Детективное агентство «Утюг» - Олейников Алексей Александрович

– Слезал бы ты, мальчик, – мрачно сказал папа.

– О, папа! – обрадовался Гриша. – А я тут попугая ловлю! Не мешай!

– С комбучей? – уточнил папа.

– Ну да, он любит.

Папа прищурился.

– Попугай любит кофейно-имбирную комбучу? Серьёзно? И где ты его взял?

– Так в холодильнике было! Открываю – а там комбуча! Вот повезло! А мне как раз надо.

– А как она в холодильник попало? – развивал мысль папа.

Гриша пожал плечами.

– Купил кто-то…

– Я её купил, – сказал папа. – И я не хочу её отдавать какому-то попугаю! Ну-ка живо вниз!

– Но папа…

– Живо! – папа был похож на разгневанного дракона, и Григорий, который обычно спорил до посинения, на этот раз послушно спустился. Правда, при этом он изрядно пролил комбучу, что не сделало папу добрее.

– Ты до завтрашнего дня сидишь дома и делаешь уроки. – Папа отобрал бутылку у Гриши.

– Так ведь нет уроков! Нам ещё не задали!

– Я задам! – Дракон-папа лязгнул зубами. – И выключи уже эту песню!

Опустив голову, Григорий Алтынов покинул детскую площадку, унося в кармане голос Тани Булановой. Но в глазах его ещё горел огонь, а во рту хрустела чипсина, которую он тайком успел ухватить. Он проиграл этот бой, но война – то есть охота – ещё не проиграна. У него ещё есть верные соратники, которые…

– Начнём, пожалуй, с чтения, – задумчиво сказал папа, открывая дверь подъезда. – Давно ты, братец, басен не учил. «Скажи мне, кумушка, что у тебя за страсть кур красть?»

Григорий издал горестный вопль и скрылся во тьме подъезда.

– Не повезло твоему брату, – сочувственно сказал Клим.

– Что будем делать? – Ева оглядела команду. – Чего вы приуныли, а?

– А что мы можем… – начал Клим и вдруг осёкся и ткнул пальцем вверх. – Смотрите!

Высоко на тополе, над детской площадкой, сидел беглый Тирион Ланнистер. Аня навела телефон, щёлкнула, увеличила картинку.

Сомнений не было. Именно он. Средних размеров, оперение нежного желтовато-кремового оттенка, высокий узкий хохолок, розовые щёчки. Он взмахнул крыльями и спланировал на крышу замка, где до сих пор стояли два блюдца, забытые Гришей. Прошёлся, царапая по пластику когтями, склонил голову, поглядел на блюдце и наклонился к нему.

– Обалдеть! – Клим потёр нос. – А Гриша не дурак. Приманил ведь.

– Не дурак, – с гордостью сказала Аня. – Я ж тебе говорю: он зверей любит больше, чем ты свои микросхемы… Стоп, Ева, ты куда?!

– Ты его спугнёшь! – замахал руками Клим.

Но Ева, приседая за кустами, уже перебежками подобралась к краю площадки, подлезла под лесенку, перевалилась через перила и медленно, как хамелеон, начала подбираться к попугаю. Но тот скосился, проорал что-то неприличное и исчез. Клим был готов поклясться, что он залетел в чердачное окно их дома.

– Он точно под крышей прячется, – убеждённо сказал мальчик. – Надо туда попасть! Любой ценой.

– А как?

– Есть у меня варианты, – загадочно сказал Клим.

Ева вернулась, ничуть не расстроенная.

– Завтра продолжим, – заявила она. – Это точно Тирион, я его сфотографировала.

– А почему завтра? – спросил Клим.

– Потому что я есть хочу, – сказала Ева. – И досмотреть «Кланнад». У меня были большие планы на этот карантин.

Клим захлопал глазами.

– Аниме такое, – пояснила девочка. – Ты знаешь, что такое аниме?

Клим покосился на Аню.

– Я сама в шоке, – сказала та. – Не поверишь: плоские рисованные персонажи с огромными глазами! А она смотрит часами!

– Я вас прощаю, – надменно заявила Ева. – Ваш разум не в силах постичь красоту японской анимации.

– Тогда я тоже домой, – решил Клим. – Надо подготовить «Сокола», поставить на зарядку.

– Какого «Сокола»?

– Тысячелетнего, – пояснил Клим. – Ну, Хан Соло. Чубакка, нет? Джедаи, ситхи? Я так свой дрон назвал, в честь «Тысячелетнего сокола». В смысле квадрокоптер.

Ева захлопала глазами, покосилась на Аню.

– Сама в шоке, – сказала девочка. – Огромные корабли, чудовища в астероидах, роботы, клоны, экстрасенсы с мечами. А ему нравится. Что?

