Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
…Той же полевой дорогой, которой пришли в деревню, они возвращались обратно.
Впереди шел Бокарев, обходя лужи и заполненные водой колеи — ночью прошел дождь. За ним шли Краюшкин, Лыков и Огородников. Замыкали шествие Вакулин и Нюра.
Солдаты были выбриты, все на них было выстирано, выглажено, подворотнички блестели.
— По моим вкусовым качествам, — сказал Лыков, — лучше простой деревенской пищи ничего не надо.
— Вкусовые качества бывают у пищи, а не у человека. У человека бывает вкус, — поправил его Огородников.
— Значит, по моему вкусу, — согласился Лыков, — деревенская пища; она хоть и грубая, но полезная.
— Тебя приваживать нельзя, — добродушно заметил Краюшкин, — у тебя память девичья: где обедал, туда и ужинать идешь.
— Ужин не нужен, обед дорогой, — отшутился Лыков, — а не мешало бы денек-другой так похарчиться.
— И не стыдно на бабьих-то харчах? — все так же добродушно поддразнил его Краюшкин.
— Стыдненько, да сытенько, — в тон ему ответил Лыков.
— И в городе можно пообедать, и не хуже, — заметил Огородников.
— Огородников, ты сам откуда? — спросил Лыков.
— Откуда, — мрачно ответил Огородников, — из Ленинграда.
— Семья, выходит, в блокаде, — сочувственно констатировал Лыков.
— Догадливый, — усмехнулся Огородников.
— А я вот, — сказал Лыков, — кроме своего колхоза, ничего не видел. Как кончил курсы, посадили на колхозную машину — пылил до самой войны.
— Ну, — сказал Краюшкин, обходя большую лужу, — вся грязь будет наша. Шинель бы не запачкать. — Он подобрал полы шинели под ремень, улыбнулся: — Подоткнулся, точно коров пошел доить.
Вакулин остановился:
— Беги домой, Нюра! Дальше посторонним нельзя.
Нюра молчала, ковыряла мокрую землю голой пяткой. Ямка, которую она выковырила, тотчас наполнилась водой.
— Писать будешь? — спросил Вакулин.
Она по-прежнему молчала, ковыряла голой пяткой другую ямку.
— Полевая почта 72392, — напомнил Вакулин. — Ну, чего молчишь?
Она посмотрела на него исподлобья.
— Барышень своих целовать не будешь?
— Нет у меня барышень, говорил тебе.
— «Говорил»… У шофера в каждой деревне барышня.
— Дура ты, дура…
Нюра исподлобья смотрела на Вакулина, положила ему на плеч» худые загорелые руки, прижалась, поцеловала в губы.
— Ну, ну… — Вакулин смущенно оглянулся на товарищей, — нашла место… Ну, прощай! Пиши!
…Он догнал своих, когда они входили на территорию МТС. И вместе со всеми растерянно остановился посреди двора — ПРБ не было. Под навесами и в цехах валялись негодные части, старые рамы, ржавое железо, промасленные тряпки.
— Ни горы, ни воза, — заметил Краюшкин.
— Погнались за девками, — пробормотал Огородников.
— Помолчи уж, — оборвал его Лыков, — все ему не так.
Бокарев раскрыл планшет, посмотрел карту, объявил:
— Пойдем на Корюков, пятнадцать километров в восточном направлении. Там узнаем, где ПРБ.
— Слушайте! — сказал Вакулин.
Они прислушались и услышали отдаленное жужжание. Вдали, на шоссе, показались три немецких мотоцикла.
— Попали меж косяка и двери, — тем же добродушно философским тоном заметил Краюшкин.
— Залечь! — приказал Бокарев.
Они легли на землю, приготовили винтовки, вглядываясь в приближающиеся по шоссе мотоциклы. Те шли уступом: первый — по левой стороне дороги, второй — посередине, третий — справа, с интервалами, чтобы последующий мотоцикл мог прикрыть огнем предыдущий. На каждом мотоциклист и два автоматчика — в коляске и на заднем сиденье. Передний мотоцикл вооружен пулеметом.
— Мотоциклы БМВ, — тихо проговорил Лыков.
— «Пундап», — возразил Огородников.
— Молчать! — грозным шепотом оборвал их Бокарев, не отрывая взгляда от приближающихся мотоциклов.
Мотоциклисты сблизились у развилки, рассматривали карту, что-то обсуждали. Потом один мотоцикл отделился и, переваливаясь на ухабах полевой дороги и разбрызгивая грязь, медленно поехал в сторону МТС.
Бокарев оглянулся. За навесом — ограда, а там поля: будет нетрудно укрыться в высокой пшенице; немец едет проверить, пуста ли МТС.
Бокарев все хорошо понимал. Он здесь единственный строевой младший командир-сверхсрочник, он не был даже уверен, умеют ли его шоферы по-настоящему стрелять. Дать приказ уйти? Но он лежал лицом к противнику, над ним хмурое, осеннее родное небо, и вот разъезжает немец и уверен, что никто его не тронет. Он, Бокарев, и его солдаты хоть небольшой, пусть ненадежный, но заслон: уничтожить разведку — значит сорвать план противника. Немцев девять, при них автоматы и пулемет, а у Бокарева, вместе с ним, всего пять человек, но они видят противника, ждут его, а противник их не видит и не ждет. И это давало им преимущество.
Все было четко и ясно, как на детской картинке. Внизу шоссейная дорога. От нее к МТС проселок; расстояния тут с километр. На развилке два немецких мотоцикла; третий медленно приближается к МТС. За МТС — ложбина, по ней до излучины шоссе метров триста — четыреста. А там кювет и кусты вдоль дороги.
Бокарев показал, где надо устроить засаду.
— Ползите к тем кустам. Как услышите мой выстрел, открывайте огонь. Беспорядочного огня не вести, только прицельный. В кучу не сбивайтесь, рассредоточьтесь!
Пригибаясь к земле, скрытые за строениями, солдаты перебежали двор, перелезли через ограду, плюхнулись в ложбину и поползли.
Поняли они задачу или нет, хотели ползти или не хотели, доползут или не доползут, обнаружат их немцы или нет — ничего этого Бокарев не знал. Справится ли он один с тремя мотоциклистами, приближающимися к МТС, он тоже не знал. Он был сибиряк, охотник и действовал как охотник: не дать обнаружить себя зверю, обложить его и взять.
Он поднялся и стал за углом сарая. Отсюда были видны и немцы на дороге, и ползущие к ним солдаты, и мотоцикл, едущий к МТС.
Переваливаясь на ухабах и разбрызгивая грязь, мотоцикл приближался. Потом остановился возле футбольных ворот. Они одиноко стояли в стороне от дороги — одни ворота с вытоптанной перед ними травой. Может, рабочие МТС в обеденный перерыв били в одни ворота, а может, существовали раньше и вторые ворота, только сломали их.
