Рыжее знамя упрямства (сборник) - Крапивин Владислав Петрович

Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 158

Я не удивилась, не возмутилась. Только ослабела.

— Пашка… зачем…

Он сказал строго:

— Потом, наверно, не будет случая. Это на прощанье.

— Ка… кое… прощанье?…

— Послезавтра я уезжаю. Насовсем.

— Пашка, ты что?.. Куда? — Сама не поняла, крикнула я это или еле шепнула.

— Мы все уезжаем. Отца перевели в Сибирь, в Яхтинск.

Я не подумала, а просто почувствовала: вот она расплата за тот “переход границы”…

Потом, когда мы шли к моему дому, я что-то бестолково спрашивала, удивлялась, возмущалась, он что-то объяснял. Но этот разговор у меня не оставался в голове. А застревали всякие глупые мысли. Что Пашка, наверно, не совсем оттер ладони и мама может испугаться: “Почему тебя щеки в крови?” А еще что всю жизнь, вспоминая сегодняшний вечер, я не буду о нем думать: операция “Брамсельный ветер”. Навеки это будет: операция “Грусть”. Да еще какая! С застрявшими в горле слезами…

Вторая часть

ВВЕДИТЕ ПАРОЛЬ

Дискета

1

Дворец отстояли.

Нет, я не хочу сказать, что мы отстояли. Я даже не знаю, состоялась ли во Дворце встреча ППЦ с местными властями. По крайней мере, сообщений про нее никаких не было. И видел ли генерал Петровцев надпись и Пашкину “печать”? Тоже не знаю. Газеты и каналы ТВ будто в рот воды набрали. Конечно, у них и без того хватало тем: то застрелили очередного директора фирмы, то новый оползень в горах Дагестана, то опять катастрофа с самолетом, то землетрясение в Италии, то происки террористов… Но через неделю вдруг в “Новостях” сообщили: “Полномочный представитель центра генерал-лейтенант Петровцев счел нецелесообразным располагать свою резиденцию во Дворце детского творчества. Этот вопрос можно считать закрытым. Дети и работники Дворца могут жить спокойно…”

Можно было радоваться. Ну, я и радовалась. Особенно на глазах у Люки, Стаканчика, Томчика и Лоськи. Но это было внешне. А в глубине души — все по-другому.

В душе была тоска по Пашке.

…Пашка уехал, как и сказал — через день после нашего прощания в Коротком переулке. Провожать себя он запретил. Объяснил: “Зачем вам видеть эту суету, при отъезде всегда кавардак. Бабка еще устроит ругачку, у нее такой характер…”

Утром в день отъезда (было воскресенье) мы собрались у нас, выпили чаю с абрикосовым джемом, шепотом, с оглядкой на дверь, повспоминали недавнее приключение во дворце. Томчику Пашка подарил оловянную фигурку ковбоя на лошади, Лоське записную книжку с забавным кенгуру на обложке, Стаканчику — трехцветную авторучку, Люке карманное зеркальце. А мне он оставил две свои магнитофонные кассеты — с музыкой Вивальди на фоне прибоя и с морскими песнями.

Каждому пожал руку. И мне — как другим. Только смотрел на меня сквозь очки чуть дольше, чем на остальных. И в полголлоса сказал:

— Когда устроимся, я напишу. Или позвоню. Пока… — Махнул еще с порога и застучал по лестнице ботинками. И — всё…

Днем я ничего особенного не чувствовала. После обеда была во Дворце репетиция — “умелые руки” наконец-то приготовили деревянное страшилище для съемок. Внутрь они спрятали пружину. В момент выстрела дергали незаметный шнурок, пружина срабатывала, “Гнев” разлетался на куски. Как от разрывной пули!..

Томчик стрелял, конечно, не по-настоящему — щелкал незаряженным револьвером…

Вечером я была у Лючки, мы писали сочинения на тему: “Мое главное событие в уходящем году”. Попробуй-ка не сдай вовремя, Олимпиада раскричится как, как хозяйка, у которой украли любимую курицу… Лючка писала про летнюю поездку к деду. Я не стала откровенничать и придумала историю, будто случайно взяла в библиотеке и прочитала роман Гюго “Собор Парижской Богоматери” и неделю ходила под впечатлением. На самом деле я читала эту книгу гораздо раньше. Но не писать же про скандал в “Отраде” или про операцию “Брамсельный ветер”!..

