Рыжее знамя упрямства (сборник) - Крапивин Владислав Петрович

Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 158

Велосипед держали двое…

Им было лет по шестнадцать. Один — пухлощекий, белобрысый, в широченных бриджах и белой футболке навыпуск. Другой — тонкий, похожий на гимнаста в темном спортивном костюме, скуластый. Разные, а на лицах одинаковое выражение, которое можно передать одним коротким звуком: "Гы-ы…" Это и радость от неожиданной добычи, и удовольствие от предстоящего развлечения. Их собственный велосипед — один на двоих — валялся у края дороги.

— Ну, чё схватили… — сказал Словко, понимая, что все бесполезно

Толстощекий заулыбался и вправду сказал:

— Гы… — А еще: — Гляди, какой пионерчик. Я думал, они давно повывелись…

— Это скаут, — сказал скуластый очень серьезно. — Скауты, они все добрые. Мальчик разрешит нам покататься на его велике, да? А то мы всё на одном да на одном, я о багажник вся ж… измочалил.

— Не троньте, вам говорят! — крикнул Словко. И думал в это же время, что вариант один. Драться бессмысленно, заколбасят паразиты в один момент. Видно ведь, какие они. Надо подождать, когда схватят велосипед и поедут, чтобы налицо был «состав преступления». Тогда сразу — сигнал Корнеичу: «Мэйдей…» Место происшествия, приметы угонщиков, пускай звонит в милицию. Звонить самому нет смысла, не станут там реагировать на крики мальчишки… А если эти гады пристанут сейчас, чтобы отлупить «скаута» перед угоном (а то и шею свернуть), тогда — кувырок назад и рывком на гребень сухого бурелома. Следом не полезут — себе дороже. (И при всех этих скачущих мыслях все же сидела в Словко радость: «А колечко-то я нашел…»)

— Отцепитесь от велика! — еще раз крикнул Словко и удивился, какой тонкий стал у него голос.

— Нехороший мальчик, — сказал скуластый. — Вас там неправильно воспитывают. Иди сюда, мы объясним, как разговаривать со старшими.

— Гы… — подтвердил его слова толстощекий.

И Словко… пошел. Только по пути поднял из травы метровую толстую палку — легкую, сухую. Потому что бежать прочь вот так, сразу, было тошнее тошного…

Страх, конечно был (ого какой!), но он не мешал четким мыслям, и внутри у Словко разматывался быстрой лентой отсчет: "Толстому — тычком вправо и назад, прямо в рожу. Потом перехват в шестую позицию и с маху "гимнасту" по рукам. Пока будут выть и ежиться, схватить велик — и на дорогу. Вдвоем на одном не догонят. Да если и один кинется, еще поглядим, кто быстрее…"

Кажется, они что-то поняли.

— Х-хы… — неуверенно выдохнул толстощекий и сделал шаг назад. Это плохо, теперь в один темп двоих не зацепить… Они оттолкнули Словкин велосипед и с двух сторон шагнули к "скауту" (тот, видать, спятил от страха). Теперь самое время было рвать в завал. Но… Словко сделал палкой веерный разворот. Он называется "закрытая роза", как в романе Гюго "Отверженные". "Если скуластому по коленям, а толстого выпадом ниже брюха…"

— Прямо Шаолинь, — заметил скуластый "гимнаст" и хотел перехватить палку. Словко сделал перевод, замахнулся. Толстощекий заржал. Это ржание как ножом обрезал визгливый вскрик тормозов. На обочине рывком встал синий (родной такой!) жигуленок. Длинный парень с пронзительно зелеными глазами толчком выбросил себя из-за передней дверцы. Из-за машины метнулся Кинтель…

В следующий миг скуластый уже подвывал, потому что парень с зелеными глазами умело выкрутил ему руку. Толстощекий корячился в клевере от подаренного Кинтелем пинка. Кинтель сказал:

— Словко, у тебя проблемы?

— Ве лик мой им понравился, — счастливо выговорил Словко. И опять удивился, что не изумляется чуду — второму за несколько минут. Будто так оно все было предназначено. По закону природы, в которой иногда просыпается справедливость…

— Чё, пошутить нельзя?! — взвыл скуластый, изгибаясь. Зеленоглазый направил его головой в куст шиповника. Рядом стояли уже Корнеич и… вот это да! Сам Сергей Евг… то есть Владимирович Каховский, которого Словко знал в основном по альбомным фото Корнеича, а "наяву" видел только раз, давным-давно.

