Трава пахнет солнцем - Дворкин Илья Львович

Они надели маски и сразу стали похожи на марсиан с одним овальным глазом во все лицо. Глаз-лицо! И трубка, как перископ. Медленно шевеля ластами, Олег и Владька поплыли к корме.

Владька нырнул и ужаснулся. Это просто жуть, что творилось под водой.

Сквозь маску все было отлично видно. Казалось, катер, как муха, попал в густую паутину и теперь из глубины, откуда-то с темного дна его подтягивает громадный мохнатый паук со стальными челюстями. Крак! И перекусит пополам.

Владькиному животу стало зябко.

Захотелось рвануться, бросить все это дело к шутам и удрать наверх, где все вокруг понятное, не страшное, где греет солнышко.

И тут Олег ткнул его кулаком в бок. Будто мысли прочитал.

Владька вздрогнул, хотел обидеться и вдруг почувствовал, что страх прошел.

Он с удовольствием проорал бы что-нибудь веселое, потому что очень уж здорово, когда страх из тебя уходит, уползает из того самого места, где он всегда прячется — под ложечкой. Но рот плотно залепил загубник, и орать никак было невозможно, а можно было только погудеть в трубку.

Владька погудел: у-у-у.

«Как домовой», — подумал он и совсем успокоился.

Олег сноровисто и быстро перекусил проволоку.

Владька тоже попробовал, и оказалось, что это не очень трудно.

Кусачки были привязаны к руке — зубастые, острые кусачки. Щелк! Проволока дергается вперед и долго еще покачивается, как стебель розы.

Владька увидел, как Олеговы руки сгибают перекушенную проволоку.

«Чтоб другие не напоролись», — сообразил Владька и тоже стал загибать.

Это оказалось посложнее, чем перекусывать. Он сразу же укололся, потом еще и еще.

«А вдруг руки нарывать станут? Как же я буду играть? — подумал он и перестал загибать, — сойдет и так».

Скоро Владька почувствовал, как кожу начинает стягивать, а нижняя челюсть противно дрожит — наверное, не будь во рту резинового загубника, зубы дробно заклацали бы, выбивая дробь.

«Простужусь еще в этой канаве, черт бы ее взял».

Кусачки глухо щелкали, но это уже не доставляло Владьке никакой радости.

«Удрать бы, — тоскливо подумал он, — погреться бы».

Он покосился на Олега, но тот не делал никаких знаков, работал себе.

Владька начал злиться.

«Ишь, шурует! Как машина! Нанялись мы, что ли? Я им не лошадь. Не хочу больше».

Он ударил ластами, проплыл вдоль борта и влез в катер.

— Устал, Владик? — спросила Тамико.

— А ты как думала? Расселись тут в тепле! Сама бы попробовала.

Тамико залилась румянцем и отвернулась.

— Давай сюда маску и кусачки! Все давай! — сказал Жорка и грубо сдернул ласт с Владькиной ноги.

— Ты чего? Чего ты? — пробормотал Владька.

— Того. Перетрудился ты больно. Можешь вообще уматывать с катера, если тебе тут не нравится.

Владька посмотрел в сердитые Жоркины глаза, оглянулся на хмурого Димку и промолчал.

…Жорку Олег прогнал из воды почти насильно.

— Иди, иди, — сказал он, вынув изо рта загубник, — ты уже синий, как чернила. Дай Димке потрудиться. Тут уж пустяки остались.

Жорка с Владькой отогревались на солнышке, а Тамико сидела напряженная, будто прислушивалась к чему-то — точь-в-точь настороженный жеребенок: ушки на макушке и в глазах тревога.

На палубу баржи снова выполз зловещий дед. Глаза его совсем заплыли, а на щеке четко отпечатались две пуговки от подушки.

— Загораете? — снова заскрипел он. — До зимы вам здесь загорать.

Он говорил это с видимым удовольствием. Потом разглядел в воде Олега с Димкой.

— Ишь чего удумали! Гляди-кось, совсем ошалели, в воду лезут, — дед передернулся, — все едино вам здесь загорать…

Дед неожиданно поперхнулся и вытаращил глаза, потому что катер вдруг качнулся и медленно поплыл по течению.

Тамико вскочила, обняла Жорку.

— Чувствуешь, Жорик! Ты чувствуешь — плывем! Мы плывем!

