Это ужасное поместье - Уильямс Шон

– Как то тележное колесо, о которое ты споткнулась?

– Не просто «как то», а именно то самое. Думаю, слова в библиотеке выбраны не случайным образом. Сдаётся мне, это каталог.

Девочка так победоносно сияла, что ему самому обидно было не разделять её энтузиазма.

– Каталог хлама? Зачем бы?

– Не знаю. Пусть это всё и не магические предметы, но запросто могут быть важными в каком-то другом отношении.

– А номера страниц тогда что означают?

Вот тут он её уел.

– Не знаю.

– И вообще, как это хоть что-то меняет?

– Пока, может, и никак… но всё равно! – Сложив листы со списком, она спрятала их в карман. – И нечего вредничать!

– Да я разве вредничаю? Я вовсе не хотел…

– Просто пока роешь, посматривай, не найдётся ли чего ещё, – сказала она, поворачиваясь и хмуро бредя к лестнице. – Может, тогда тоже проникнешься!

– Этта…

Но девочка ушла, а он остался жалеть, что наговорил лишнего. Ведь их открытие и правда было интересным, даже если он и не понимал, что оно значило. Может, это как имя Стормлей – деталь, которая расширила их познания о поместье, хотя толком ничего не прояснила. Пока.

Любое знание полезно, напомнил он себе. В конце концов, предназначение альманаха – хранить информацию, которая может когда-нибудь пригодиться.

Он лишь надеялся, что это «когда-нибудь» настанет скорее раньше, чем позже. А тем временем оставалось только копать что было сил.

Глава 17

Пока Альманах вечером отмокал в ванне, Этта написала записку – что сегодня пойдёт гулять в одиночку, а он пускай сам себе готовит ужин, когда захочет. Оставив её на кухонном столе, она ушла, не переживая, съест ли он тост или останется голодным. Себе она приготовила сэндвичи, а ещё прихватила одеяло, чтобы на нём сидеть, и плед – закутаться, если замёрзнет.

Девочка собиралась снова покараулить у ворот, хотя бы пока не стемнеет. Честно говоря, ей требовалось побыть некоторое время одной, без Альманаха. От постоянного пребывания в обществе друг друга они, по выражению её матушки, трепали друг дружке нервы. И, никуда не деться, очень много спорили. Обычно в результате более или менее приходили к одному мнению, но как тут договоришься, если он упорно принижает значимость того, что ей кажется огромным открытием, и ведь только потому принижает, что не он это открыл!

Этта задумалась, а хочет ли вообще Альманах, чтобы они и вправду разгадали тайну. Поглядеть на него, он вполне счастлив, разгребая подвал, – это придаёт его жизни размеренность и предсказуемость. Доктор Митили не нашла бы для этой задачи никого, кто любил бы чистоту и порядок больше, чем Альманах.

Тогда как Этта…

Она привыкла иметь доступ к книгам. Смирившись с фактом, что ей никогда не стать чародейкой, как Катти, маленькая Этта приучилась читать просто так, для собственного удовольствия, поэтому теперь взяла в привычку прихватывать книжки из библиотеки особняка и читать их по ночам, когда не спится. Вообще-то она предпочитала приключения, но на их фоне нынешний её жизненный горизонт казался совсем уж ограниченным. Мало того что её может в любой момент убить злой волшебник, чьи призрачные слуги обманом заманили её в этот дом, так вдруг она ещё вообще никогда отсюда не выберется, даже если и уцелеет? Что за участь для способной молодой девицы с несгибаемой силой воли?

Этта жаждала вырваться на свободу. Или, по крайней мере, добиться признания. А как, скажите на милость, если Альманах совершенно не ценит её по заслугам – и ей тут так же плохо, как и в родном доме! Все её игнорируют! Не ценят! Забывают!

Близ ворот росли густые кусты. Этта уселась между двумя папоротниками на сложенное одеяло, положила на колени сэндвичи и устроилась как можно удобнее.

Время тянулось медленно, к воротам так никто и не подходил. Этта с самого начала знала, что шансов мало, но ей было легче уже от самого факта, что она хоть попыталась. Это её затея – и только её. Никто не наделает глупых ошибок, не украдёт ни её идей, ни славы – что, как она про себя думала, совершенно в характере Альманаха. Она и раньше видела, как мальчишки выделываются друг перед другом на деревенской площади. Все они одинаковы – по крайней мере, так говорила её девятая сестра, Гибби (Погибель).

