, как мы с Юбером. Мы притащили их домой, долго уламывали мою тётку. В конце концов, их оставили с условием, что мы сами их выкормим. Я их кормил из соски, какую дают младенцам, а когда они подросли, то спали с нами в одной кровати. Оба были такие ласковые! Как только обнаруживали у кого-то из нас ссадину или царапину, тут же принимались её зализывать. И мы назвали их в честь святых братьев-лекарей Козьмой и Дамианом. Козьма был чёрненький с белым пятном на лапе, а Дамиан — почти белый в мелких серых пятнышках. Юбера они страшно любили, но его вообще все любят, а слушались, в основном, меня. Мне всегда в детстве хотелось иметь собаку, а тут их оказалось сразу двое. Нас двое, их двое…

Айхенхольц осёкся и замолчал. Глубоко вздохнул, достал коробок, чиркнул спичкой и закурил. Выдул ноздрями дым.

— В общем, неудачные оказались у них имена.

— Так это они тогда погибли?

Айхенхольц кивнул:

— Разделили участь своих небесных патронов.

— А я уж думала, кто-то из людей…

— Нет, в тот раз обошлось.

Патрон докурил, бросил окурок в реку.

— Ладно, пойдём домой.

Проводив девушку до Замковой горы, он поднялся в её квартиру. Обвёл задумчивым взглядом скудную обстановку и поинтересовался, какова плата за наём.

— Думаю, мы могли бы освободить для тебя нашу бывшую детскую. Там сейчас папки с автографами, но для них можно освободить шкафы в кабинете. В крайнем случае, поставим там для них сейф.

Не вполне понимая, Линде всмотрелась в его печальное лицо.

— Вы предлагаете мне… переехать? Жить в вашей лавке?

— Да. Так будет лучше всем. И мне спокойнее.

Линде задумалась. Конечно, это был бы отличный вариант, вот только…

— Денег с тебя не возьму, и на зарплату это никак не повлияет. Но будет одно условие… Обещай не ходить с Юбером на Белую гору.

«И это всё?..» — мысленно удивилась Линде.

— Ничего не спрашивай, просто пообещай. Это не только ради тебя. Это и ради него тоже. Согласна? А ему, если что, можешь так и сказать: патрон запретил. Он поймёт. Лучше как-нибудь втроём сходим.

— Хорошо, — Линде кивнула. — Обещаю.

— Вот и славно. Завтра разберём комнату, раздобудем кровать, шкаф, и можешь сразу перебираться. Вещи Юбер поможет перенести.

Так не прошло и трёх месяцев, как Линде Шверт стала жительницей Киршгассе. Благонамеренные жители Киршберга не знали, что и думать. Неблагонамеренные торжествовали.

В конце августа в Киршберге отмечают праздник сбора вишен. Вообще-то вишню и черешню в Киршберге собирают с конца мая по первую неделю октября: с самого раннего сорта «шпайерской майки» — до завезённого из Канады «позднего красного». Но так сложилось исторически, что ещё до выведения особых сортов в XVIII и XIX веках, именно на конец августа выпадал сбор основного урожая — основы будущего варенья, желе, компотов, штруделей и киршвассера. В этот день члены студенческих братств и городских объединений устраивают праздничное шествие с оркестрами, флагами и цветами по улицам города. В голове процессии несут на высоких шестах сделанную из чёрной ткани фигуру Червя [25], в которого стреляют из хлопушек и швыряют конфетти. Позади шествия на коне, а с недавних пор — стоя в открытом автомобиле, едет человек в сверкающих доспехах, изображающий небесного заступника Киршберга, Святого Хуберта. Финальным действием праздника, является театрализованное представление, разыгрываемое на Марктплац, в котором городской ангел-хранитель непременно побеждает чудовище.

— Плебс гуляет, — высказался патрон, стоя у окна с утренней чашкой кофе, когда до них донёсся гром барабанов движущегося по Вурмштрассе шествия. Обитатели букинистической лавки на Киршгассе в городском празднике принципиально не участвовали.

— Может, отпустим Линде посмотреть? — предложил Юбер. — Она же никогда этого не видела.

— Пускай сходит, посмотрит на эту профанацию. А мы вечером пройдёмся. Хочу фейерверк посмотреть, детство вспомнить.

Линде схватила блокнот, засунула в нагрудный карман рубашки пачку карандашей и чуть ли не бегом бросилась вниз по Киршгассе прочь от этих зануд, ничего не смыслящих в городских праздниках. Кроме самого шествия в городе в разных местах устраивались концерты, танцы и благотворительные ярмарки. И Линде обошла пешком почти весь Старый город, задерживаясь то тут, то там в гуще разноцветной жизнерадостной суматохи. За день она изрисовала и раздала в подарок своим случайным моделям не одну пачку бумаги. А потом её охватило трамвайное настроение — она купила билет и проехалась через весь город на другой берег реки до самого конца Торговой части, потом — в обратную сторону мимо Белой горы и вновь через мост, в Старый город по Вурмштрассе. Вернулась она в лавку уставшая, довольная и преисполненная ещё большего восхищения Киршбергом, чем она до сих пор могла себе представить.

Юбер с патроном, весь день проведшие за разбором новодоставленных книг, на изливаемые ею восторги никак не отреагировали, лишь Юбер в своей меланхоличной манере сделал несколько уточнений касательно описанного ею маршрута и увиденных достопримечательностей. После ужина они, как и обещал патрон, вышли на вечернюю прогулку. Празднующие киршбергцы сосредоточились на Замковой горе и в верхней части Старого города, где цветными огнями сияли ресторанчики и варьете и откуда открывался наилучший вид на фейерверк. Наши герои отправились строго в противоположную сторону.

Спустившись по переулку к реке, они прошли вдоль набережной до моста и вышли на Бисмаркплац. Фонтан был выключен, освещённую прожекторами скульптуру было хорошо видно.

— Вот, пожалуйста, наши местные Зигфрид и Фафнир [26], — проходя мимо фонтана, Айхенхольц каждый раз ворчал, что герои городской легенды больше похожи на любовников, чем на героя и жертву. Видимо, подразумевалась теснота драконьих объятий и тот почти человеческий жест, которым когтистая лапа упиралась в грудь святого воителя. Однако Юбер знал, что патрону фонтан нравился: особенно его трогали длинные развевающиеся усы линдвурма и ровный ряд обнажившихся в оскале зубов.

— На самом деле, ворчание патрона, — прокомментировал он, — это своего рода проявление патриотизма. Он искренне полагает, что возмущаться местными красотами и порядками — это его святое право как местного уроженца. Но попробовал бы кто-нибудь из приезжих высказаться в его присутствии в том же духе! Не хотел бы я оказаться на его месте: патрон моментально превращается в атакующего дракона, а далеко не у каждого есть наготове меч.

Айхенхольц одарил Юбера выразительным взглядом, сполна подтверждающим сказанное, но ничего не сказал.