В редкие секунды передышек, когда казалось, что лоб расколется от невыносимого стука, Борис услышал несколько обрывков фраз:
— А скоро мы шлюпку сделаем? — спросил Женька.
— Скоро, — сказал Михаил. Опять грохот.
...Грохот стих. Борис насторожился, но в ушах по-прежнему колотили молотки.
— Нужно бухту спокойную найти, походить под парусами... для «Напавтала» пригодится...
Снова грохот, на этот раз колотят вразнобой, будто на весь мир отстукивают «точки» и «тире», как в азбуке Морзе. И в паузах между этими «точками» и «тире» можно услышать голоса Мошкиных:
— ...тут...азные...ухты! — галдят они. — ...Капита... кая.... ухта! ...олу-бой...алив!
«Тут разные бухты! — догадался Борис. — Капитанская бухта! Голубой залив!»
И вновь дружный стук, от которого волосы встают дыбом. Больше он ничего не услышал. И если бы «мореплаватели» не сделали перерыв, чтоб искупаться, Борис, наверное, оглох бы на своем посту.
Выбравшись из-под баркаса, Борис пополз к старой пристани, скрываясь за валунами. В ушах гудело, стучало, барабанило. «Неужели навсегда!» — испугался Борис. Стук то нарастал, то затихал, то начинался с новой силой. Борис даже оборачивался не один раз на шлюпку (может, оттуда стук доносится?), но там никого не было. Мальчишки кружили в море у скалы, которая то скрывалась под волной, то высовывалась, как тонущий пловец.
Молотки стучали у Бориса в голове почти весь день. Когда он слышал цоканье женских каблуков на улице, или звяканье ведра, или стук яблок, срывающихся в саду, его передергивало. И когда Хихикало, слушая его рассказ, машинально забарабанил пальцами по колену, ну совсем-пресовсем беззвучно, Борис вскочил и закричал:
— Да тише ты! Тебя бы туда!
Молчун кивнул.
— А ты молчи, — обиделся на Молчуна Хихикало, хотя тот не сказал ни слова. — Тебя не спрашивают!
— Что такое «Напавтал», я не узнал, — закончил Борис. — Одно ясно: собираются пока в бухты плыть.
— Надо быстрей ломать, — заявил Хихикало, — пока в бухты не поплыли.
Борис недвижно глядел куда-то сквозь него. В себя.
— Спокойно, — не сразу сказал он. —Шлюпка будет наша.
— Уведем? — загорелся Хихикало.
— Уведем, — подмигнул Борис. — Только не сейчас.. Не сейчас.
Спортучеба: «Делай, как я!»
Михаил был доволен. Он ворчал на Женьку и Мошкиных, подгонял их: «Надо спешить, спешить!», но в душе был доволен. Он был доволен потому, что с каждым днем шлюпка все больше напоминала Настоящую Шлюпку. Заменили оба фальшборта и срединные неустойчивые шпангоуты, зашпаклевали днище и борта, вставили уключины для будущих весел, а главное, сделали новую транцевую доску кормы.
— Транцевая доска, сокращенно транец, — объяснял команде Михаил и показывал, — изготовлена из двух — дубовых! — досок. Транец врезан в ахтерштевень нашего шестивесельного яла. Видите? — снова показывал он и сожалеюще причмокивал. — Рассохся наш транец от старости. А с таким корма шлюпки развалится.
— Развалится, — соглашалась команда.
Михаил замерил портновским сантиметром размеры двух досок транца:
— Надо доски искать — дубовые. Можно было бы на «кладбище шаланд и шлюпок» выпросить, да там нет — я уже ходил, смотрел. Других-то деталей полно, а подходящего транца там нет, — повторил он.
Поначалу опять выручил старый знакомый, как называл сторожа пристани Женька Енохин. Михаил как-то с ним заспорил: «Новый знакомый»! На что Женька сказал: «Но он же старый. И он знакомый. Значит, старый знакомый». Они вновь помогли сторожу: на этот раз починить ворота — особенно Мошкины старались. Ну и сторож помог: подарил обширный дубовый пень. Из такого пня не один, три транца можно сделать! Свободно.
А сделали так. Пень сплавили морем, в бухточку к шлюпке. Михаил наметил мелом на срезе силуэт транца точно по размерам прежнего. Мошкины углубили этот чертеж долотом. А затем взялись за ножовку. Ножовка сразу застряла.
— Коротка, — посочувствовал Женька.