"Угонщики" на четвереньках добрались до своего велосипеда, рванули на асфальт и с вихляньем, но быстро-быстро поехали от греха подальше. Все проводили их глазами и снова посмотрели на Словко.

"А ведь это Салазкин!" — узнал Словко зеленоглазого парня, друга Кинтеля, который года два-три назад часто бывал в отряде. Вообще-то его звали Саня Денисов, а Салазкиным сперва называл только Кинтель, но потом стали звать так многие.

А Салазкин узнал Словко:

— Не может быть! Это растрепанное существо с исцарапанными ходулями и капитанскими нашивками — барабанщик Словуцкий? Раньше ты был на несколько параметров мельче.

— Отставной барабанщик. Но все равно это я, — с удовольствием признался Словко.

— Поведай нам, отставной барабанщик, какая нелегкая занесла тебя в здешние края и втравила в дорожный конфликт? — задал закономерный вопрос Корнеич.

Словко не стал скрывать ничего. Он таял от ощущения счастливой безопасности, от радостных подарков судьбы. В двух словах рассказал про потерю Рыжика и про то, как решил покатить на поиски. "Надо же было что-то делать, раз обещал…"

— Логичное решение, — серьезно одобрил Каховский. — Одно грустно: шансы для находки микроскопически малы…

— Но ведь нашел же! — объявил Словко. И с тихим ликованьем похлопал себя по карману.

Те, кто видят фонарик

Решено было, что Словкин складной "Кондорито" свернут и уложат на крышу жигуленка, на багажник. А самого капитана Словуцкого "засунут" на заднее сиденье между Сергеем Владимировичем и Салазкиным и так доставят в город. Словко радостно согласился. Но сначала надо было обработать его "исцарапанные ходули". Кинтель сказал, что не хватит никакой аптечки, нужно "народное средство".

— У вас там осталась, по-моему, треть бутылки…

— Непедагогично… — заметил Каховский. Не поймешь, с подковыркой или всерьез.

— На сей раз обойдемся без педагогики, — сказал Корнеич. — Салазкин, достань…

Тот вытащил из машину бутылку "Аксаковской", она была в самом деле полной на треть.

— Сядь, — велел Корнеич. Словко сел в открытой двери машины, вытянул наружу ноги. Корнеич плеснул на ладони, решительно провел ими по Словкиной "ходуле". Капитан Словуцкий мужественно взвыл.

— Зато жив останешься, — пообещал Корнеич и ту же операцию проделал с другой ногой. Словко хотел взвыть снова, но вспомнил, как вчера терпел похожую (хотя и не водкой) "обработку" Рыжик, и сцепил зубы.

— Теперь грузись, — разрешил Корнеич. Оказалось, что Кинтель и Салазкин уже приторочили велосипед к багажнику. Словко забрался на заднее сиденье. Слева сел Салазкин, справа Каховский.

Поехали.

— Откройте все окна, а то дух, как в самой пропойной забегаловке. Гаишники остановят, вот будет им радость, сказал Кинтель.

— Ну, не от водителя же дух, — заметил Каховский.

— Вы, Сергей Владимирович, рассуждаете с академической логикой. Как и положено деятелю науки, — глядя из зеркальца, сказал Кинтель. — А у гаишников логика своя. Известно какая…

— Говорят, на Украине президент собирается разогнать свою ГАИ, — вспомнил Салазкин.

— До Украины далеко… — сказал Кинтель.

Пахнувший клевером воздух врывался в открытые окна, изгонял из машины "антигаишный" дух.

— А куда это вы катались с бутылочкой? Пикник на обочине? — осторожно пошутил капитан Словуцкий.

— Да уж такой пикник, — вздохнул Корнеич. — На Савельевское кладбище ездили. Помянуть родных и друзей…

— Медведевых? — с пониманием сказал Словко.

— Ну да. Сашу и Кузнечика… А у Дани там братишка и мачеха…

— А еще там журналист Иванов, — добавил Каховский. — Капитан Словуцкий про него, наверно, не слыхал…

— Как это не слыхал! — возмутился Словко. — Это который выручал вас, когда вы тридцать лет назад слиняли из пионерского лагеря! Из-за того, что там директор ваше личное письмо прочитал!

Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 158