Красное небо - Козлов Вильям Федорович

Приходилось признаться самому себе, что Пашка храбрее его, не случайно его прозвали в поселке Шалый.

Пашка вел его в лес, причем не в ту сторону, куда они уходили на ночевку, а в противоположную. У Ближнего луга они пересекли железнодорожную насыпь и углубились по песчаной дороге в густой, захламленный буреломом сосновый бор. Так далеко Ратмир еще ни разу не забирался. А Пашка шлепал и шлепал впереди, оставляя в пыли следы своих босых ног. Пиджак он снял и перекинул через плечо, придерживая его пальцем, просунутым в петельку. Рубашка под штанами сбоку оттопыривалась.

Миновав неширокое болото, Пашка свернул в березняк и, когда отошли подальше от дороги, наконец остановился.

— А где же Михаил Иванович? — полюбопытствовал Ратмир, отмахиваясь от настырного слепня, с противным воем носившегося вокруг.

— Какой еще Михаил Иванович? — озадаченно взглянул на него Пашка.

— Топтыгин, — невозмутимо ответил Ратмир. — Я думал, ты меня к нему в гости привел.

— Вряд ли Топтыгин нам сильно обрадуется, — усмехнулся Пашка и, вмиг посерьезнев, ловко выхватил из-под рубахи блеснувший вороненой сталью пистолет и наставил на приятеля: — Руки вверх!

— Ух ты! Где достал? — Глаза у Ратмира загорелись. — Настоящий?

— Иди вешай на сучки бутылки — сейчас проверим, — сказал Пашка и с лязгом передвинул затвор.

Ратмир подхватил за ручку плетеную корзинку и припустил к ольшанику. Обломал несколько веток и на оголенные сучки нанизал бутылки. Как знал, взял ровно шесть: три для Пашки, три — для себя.

Первым выпустил три пули Пашка. И все промазал. Ратмир долго вертел в руках новенький пистолет ТТ — такими вооружали наших командиров, — даже понюхал его. О такой штучке Ратмир давно мечтал. До чего же приятно в руках держать! Правда, немного тяжеловат и Ратмир стрелять навскидку, как Пашка, не станет. Он подставит под руку с пистолетом вторую — согнутую в локте, тогда можно будет лучше прицелиться… Вот только какой нужно глаз закрыть: левый или правый?

— Ты какой глаз закрывал, когда целился? — поинтересовался Ратмир.

— Я? — наморщил лоб Пашка. Он очень расстроился, что промахнул. — Правый… А какой надо?

— Какой?

Ратмир мучительно соображал: какой же глаз закрывают при стрельбе? Стал вспоминать кинофильм «Чапаев», там много стреляют, но, хотя эту картину видел пять раз, вспомнить, какой глаз закрывают чапаевцы, так и не смог. Здраво рассудив, что раз Пашка влепил все три пули мимо, значит, нужно закрывать левый глаз, тщательно прицелился в крайнюю темную бутылку. Нажимать на курок нужно плавно, мушка должна совпадать с прорезью на дуле. Прогрохотал громкий выстрел, рука с пистолетом дернулась вверх. Бутылка как ни в чем не бывало висела на изогнувшейся ветке.

— Чего так долго-то? — нервничал Пашка. — Ты как я: раз-раз…

— И мимо, — закончил Ратмир и снова тщательно прицелился.

Бутылка разлетелась вдребезги после третьего выстрела. Ратмир нехотя отдал Пашке пистолет и бросился к ольшанику — ему хотелось посмотреть, где прошли другие пули, но ветви были тонкие, и никаких следов он не обнаружил.

— Снимай бутылки! — скомандовал Пашка, пряча пистолет под рубашку. — Перебазируемся на другое место.

— У тебя много осталось патронов? — спросил Ратмир, когда они углубились еще дальше в лес.

— Хватит, — ухмыльнулся приятель и наконец поведал, как он раздобыл ТТ.

Там, на станции, разыскивая на путях раненых, Пашка заметил, как под искореженным осколками вагоном что-то блеснуло. Возвращаясь с вокзала, куда они довели раненного в ногу бойца, Пашка нырнул под вагон и увидел лежащий между шпал пистолет. Сразу он не взял его, спрятал у стоявшего в тупике снегоочистителя. Если бы кто спросил про пистолет, он, Пашка, конечно, отдал бы, но никто так и не спросил…

Хозяина пистолета, наверное, убило, ну, он, Пашка, и решил, что теперь оружие навечно принадлежит ему. А патроны не проблема. У них были на постое военные, так он позаимствовал у них десятка два-три… Оказывается, они подходят и к автоматам ППШ. Жаль, что кобуры нет и запасной обоймы.