— Дуб! Тут и двуручной пилой не управиться! — расстроился Михаил, и «мореплаватели» сели на «чертеж», размышляя, что же такое предпринять умное.
— Я знаю,— вскочили Мошкины и куда-то унеслись. Вернулись они с тележкой.
— Где взяли? — нахмурился Михаил.
— Наша тележка,—рассердились Мошкины. — Домашняя.
— Куда повезем? — засуетился Женька.
— В порт, — ответили Мошкины. — Там лесопильная мастерская. И пила должна быть. Циркулярная.
Борис и компания, как всегда подглядывающие за врагами, страшно поразились, завидев пень, который дружно везли куда-то на тележке ребята.
— Опять что-то задумали, — с завистью сказал Борис.
Пень был срочно доставлен в лесопильную мастерскую, где, как правильно подозревали Мошкины, обязательно должна была быть циркулярная пила. Она была! Она с воем перегрызала толстые бревна! Она разбрасывала опилки, сверкая быстрыми зубьями!
Борис, Молчун и Хихикало, взобравшись на дерево, продолжали наблюдение. Мишкина команда о чем-то просила человека в спецовке, заведовавшего пилой. За шумом пилы не было слышно голосов. Человек отмахнулся и снова принялся за работу. Но мальчишки не отставали, они подкатили свой чурбан поближе и сели на него. Человек оглянулся. Они жалобно глядели на него. Он застеснялся и отвернулся, чтобы их не видеть. Они тут же встали, перекатили чурбан на другое место и снова оказались на виду. Человек, опять отвернувшись, мрачно продолжал распиливать бревна, выползающие на помост по конвейеру.
Вот он распилил очередное бревно и машинально протянул руку за новым. Вместо бревна по конвейеру поднялся дубовый чурбан. Человек выключил рубильник, наступила тишина. Он строго взглянул на мальчишек внизу. Теперь они отвернулись.
Снова взвыла пила, и они заулыбались.
— Доконали все-таки, — невольно улыбнулся и Борис.
Когда мальчишки положили две дубовые доски транца на тележку и весело замахали руками, прощаясь с человеком в спецовке, Борис сказал:
— Доски какие-то выточили. А зачем? — И сам себе ответил: — Для шлюпки, конечно.
Хихикало деланно поморщился. Молчун кивнул.
И это было не единственным, что поразило их воображение в последние дни. Компания Бориса забросила свои прежние занятия, все время только и следила за Михаилом и его друзьями. Следила и завидовала, боясь признаться в этом друг другу. Они видели издали, как Михаил обучает мальчишек плести канаты, читает им вслух какие-то толстые, наверняка морские, книги, что-то объясняет, чертит палочкой на песке.
А сама шлюпка! Она становилась все новей и новей, она как будто молодела прямо на завистливых глазах: новенькая корма, новенькие сиденья, днище покрашено красным свинцовым суриком, а уключины, оттертые наждаком, чуть ли не вспыхивали, будто никелированные!.. А Мишкина команда то и дело наведывалась на «кладбище» шаланд и шлюпок и, придирчиво выбирая, отдирала всякие нужные детали от списанных посудин.
«Себе, что ли, баркас отгрохать?» — не раз мелькала у Бориса увлекательная мысль, но он чувствовал, что не сладит с таким сложным делом. «Знаний мало», — честно признавался он сам себе.
К тому же — это его совсем доконало! — Мишкина команда подружилась с бывалым капитаном портового буксира. Это был тот самый капитан, который помог Михаилу с Женькой доставить шлюпку на заброшенный пляж. Он уже дважды приходил на ребячью «верфь», придирчиво осматривал ял и подсказывал что-то, наверное, очень умное. А он, Борис, перед которым дрожала не одна приморская улочка, должен был глядеть на все это издали, прячась со своими бездарными дружками, вместо того, чтобы самому сооружать взаправдашнюю шлюпку и водить знакомство с капитаном буксира.
«Почему у меня отец не капитан? — задавал себе Борис вопрос, который, вероятно, задают себе сотни тысяч мальчишек земного шара. — Вон у Женьки отец — капитан. А они себе еще и второго капитана завели! Ну, пусть у меня отец не капитан, — размышлял Борис,— но кто мешает капитанам со мной водиться? Неужели я хуже какого-то Мишки?! Я тоже могу подзубрить какие-нибудь нужные книжки и выучить морское дело назубок. Запросто! Стоит только захотеть!»
