Голубой берег - Тушкан Георгий Павлович

— Дурной знак, — сказал Карабек, — день будет плохим: прежде всего увидели это чучело…

В это время снег у дверей заскрипел и в кибитку просунулась голова.

— Можно? — вежливо спросила она.

В кибитку вошел плотный мужчина, с бородой, покрытой инеем и сосульками. Когда он отряхнулся, я узнал Шапку из куницы — того чернобородого киргиза, который проводил нас ночью в Кашка-су. Наконец-то он появился!

— Здравствуйте, — сказал он, — усаживаясь перед костром. Как ваши дела? Я слышал, что вы ночью получили-таки немного ячменя, а? Ай, это хорошо сделано, очень ловко сделано!..

Он засмеялся и покачал головой.

— Да, но все-таки у нас еще мало ячменя, — сказал я.

— Сколько вы хотели бы иметь еще?

— Еще несколько мешков не мешало бы. И потом — нужны верблюды.

Человек задумался.

— Вот что. Я вам дам несколько мешков. И продам одного верблюда. Я, может быть, уговорю еще двух — трех человек.

Он встал, на пороге обернулся и почесал бороду.

— Вот что. Только никому не говорите об этом. В нашем кишлаке веселее жить молча… Понимаешь?

Действительно, через некоторое время он привел верблюда с большой поклажей, прикрытой кошмами.

— Ладно, ладно уж, — говорил он нарочно громко, — продам тебе лишнего верблюда. И сена немного для него…

Мы привели верблюда в сарай и здесь вытащили из-под войлока мешки с ячменем.

— Чтобы вы уехали вовремя, — сказал киргиз, хлопая рукой по спине верблюда. — А то вот-вот снег тронется. Тогда на всю весну здесь можно остаться…

Он ушел.

— Вот тебе и дурная примета! — сказал я Карабеку. — Видишь, как хорошо день начался! Теперь мы поохотимся, а завтра можно и в путь.

Взяв свои ружья и сумки и оставив в кибитке старика Шамши-Деревянное ухо, мы отправились разыскивать Саида. На улице мы опять встретили сумасшедшего дервиша — Палку Моисея. Он стоял на перекрестке и смотрел куда-то в сторону, держа посох высоко над головой.

Найдя Саида только через час, мы выехали гораздо позже, чем предполагали. Впереди ехал Карабек на огромном пестром кутасе Тамерлане, за ним ехал я на Алае, и сзади на черном верблюде ехал Саид с карамультуком — старинным пульным ружьем. Спереди мчался пес Азам, радуясь, что его выпустили на волю.

(Ехали мы к перевалу Кичик-Алай, по берегу быстрой горной речки.

Несмотря на то что был март, солнце уже слегка припекало.

Черные водяные воробьи, немного поменьше черных дроздов, летали в брызгах реки, ныряя в воду. Мы поднимались все выше. Солнце начинало припекать. Карабек затянул киргизскую песню.

Кишлак давно скрылся из виду, и река казалась узкой черной ленточкой далеко внизу, среди белых сверкающих ледяных берегов.

— Три человека на трех лошадях, три человека на трех лошадях, три человека на трех лошадях… — пел Карабек. Через полчаса мне эта песня Карабека надоела, и я опросил его, что он так однообразно поет?

— Ты ничего не видишь?

— Нет.

— А я вижу: раньше нас три человека ехали на трех лошадях, — и он указал на снежную дорогу.

Я стал всматриваться и вдруг увидел вдалеке на дороге Палку Моисея. Проклятый старик, как он мог очутиться впереди нас? Очевидно, ему известны какие-то другие тропинки. И ради чего он вздумал прогуливаться в своих чулках по горам?

Когда мы поравнялись с дервишем, он посмотрел своими безумными бесцветными глазами сквозь нас и забормотал:

— А, человек в больших очках… Скоро пойдет желтый снег, желтый снег…. Все ждут, чтобы пройти перевалом… Но никто весной не сойдет вниз, в долину, проклятие тебе… Ты не уйдешь от посоха Моисея…

Я не знал: относилось ли это к нам, или просто было безумной болтовней?

— Каркай, каркай, ослиный хвост! — крикнул Карабек, замахиваясь палкой. — Вот привязался! Был, знаешь, у одного осла трясущийся хвост, ему надоело, и он отрезал хвост ножиком. Вот какие бывают истории…

Старик, казалось, ничего не слышал, однако, когда Карабек направил на него своего быка, он довольно быстро и ловко отскочил всторону…

— Козел! — крикнул Карабек и, встрепенувшись, показал вперед.