Жорка заорал что-то непонятное и счастливое, и тотчас из воды высунулись головы Олега и Димки.

Они с двух сторон взялись за борта, забурлили ластами. Потом оба разом забрались в катер и сняли маски.

Олег долго молчал, устало опустив плечи. Потом сказал:

— Плохо дело, братцы. Винт не освободить. Там такой тугой клубок, что кусачки не берут.

Все рушилось. Жорка почувствовал, как кто-то ласково погладил его по плечу и, не оглядываясь, понял — Тамико.

Жорка изо всех сил стиснул зубы и сидел сбычившись, боясь поднять голову.

И снова выручил Димка. Мудрый, золотой человек Димка.

— В мостоотряд идти надо. Там помогут. Газорезчику винт освободить — раз плюнуть.

— Что же он, сюда придет? — насмешливо спросил Владька. — Ты скажешь.

— Зачем сюда? — спокойно ответил Димка. — Сами к нему придем. На «Акуле» катер отбуксируем.

— А потом он в воду полезет, твой резчик?

— А потом — суп с котом. Потом поглядим. Там уж ребята придумают. Они что хочешь придумают, — ответил Димка.

Он сказал это как-то по-особому — уверенно и гордо, так, что Жорке стало даже завидно. Очень здорово иметь друзей, которые могут придумать все что хочешь.

— Решено. Молодец, Димка, — сказал Олег.

Бурлаки

Катер, такой легкий, невесомый раньше, катер, который носился, едва касаясь воды — только успевай выжимать газ, стал тяжелым и неповоротливым, как колода.

«Акула» тащила его рывками. Цепь провисала, и гичка легко-легко рвалась вперед.

Потом — дерг! Цепь натягивалась, и «Акула» прыгала назад, а катер, как черепаха, чуточку подавался вперед.

Олег греб двумя веслами, на другой паре — каждому по веслу, часто менялись мальчишки.

Когда выбрались на Неву — ох, и досталось же всем!

Владька сначала дул на горячие, багровые ладони, даже платок разорвал и обернул их — скрипачу мозоли ни к чему, скрипка — она штука деликатная.

Владька попробовал и филонить. Он только делал вид, что гребет — махал веслом вхолостую. Но лодку сразу стало разворачивать, Жорка догадался, в чем дело, и с таким бешенством взглянул на Владьку, что тот сразу навалился на свое весло. Он греб со злостью, рывками.

Все оказалось посложнее, потяжелее, чем тогда, на бону, когда он всех небрежно победил и гордый шел по белому помосту.

«Проклятое весло, проклятый катер, чтоб ему провалиться, — думал он, — ну ее к черту, эту затею. Придумали, идиоты, на свою шею. «Чтоб ветер, чтоб скорость». Покатались. Больно мне это надо. Все руки рассадил. Брошу сейчас грести, и все. Сейчас вот брошу».

И он бросил. И пересел на корму. Демонстративно.

Весло сразу подхватил Димка. И вышло, будто так и надо. Будто Димка просто подменил его. Никто ничего не заметил. Кроме Жорки.

«Вот ты, оказывается, какой, — подумал он, — вот ты какой, оказывается, гусь. Ну, погоди».

Течение подхватило катер, и «Акулу» поволокло вниз к мосту Лейтенанта Шмидта.

И все работали как сумасшедшие, аж спины трещали.

А Тамико, смешная девчонка, ладошками гребла. Перевесилась через борт и ну грести. Да еще с таким серьезным видом — помощница!

А когда добрались к левому берегу, к самому парапету, течение погасло. Жорка вдруг подумал, что Тамико даже так, ладошками, грести было потруднее, чем им — веслами.

Она здорово побледнела, даже нос заострился.

— Самое трудное позади, — сказал он ей, — добрались. Ты нам здорово помогла. Только теперь не греби. Это когда течением сносило, можно было с одной стороны грести, а теперь прямо пойдем и ты отдохни. Потому что, если начнешь справа грести, гичка влево повернет, и наоборот.

— А мне с двух сторон никак, — растерянно сказала Тамико, — руки не достают.

— Ну и не надо. Сейчас уже нам не трудно. Ты лучше правь. Опусти руку с кормы и правь, чтоб нос не рыскал, — серьезно сказал Жорка и заметил, что Олег одобрительно кивнул.

Он все понимает, Олег. Да и Димка понимает, иначе они бы уж повеселились, услышав такой разговор.