Реветь я начала только ночью. Хорошо, что Илья опять не ночевал дома. А мама через дверь не слышала моих всхлипов.

Только сейчас я поняла, что была дура и что обманывала себя, когда думала: “У нас ничего такого ”. Было именно такое . Потому что Пашка был для меня вовсе не обычный друг, как Лоська, Люка, Стаканчик или маленький Томчик. То есть и обычный, конечно, однако не только… Чего теперь самой себе пудрить мозги! Разве так уж мне были нужны проекты океанских и космических парусников?.. Ну да, интересно это, но когда мы с Пашкой вдвоем сопели над тетрадками с рисунками и схемами, мне важнее парусов был сам Пашка. То, что он рядом…

Мало того! Я понимала даже, что и книгу “Фрегат “Виола” упорно искала, потому что она была у какого-то Пашки Капитанова! Еще не знакомого, но уже того самого . Словно я заранее увидела его во сне. Он и оказался таким, как я думала…

“Совершенно такой…” — сказала Ассоль, когда Грей взял ее за руки, наклонившись из шлюпки…

Илюха врал, когда говорил, что я, читая “Алые паруса” воображаю себя Греем, а не Ассолью! Так бы и дала дураку по шее…

Конечно, куда мне до таких красавиц, как Ассоль! Швабра и есть швабра… Но однажды я слышала случайно, как тетя Соня негромко сказала маме:

— Ах, Валечка, не надо огорчаться раньше времени. Из гадких утят иногда вырастают царевны-лебеди…

Я поняла, что говорили они обо мне… Ха! Из гадких утят, может кто-то и вырастает (например, эстрадные звезды из одноименного ансамбля). Но я-то не утенок, я похожа на птенца птеродактиля… Ну и что? Пашке и не нужна была царевна. Ведь на красавицу Лючку он глядел как на приятеля-пацана, не больше. А со мной там… в Коротком переулке… Но теперь-то что! Уехал, и скорее всего мы ни-ко-гда не у-ви-дим-ся… а-а-а… — Я затолкала в рот угол подушки…

Утром мама сказала:

— Ты какая-то опухшая. Плохо спала?

— Да. Сама не знаю, почему. Всю ночь вертелась как в колючках…

— Наверно, из-за Паши расстраиваешься, — сказала догадливая мама.

— Вот еще!.. — фыркнула я. Но едва ли ее обманула.

Первым уроком была география. Мы кончали тему “Океаны”. Дмитрий Витальевич говорил о безбрежных просторах и называл книги о мореплавателях, которые полезно прочитать.

— А на следующем уроке мы переходим к материкам. И начнем с Африки…

Не нужны мне были ни океаны, ни Африка…

Люка шепнула:

— Евгения, не изводись. Позвонит, напишет…

— Кто изводится?!

— Ох, Женька-Женька… — сказала Лючия Минтаева, которая знала меня с ясельных времен.

Не знаю, сколько времени я страдала бы при нормальном течении жизни. Но жизнь эта вздыбилась и поскакала, как по ухабам. Жилищное начальство предписало нам освободить квартиру и перебраться в общежитие к Новому году!

Ни фига себе ситуация, да?!

Я предложила забаррикадировать двери.

— Ну и сколько продержимся? — сказал Илья. Отключат свет, воду, отопление… И кто заступится? Если тебя выкидывают на улицу гражданские власти или частные фирмы, можно звать на помощь милицию. А кого звать, если выселять начнут бравые ребята-омоновцы?

Спокойнее всех держалась мама, хотя, по ее же словам, на адвокатов и суд рассчитывать уже не приходилось. И скоро мы узнали причину этого спокойствия. Оказывается, тетя Соня, тетя Лия и все семейство Лифшицев, собираясь в Израиль, решили оставить нам свою квартиру.

— Точнее говоря, продать, — объяснила мама. — Но цену Лия назвала чисто символическую. Так что хватит моих крохотных сбережений и даже останется на новые стулья…

Такой вот неожиданный и счастливый выход! Вместо грязного казенного общежития трехкомнатная квартира вблизи от центра! Жаль, конечно, старого дома, но его-то все равно уже не отстоять. Зато новое жилье будет чуть не в два раза больше нынешнего! Наш с Илюхой пестрый занавес упрячем в комод, на память!..

Но все же я сказала:

— Мама, а как же… Они же уезжают в такую даль, им же никакие деньги, наверно, не лишние…

Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 158