Крылатый камень - Казанцев Сергей Иванович

Шурка вот вырастет, тоже пойдет на шахту работать, крылатый камень вывозить. Лет через десять боксита много понадобится, очень много. Самолеты будут огромные. И ракеты станут больше — в десять, в двадцать раз. Нет, без Шурки тогда явно не обойтись. Если не возьмут его подземным машинистом — лучше бы хоть завтра, прямо сейчас! — трудновато будет до Марса долететь…

Солнышко припекало. Пригрелся Шурка, разнежился. И подумал: а не поспать ли здесь, на мягкой травке, часок-другой? Ведь устал порядочно. Если честно признаться, очень устал. Но потом стиснул зубы — крепко, задышал — решительно. И представил себе, что не малину несет он домой к тому часу, когда папа из шахты поднимется, а бежит издалека вон к тому перелеску и тащит тяжелые жестяные коробки, а в них патроны — желтые, блестящие, с меткими пулями, и без этих патронов не продержаться нашим до рассвета, потому что опять полезли на них в бешеной атаке фашисты… Ну ничего, подождите, проклятые, вот сейчас, уже близко, уже рядом, торопится Шурка с драгоценным грузом, и пусть его ранят грохочущей очередью из автомата, и он последние метры будет ползти, обливаясь горячей кровью, все равно он успеет, и наши рванутся в яростный бой и перебьют всех врагов до единого, а над Шуркой склонится в слезах Наташа из их класса и станет упрашивать, чтоб разрешил ей перевязать его геройские раны, но Шурка только вздохнет печально и гордо и посоветует не терять с ним времени понапрасну, потому что давно ждет ее у киношки рыжий Витька — Шуркин первейший друг и сосед по парте…

Ладно-ладно, вздыхает Шурка, ходите в свое кино, на взрослые фильмы, куда пятиклассника Черёмухина не пропускают, а у Витьки родная тетя — билетер… Ладно-ладно, зато Шурка не теряет времени на пустяки, а внимательно каждый вечер читает-запоминает умную книгу с мудреным названием «Руководство к эксплуатации», на обложке которой нарисован шахтный электровоз. И когда дочитает эту книгу до конца, придет Шурка к начальнику шахты, покажет свои огромные знания, и ахнет от восторга начальник и тут же назначит Шурку подземным машинистом. И отправится Шурка в шахту и за год перевезет столько руды, что хватит ее на самую большую межпланетную ракету. И тогда Шурку обязательно включат в ее экипаж, ведь без него эту ракету просто не построили бы, и он полетит на Марс, а когда вернется оттуда, его пригласят в родную школу выступить перед бывшими одноклассниками, и па первой парте будут сидеть притихшие Витька с Наташей и завороженно смотреть на Шурку, на его Звезду Героя, а он улыбнется им по-дружески и в шутку спросит: «Ну, как кино? Интересное было?», и все засмеются, потому что какое уж там кино по сравнению с Марсом!..

А в это время…

^{ГЛАВА ВТОРАЯ}

Дядя Денежкин

В это время на поляну, к которой приближался Шурка, с вершины самой высокой в округе горы упал темно-зеленый луч, и трава перед ним расступилась, а из земли поднялся, словно кит из океанской глубины, громаднейший камень-валун с округлыми боками. На камне, как на троне, сидел высокий старик, и цвет его одеяния сливался с иззелена-серым цветом горбатой булыжины.

Замечтавшись, Шурка и не заметил бы, проскочил мимо странного старика. Да тот окликнул:

— Внучок!

Шурка оглянулся.

Замер.

Застыл как камень, как тот валун, с которого встал невиданный старичище.

А что бы, интересно, вы, к примеру, сделали, если бы вас окликнул древний богатырь, как будто вышедший из книжки русских сказок? И была бы у этого трехметрового богатыря седая борода до пояса, под ней кольчуга из позеленевшей медной проволоки, а на голове его пылал бы золотом остроконечный шлем!