— Где?

Остановив Алая, приподняв зеленые очки, без которых нельзя было ездить среди этих сверкающих снегов, и протерев бинокль, я долго всматривался в склоны гор, но козла не увидел.

— Где козел? — переспросил я.

— Ай, четыре глаза имеешь, а не видишь, вон там! — и он показал опять в том же направлении. — Видишь, много черный камень, видишь, левый край, большой черный камень, сверху козлишка!

На этот раз я увидел козла. Он стоял на вершине осколка скалы, и его огромные рога резко выделялись на фоне снега. Он стоял в восьмистах метрах, почти у вершины горы. Я потянул винтовку со спины.

— Не надо, — сказал Карабек, — далеко.

Мы поехали дальше.

— Не смотри туда: козел людского глаза боится. Смотри другую сторону… — и Карабек больше ни разу не взглянул на козла, пока мы не доехали до подножья горы.

Спешились. Саид взял из-под наклоненной скалы горсть песку и подбросил вверх.

— Яман, — сказал Карабек, — плохо. Ветер на козлишка идет, сейчас козлишка людской запах слышит, козлишка убегает.

— Идем скорей, — сказал я.

Я решил попытать счастья и быстро, насколько это позволял проваливавшийся снег, пошел между обломками скал вверх. Вскоре я вспотел и начал задыхаться: высота в четыре тысячи метров давала себя чувствовать. Все же я решил посмотреть, где козел, ибо высокие обломки заслоняли его от меня.

Приподнявшись на руках, я влез на небольшой обломок и пополз по скользкому черному краю, достиг верхушки его и осторожно выглянул.

Как и предсказывал Карабек, почувствовав запах людей, козел уже удалялся к верхушке горы.

«Все равно уйдет, попробую», — решил я и быстро перевел курок с предохранителя на боевое положение. Затем, поставив прицельную рамку на шестьсот метров, поспешно прицелился в козла и выстрелил. И тотчас же, словно по команде, больше десятка козлов выскочило метрах в ста от меня из камней и стало удирать на верхушку горы.

— Что я наделал? Ведь если бы подойти поближе, я бы их всех перестрелял…

Появление козлов меня ошеломило, и я прозевал наиболее удачное положение. Но все же я сделал несколько выстрелов по исчезавшим за верхушкой скалы козлам и не попал ни в одного.

Спустился я расстроенный и смущенный. Саид покачал головой и начал укоризненно что-то говорить.

Поехали дальше. Через полчаса остановились снова. Карабек, не говоря ни слова, свернул быка в глубокий снег налево и заехал в щель. Кутас в зимних условиях — снегоочиститель пути. И Тамерлан блестяще справлялся со своей задачей, проламывая своей грудью дорогу в сугробах За ним на этот раз ехал Саид на черном верблюде, а за Саидом — я. Повернув в ущелье направо, мы спешились.

— Козлишка четыре штуки та сторона горы есть… — сказал Карабек, — надо гора лазить.

Я влезал на бугры, на камни, совершенно выбился из сил, купаясь в собственное поту, но не мог никак долезть до верхушки. Саид первый исчез наверху. Затем он снова показался, несколько спустившись к нам, помахал рукой, и мы пошли влево.

— Козел на другую гору пошел, — пояснил Карабек. — Ты идешь влево, а я — сюда, вправо, на север; на горе очень хорошо видно, далеко не стреляй…

Я так и поступил. Поднявшись наверх и не доходя до самой верхушки, я присел отдохнуть и тут же увидел высовывавшуюся из-за камня голову козла. Очевидно, он пасся за камнем, не замечая опасности.

От меня шел пар, и я задыхался от быстрого подъёма. Прицелившись в темное пятно, я хотел выстрелить, но винтовка дрожала в руках. «Надо успокоиться, а то все равно не попаду», — подумал я и, опустив винтовку, сел на корточки. Вдруг темное пятно, которое я принимал за козла, поднялось вверх и оказалось человеческой головой в папахе. Я удивленно уставился на нее. Голова заметила меня, сейчас же спряталась, но потом появилась вновь, и из-за камня вышел… Джалиль Гош. Очевидно, он тоже охотился.

Он нерешительно двинулся ко мне.