День угасал, свет стал колючим, сумеречным. Этта съела сэндвичи, жалея, что не прихватила воды, чтобы их запивать, и укутала ноги в одеяло. Даже странно, но ни москиты, ни комары совершенно не докучали. Может, Сайлас обработал землю чем-то, что их отпугивало. Словно в ответ на её мысль слева что-то зашуршало. Повернув голову, Этта увидела кособокий силуэт садовника.

– Дивная ночка, чтобы полюбоваться звёздами, барышня, – сказал он. – Если вы, конечно, сюда именно для того и пришли.

– Может, и так, – отозвалась она, вытаскивая из-под себя острый камушек и отбрасывая в сторону.

– Кое-кто говорит, наша судьба звёздами и пишется. Только я не из таких.

– Да?

– Именно. Я так считаю, мы сами можем свою судьбу творить, ну или хотя бы пытаться, уж как получится. А ты согласна?

– Да… ну, то есть, наверное, согласна. – Из всех тем разговоров, которые она ожидала от Сайласа, философия была очень сильно не на первом месте. – А значит, если бы ты и правда хотел, мог бы попытаться раздобыть нам у лорда Найджела ключи.

– Хе-хе. А ты девочка цепкая, не отнимешь! Но нет, никак не могу. Видишь ли, это уже пытались сделать, и трудов оно стоило таких, что повторять не станешь. Ворота останутся на запоре.

Этта посмотрела на золочёную ограду, утратившую в редеющем свете почти весь свой блеск. Странно думать, что такое вот препятствие, которое было бы совсем несложно перелезть, если бы не острые кончики прутьев, стоит между ней и всем остальным миром.

– Вижу, вы с молодым мастером побывали в сарае, – продолжил Сайлас. – Там найдётся много всякого, чем занять пытливый ум. Так что смело исследуйте. Я тоже когда-то был молод, барышня. Помню свои первые открытия в садоводстве – восторг, когда пробуждаешь мёртвую землю и она начинает плодоносить. Кажется, это был всего-навсего заурядный горох, но каждая горошина казалась мне чудом, потому что я вырастил их сам, лишь с небольшой помощью от природы. Вот и вы попытайтесь. В сарае вы отыщете и семена, и инструменты, всё, что потребуется. Берите смело. Хоть вот даже мои перчатки, пусть они вам и великоваты будут. Я оставлю их для вас. Берите, не спрашивайте.

– Спасибо, Сайлас, – поблагодарила она, гадая про себя, не очередная ли это уловка, чтобы отвлечь её. – Может, и возьму.

– Ну, я пойду. – Сайлас вроде как кивнул. – Смотри, не засиживайся тут допоздна, а то простудишься. Сдаётся мне, сегодня уже никто не придёт.

– Посмотрим, – ответила девочка, понимая, что он с самого начала знал, для чего она тут сидит.

Она подождала, пока на небо не вышли звёзды, а потом свернула свой импровизированный лагерь и двинулась домой. Шансы на то, что кто-нибудь явится после наступления темноты, да хоть даже пройдёт мимо ворот, были минимальны, а шансы, что кто-то попробует покинуть поместье, и того меньше, особенно если все знают, что она караулит под воротами. В другой раз, может, удастся ускользнуть из дома незамеченной…

Когда Этта вошла в дом, изящные напольные часы в холле пробили девять. Этта завела их – в число немногих дел по хозяйству, которые она взяла на себя, помимо бессистемного и периодического протирания пыли входила забота о многочисленных часах – и поспешила наверх, в постель. Никаких вечерних бесед с Альманахом она не ожидала, да и не хотела, но, юркнув в постель, такую же чистую и свежую, как в первый день по прибытии, чуть смягчилась и постучала по стенке, чтобы сказать ему «спокойной ночи».

Он не ответил.

Гадая, на что он-то вдруг дуется, она перевернулась на другой бок и закрыла глаза.

Глава 18

Растянувшись на груде подушек, притащенных из господских комнат вниз, на кухню, Альманах тщетно пытался заснуть. Он несколько раз прикидывал, не поболтать ли с Уго или Олив или не послушать ли граммофон, раз уж библиотека теперь стоит открытой – словом, хоть чем-то занять беспокойную голову. Но всё это грозило загубить его замысел на корню. Если, например, лорд Найджел выйдет из кабинета, чтобы взять из кладовки еду, или кто-нибудь другой придёт помыть грязные кастрюли, которые мальчик заставил себя оставить на стойке, то ему хотелось об этом знать.