— Ты, я вижу, — прогрохотал богатырь, подходя и закрывая собою полнеба, — хозяином в нашем урочище ходишь. Вот хорошо. Должно, дождались мы со Стрекотухой настоящего хозяина. К нам многие тут с пестерями — мешками заплечными — шастают. А не пойму никак: чего им надобно? Добро бы пестеря свои кедровой шишкой да каменьями цветными набивали, так ведь нет! Несут с собой полными метками и усыпают поляны всяким прибытком: лоскутьями расписными, тонкими, хрусткими, ковшичками мелкими из гнуткого железа, склянками прозрачными… А сколь хлеба недоеденного на земле оставляют! На что моя сорока велика — медведя жирного, осеннего скогтит и унесет, — а и ей с тех кусков пропиталу надолго достанет. Ладно ли так?.. А ты, внучок, — смягчился голос старика, — в тайге хламу не набрасываешь, кусты от ягоды налитой освобождаешь, а лишней веточки не сломишь, птичьих гнезд да муравьиных куч не зоришь. Добрым хозяином здешним местам приходишься. Я за тобой которое лето гляжу, И порешил, что можно тебе открыться. Один раз в пять дюжин годов допускается мне на людях показаться. Нынче опять пришел черед. Не боишься меня? Ну, давай знакомиться.

Богатырь наклонился поближе.

— В давешние-то дни содруги-богатыри дали мне имя — дядя Денежкин, нынче же люди Денежкиным Камнем прозвали. А сорока моя, стрекотуха, — Стрекотуха и есть. Эй, старая! — крикнул он как будто сердито. — Пошто от гостя прячешься!

— Да кто прячется-то, кто здесь прячется! — затрещало скороговоркой из-за камней, и на валун взгромоздилась птица не птица, вертолет не вертолет, но по обличью — сорока. — Здрррасьте пожалуйста! Уж и причесаться нельзя!

— Э-эх! — попенял ей, выговорил богатырь. — Разве так дорогих гостей привечают!

— Все они тут дорогие! — отбилась сорока и, наклонив набок голову, остро глянула на Шурку агатовым глазом. — Будет ли с этого толк?

— Будет, будет! — заверил ее дядя Денежкин. — Не зазря я его третье лето высматриваю. Давай, Стрекотуха, откроемся молодцу.

— И то, — согласилась сорока. — Мне он тоже, прямо-то говоря, с первого раза поглянулся.

— Ну, всё! — богатырь хлопнул каменной рукавицей по валуну, и по боку того, шипя, зазмеилась трещина. — Решено! Идем с нами, внучок!

Широкой, вместительной, как экскаваторный ковш, ладонью подцепил он Шурку, поднял его вместе с корзиной и поставил на тот валун, из-за которого появилась сорока. Шурка увидел поляну, а за поляной — утес, невысокий, по самую верхушку закутанный в зеленое моховое покрывало. У подножия каменного столба уже суетилась Стрекотуха. Она прострочила внизу острым клювом толстый слой мха и, взлетев на макушку утеса, вцепилась в кусты когтями.

— Готово! — крикнула она. — Поднимать?

— Вира помалу! — вспомнил Шурка знакомые слова, но сорока его не поняла, и тогда он замахал руками, закричал азартно: — Поехали!

Расправила Стрекотуха крылья — ударили по земле тугие ветры, и зеленое покрывало поползло вверх по утесу. Открылся блестящий бок громадного стакана. Был тот стакан много выше человеческого роста. «Сделан тот стакан, — вдруг проявилось в памяти у Шурки, — из самолучшего золотистого топаза и до того тонко да чисто выточен, что дальше некуда…»

— Есть! Вспомнил! — закричал обрадованно Шурка. — Я про вас читал! Дядя Денежкин! — бросился Шурка к богатырю. — Про вас же в книге написано! В «Малахитовой шкатулке»!

— Ну, не знаю насчет шкатулки, — ворчливо ответил старик, — а топазовый стакан у нас имеется. И в стакане том…

— Знаю, знаю! — подхватил Шурка. — В стакане том рудяные да каменные денежки. То есть камешки — круглые да плоские, как монетки. Из-за них вас дядей Денежкиным и назвали. Такую денежку возьмешь, потрешь с одной стороны — и она то место покажет, где ее руда лежит. А с другой стороны потрешь — руда начнет сквозь землю просвечивать. Так, да?

— Добро, — пригладил бороду богатырь. — Ежели ты, внучок, сам в нашем деле разбираешься, то — вот, бери, на пользу людям!

Смахнул дядя Денежкин каменную рукавицу с топазового стакана — и хлынуло оттуда такое яркое да разноцветное сияние, что Шурка даже прижмурился. Но краем глаза углядел, что поверх радужных самоцветов лежит вишневая капелька.