Улыбка лорда Бистузье. Часть вторая из трилогии - Шуф Павел

— Меня звать Галиной Сергеевной,— подсказала она.

— Спасибо! — обрадовался я подсказке и отважно выпалил: — А разве мы не пойдем в цех? — я кивнул на взметнувшийся к облакам корпус, полный воздуха, света, грохота и тайн.

Галина Сергеевна округлила глаза. В них было неподдельное удивление моей бестолковостью. И тут она сказала:

—Зачем в цех?! Я же объяснила — комплект на складе. Он ждет вас. Ваш директор обо всем знает, мы ему звонили. Разве он вам не сказал?

В жаркий ковер ее недавнего радушия явственное вплетались ледяные нитки. Возможно, она торопилась и, как занятый человек, досадовала, что сценарий встречи с нами, уютно улегшийся на листочке в красной папочке, расползается на глазах. Скорее всего, так и было. Ее лицо выражало нескрываемое страдание. Ковер явно покрывался изморозью, затягивался ледяной коркой.

Я наклонился к Розе и шепнул:

— Ничего не понимаю.

Тут не выдержала и пионервожатая:

— Галина Сергеевна, а как насчет экскурсии? Разве ее нет в программе нашего приезда?

— Хотите в цех?— бесцветно проговорила шефиня и предприняла последнюю попытку настоять на своем. — Может, все-таки сначала погрузитесь?

— А что грузить-то надо? — это Васька Кулаков первым вылез со своим любопытством. В общем-то нас тоже начинало разбирать — для чего полгрузовика велено порожним держать.

— Оркестр мы вам дарим,— прозвучало в ответ. — Духовые инструменты. За тем и звали вас. У нас денежки прогорают, что по статье на шефскую помощь предусмотрены. Вот мы и решили оркестр ребятишкам подарить. А что, здорово ведь?

Так вот в чем дело! Выходит, шефы хотят подарить нам инструменты для духового оркестра. Это, конечно, отлично. Но новость почему-то не заставила радостно запрыгать. Странно все-таки... Выходит, и дружба с нами у них по какой-то там статье. Наверное, она тоже лежит в папочке — как и листочек, в который шефиня то и дело подглядывает, чтобы знать, что делать с нами дальше... Все это ужасно похоже на работу и нашего совета дружины. Вышло, видать, у них время отчитываться перед своими начальниками, стали готовиться рапортовать, а когда добрались до «дружбы с нами», показать-то и нечего. Вот и решили заменить несуществующую дружбу оркестром. Дуйте, ребятки, в мундштуки, а мы вам похлопаем!..

Вот как выходит-то...

Но грустно было не всем. Васька Кулаков, прослышав, что на складе лежат для нас инструменты, охотно вызвался погрузить их сам — без нашей помощи.

—Пусть ребята в цех идут, если им охота,— великодушно разрешил Васька.— А я пока тут... Грузить буду... Подумаешь, инструменты. Это же пустяк, дело не пыльное. Сам погружу.

Но распоряжался здесь все-таки не Васька. Хотя, похоже, именно он и понравился Галине Сергеевне больше других гостей.

—Какой молодец! — восхищенно воскликнула она, оглядывая Ваську.— Настоящий пионер и товарищ. Один за всех — вот это верно.

Она вывела со склада бородатого мужчину в пятнистом фартуке и показала ему Ваську Кулакова:

— Вот он поможет грузить. Давай пошустрее. А мы пока по цеху пробежимся.

И хотя наш слух резануло торопливое слово «пробежимся», было радостно, что в цех мы все-таки попадем.

Огромный стеклянный аквариум цеха простирался на добрый километр. Под его крышей можно было поставить с десять школ, подобных нашей. Мы попали в сказочное царство умных станков.

Красиво выгибая гибкие, как у пантеры, спины, струились транспортеры. Они переносили изделия от рабочего к рабочему.

Громадный резак — в тысячу раз больше того, которым Андрей в своей фотолаборатории красиво выравнивал карточки — легко кромсал толстые металлические листы. Всевозможные прессы, потеряв уважение к металлу, обращались с ним как с пластилином, придавая заготовкам различные формы. Металл послушно застывал в указанной ему позе — словно пресс играл с ним в забаву по имени «Замри!»

Мы шли по цеху, и прямо на наших глазах рулон анаконды, вползавшей в прессы и механизмы, разлетался на кружки, миски, кастрюли, тазы... И повсюду — над головами рабочих и могучими хребтами машин — пламенели красивые плакаты: «Береги рабочую честь!», «Позор несунам!», «Реки сбегаются из ручейков», «Сорную траву — вон с поля!»