Патроны они расстреляли все до единого. С бутылками было быстро покончено, стали палить в деревья, но это неинтересно. Вошедший в раж Пашка снял с себя синюю майку, сучком прикрепил посередине осиновый лист и повесил на куст. Лист считался «десяткой». Гулкое эхо разносилось по лесу, умолкли птицы, но мальчишки позабыли про все на свете. Даже про то, что их могут услышать и застукать.

Лучше стрелял Ратмир, Пашка чаще мазал. Два раза даже в майку не попал. Ратмир растолковал ему, что, когда нажимаешь на курок, нужно следить за тем, чтобы дуло не поднималось, а у Пашки задирается вверх. И поэтому пули летят выше цели. И глаз надо зажмуривать левый. И действительно, Пашка стал стрелять лучше, но с Ратмиром ему было не сравниться.

Домой возвращались счастливые. Пистолет Пашка засунул под брючный ремень, а перед самым поселком снова набросил на плечи пиджак, чтобы не было видно оттопырившейся рубашки. На станции под парами стоял воинский состав. На крышах вагонов установлены спаренные зенитные пулеметы. По перрону с котелками пробегали бойцы. Женщины стаканами продавали только что поспевшую чернику.

Наконец-то небо заволокло облаками, а над кромкой леса засинела туча. Иссохшаяся земля соскучилась по дождю. Может, натянет. И потом, в дождь и грозу немецкие самолеты не летают, значит, будет передышка.

После отъезда портного Ратмир огородом почти не занимался, хотя теперь в основном только огород их и кормил: подкапывали молодой картофель, ели морковь, огурцы, Серафима варила суп из щавеля. Скоро должны были поспеть горох и бобы. Куриц на дворе осталось всего три штуки, да еще два кролика, которых дядя велел оставить на развод. Мяса давно не было, иногда перепадали консервы от постояльцев.

Людей в поселке осталось мало, многие дома были заколочены, но усталые с дороги бойцы, остановившиеся здесь на привал, отдирали доски и ночевали в домах, а утром, покидая поселок, снова заколачивали двери. Не видно на улице мальчишек и девчонок. Даже если кто из родителей и остались в поселке, то своих ребятишек давно отправили в деревни к родственникам.

У калитки дома дяди Ефима друзья остановились.

— Будем ночевать дома, — взглянув на потемневшее небо, сказал Пашка. — Гроза надвигается. Эх, и отосплюсь я на своей родной кровати!

— Завтра постреляем? — спросил Ратмир.

— Неча попусту патроны переводить. — Лицо приятеля стало озабоченным. — Мы вот что с тобой, Родька, сделаем… — Он оглянулся на дорогу, но кругом было пустынно. — Завтра днем пошарим в лесу, тут где-то диверсант заховался… Ну, который ракеты на станцию пускает. А как стемнеет, заляжем в бору. Он себя покажет… Сколько из-за него, гада, наших бойцов на станции погибло!

— Как же мы его найдем? Да еще ночью?

— Я тут, Родя, каждую тропку как свои пять пальцев знаю… Хожено-перехожено за грибами-ягодами! — Пашка полез в карман штанов и, звякнув чем-то, извлек оттуда гильзу от ракеты. — Гляди, что я нашел вчера в лесу.

Ратмир повертел в руках сплющенную картонную трубку с медным основанием. Края трубки были немного опалены.

— Думаешь, это его? — с сомнением спросил он, возвращая гильзу.

— Две растоптанные сапогом самокрутки во мху нашел, — продолжал Пашка. — Свернуты из наших газет…

— Что он, дурак из немецких газет сворачивать самокрутки, — сказал Ратмир. — Наверное, и одет в нашу форму.

— Надо его, змея, накрыть, понимаешь? — понизив голос, сказал Пашка. Синие глаза его стали холодными, жесткими. Иногда на его красивом лице с нежным овалом щек и круглым подбородком появлялось такое жестокое выражение, что Ратмиру становилось не по себе. Будто изнутри Пашки Тарасова вдруг выглядывал совсем другой, взрослый и решительный человек, способный на все.

— Хорошо бы… — ответил Ратмир. Но как? Он ухлопает нас, как куропаток…

— Мы не куропатки, — возразил Пашка. — Главное — выследить его… Нас тогда зачислят в воинскую часть, и мы с тобой, Родька, попадем на фронт! Шутка ли, мальчишки настоящего диверсанта поймали! Не смогут они нам отказать, вот увидишь.