Теперь и Ева, и Клим сверлили её глазами.

– Ну давай-давай, – зловеще сказал Клим. – Скажи, какую вселенную ты любишь? Скажи, чтобы мы могли растоптать её своими безжалостными кроссовками.

Он продемонстрировал подошву сорокового размера.

– Тоже мне загадка! – сказала Ева. – Мальчик, который выжил, волшебные палочки, болтливая шляпа и…

– Авада кедавра! – закончил за неё Клим.

– Ну я хотя бы не называю свой квадрокоптер в честь феникса Дамблдора, – с достоинством ответила Аня, запахнулась в шарф цветов Гриффиндора и гордо пошла. – До завтра!

– Опасайся магглов, – нагнал её голос Клима. – Эти хитрые гады повсюду!

Но пошла Аня не домой, а в парк. Дома наверняка был скандал, трагедия в трёх действиях и четырёх лицах – Гришу ругали и грозили наказать, он, как водится, рыдал и грозил всем всяческими карами, в общем, всё как обычно. Она мимоходом глянула в телефон – так и есть, мама спрашивает, где она и когда будет. Знала ли она, что Гриша стащил комбучу? Ха.

Аня быстро набрала – «Конечно нет!»

Подумала, добавила ещё два восклицательных знака.

«Буду через час, гуляю».

Мама прислала короткое «ОК, из двора не уходи».

А она и не собиралась. Всё, что ей нужно, было во дворе. Вот тут, прямо перед ней.

– Всё-таки страшная ты штуковина, – с чувством сказала она. И верно – внизу это был сарай из тонкого железа, выкрашенный наглухо зелёной краской, вверху – надстройка из железных прутьев и сетки-рабицы, раза в два шире, чем первый этаж. Там, в этом сетчатом загоне, толпились, взлетали и перепархивали голуби. Ещё здесь лежали какие-то штыри, палки и прочие голубиные приспособления.

Здесь, внизу – дверь, дымовая труба прямо из стены и небольшой палисадник с пожухлыми цветами. Аня грустно потыкала цветочки ногой. Увы, не май месяц. Голубятня на жухлой поляне. На стене страшной штуковины висела старая табличка с выцветшими буквами «Голубятня номер 16, ответственный Стрельцов Б. Н.» – это, наверное, Борис Николаевич.

Аня прислушалась. Внутри раздавались приглушённые голоса. Она постучалась в дверь. Подёргала ручку. Постучала ещё. Потом ещё – уже ногой. Ничего. Стукнула ещё раз.

Засов заскрежетал, дверь распахнулась. На Аню пахнуло густым запахом голубиного помёта. Девочка попятилась.

– Кого принесло? – грозно грохнул Борис Николаевич, но, увидев Аню, смягчился. – А, это ты…

Он в замешательстве пошевелил губами, повернул голову направо. На плече его сидел, как пиратский попугай, белый голубь с очень мохнатыми лапами. Голубь так же бессмысленно поглядел на него.

– Привет, Опал, я Аня, – пришла она на помощь голубеводу, как бы обращаясь к голубю.

– Анечка! – радостно воскликнул Борис Николаевич. – Что ты хотела, детка?

Мимо него на выход протиснулся старик в шляпе с ястребиным пером. Аня моргнула. Нет, точно с пером! Старичок был сухонький, невысокий, с аккуратной седой бородкой, в бежевом плаще и выглядел как персонаж какого-то советского фильма. Подозрительный персонаж старого советского фильма. Профессор, который потом окажется шпионом.

– Ну, тогда я пошёл, Борис Николаич! – Старичок похлопал его по плечу. – Спасибо, что послушал.

– Да не за что, Аркадий Петрович, – рассеянно сказал Борис Николаевич, потом спохватился, крикнул вслед: – Ты в управу-то зайди, может, у них довоенные чертежи есть.

– Это вряд ли, надо в архивах искать, – вздохнул старичок. – И то непонятно в каких. Ну, бывай!

Борис Николаевич проводил его взглядом.

– Это, между прочим, член Союза художников России Аркадий Петрович Драгобужский, – сказал он. – Большой человек. График, педагог.

Аня посмотрела на хрупкую спину большого человека.

– И где он живёт?

– В нашем дворе, в шестом доме. А что ты хотела?

– Нам нужно на чердак!

Аня – как могла короче – рассказала о том, что они уже узнали: и про привычки Тириона, и про неудачный эксперимент Гриши. Тут голубевода стал разбирать нехороший хохот, так что голубь на плече недовольно переступил своими мохнатыми штанами и даже разок клюнул его в щёку – слегка, но это отрезвило Бориса Николаевича, и он смог дослушать про то, что попугай, скорее всего, прячется на чердаке, куда их не пускает упрямый инженер Равиль.