Потом мы вошли в цех, где шла окраска изделий. Пульверизаторы с шипением выдыхали залпы красок. Цветные валики, бесконечно вращаясь, делились с кастрюлями своим рисунком. В огромных котлах с краской купались кастрюли и кружки, другие висели и сохли, а со свежеискупанных сбегала цветная капель.

В цехе было красиво, чисто, весело. Всюду встречались добрые приветливые глаза. Рабочие казались нам волшебниками, факирами, укротителями. Любая настоящая анаконда живо уползла бы в страхе от могучих прессов. Впрочем, что такое живая анаконда

по сравнению с этими бесконечными металлическими рулонами? Из крошки-анаконды, даже самой престарелой, и десятка кастрюль не вышло бы, а из рулона — и не сосчитать. Это в джунглях своей Амазонки могла анаконда командовать парадом и держать в страхе округу, а здесь, в цехе, ей пришлось бы поджать хвост и втянуть голову в плечи. Впрочем, у нее и плеч-то нет. Уж лучше и не высовываться...

Когда мы заканчивали гулять по цеху окраски, к нам присоединился Васька Кулаков. Сам нашел нас здесь. Он выставил большой палец:

— Во!

— Нравится? — спросил я. — Правда, здесь здорово?!

Васька затряс чубом:

—Я про оркестр. Все инструменты погрузил. Легкота, а не работа. Можно ехать.

Чему радоваться, а чему и нет — дело, конечно, лично Васькино. Но плохо, что эти слова его услышала Галина Сергеевна. Она обрадованно захлопала в ладоши:

—Заканчиваем гулять! Все уже посмотрели — всю технологическую цепочку.

—А там что?— спросил я, показывая на окошечко в стене, куда на трех лентах транспортера бесконечно уплывала красиво окрашенная посуда.

Галина Сергеевна с досадой махнула рукой, моя назойливость явно раздражала ее:

—Ничего интересного. Цех упаковки готовой продукции.

Но тут неожиданно встрепенулся Васька:

—Почему неинтересно? Может, здесь самое интересное и есть. Давайте зайдем,— и не дожидаясь разрешения шефини, Кулаков первым зашагал к двери, ведущей в последний цех.

Здесь было царство шорохов. Шуршала бумага, шуршали опилки. Красивая посуда, сверкая как петух на солнце, скрывалась в мягких гнездах из опилок. Все это заворачивалось, забивалось, перевязывалось.

Васька повертел в руках кружку. Она была пригожа и, похоже, понравилась Ваське. С сожалением поставив ее обратно, Васька двинулся к шефине и зашептал ей что-то на ухо, кивая при этом на кружку. Я не слышал, что говорил Васька Кулаков, но она в ответ неуверенно сказала:

—Я попробую. Дело привычное. Гостей мы стараемся не обижать.

Оставив нас, она подошла к мастеру цеха и, жестикулируя, стала что-то объяснять ему. Все выяснилось очень скоро. Подошли две упаковщицы и, избегая смотреть нам в глаза, поспешно протянули каждому из нас аккуратный бумажный сверточек, туго перевязанный бечевкой. Под плотной упаковкой прощупывалась посуда.

—Что это? — удивился я.— Зачем?

Шефиня затрясла руками, прижимая палец к губам и словно целуя его:

—Тихо! Тихо! Это же сувениры. На память о нашей встрече. Сувениры. Я обо всем договорилась.

Только тихонько...

В это мгновение я ненавидел Ваську. Ну и попрошайка...

Мы потянулись обратно. Долгим, тяжелым, мучительным путем.

Мимо ушедших в дело рабочих под плакатами «Позор несунам!»

Мимо пресса близ плаката «Береги рабочую честь!»

Мне показалось, что каким-то странным образом обратный путь был вдесятеро дольше. Словно в тягучем и кошмарном сне мы кружили по цеху и не могли выбраться из него...

Сувенир, не весивший и килограмма, оттягивал руку — как будто был сделан из сгущенной материи черной дыры. Ноги увязали в настиле — словно мы шли не по ребристому металлу, а по липучему напалму, готовому вдобавок еще и вспыхнуть под ногами.

Когда мы наконец выбрались под небо, сердце мое колотилось как пресс. Прислони сердце в эту минуту к металлической ленте — и оно стало бы выколачивать из анаконды миски и кастрюли. Мы боялись встречаться глазами, будто все разом почувствовали себя соучастниками постыдного сговора. Что и говорить — было стыдно. Если бы эти изделия сами сделали... Впрочем, что с того? Мы же крадем их, как воры. Впрочем — крадем ли? Это же сувениры — шефиня так сказала. Но все равно было не по себе...