Хронометр (Остров Святой Елены) - Крапивин Владислав Петрович

Толик упал духом:

– Я думал, ты захочешь. Ты же раньше всегда ему помогала… Он книжку написал, а ты…

– Я, конечно, напечатаю. Но не нравится мне твоя излишняя самостоятельность. Лучше бы ты тратил ее на домашние дела. Пол не метен, посуда не мыта, а я и так кручусь…

– Ма-а, я все сделаю!

– Сделаешь ты… За собой-то последить не можешь. Посмотри на себя: исцарапанный, перемазанный, на майке дыра…

– Ма-а, я зашью!

– Воображаю… И еще имей в виду: будешь мне раскладывать копирку. Сколько экземпляров просил Арсений Викторович?

– Д… три. А ты сегодня начнешь печатать?

– Может быть, мне бросить все дела? У меня в машбюро полно работы, сегодня приду после десяти…

Ну, что же, это было даже хорошо. Не придется объяснять, куда это он вечером “смазал пятки”.

…И вот опять Уфимская улица и зеленый двор, где стоит большой дом с застекленной верандой.

Никто не встретил Толика, никто не окликнул, когда он шел через двор. Лишь воробьи шастали в рябинах… Вот и закуток между забором и сараем…

Штабной навес оказался построен заново. И вся компания была здесь. Кроме Шурки…

Невысокое уже солнце светило через забор, и тень от навеса лежала на траве. Толик молча встал на границе этой тени.

– А, пришел все-таки, – добродушно сказал Мишка-стрелок. – А мы думали…

– Ничего мы не думали! – жизнерадостно возразил Рафик. – Я говорил, что придет.

– Я тоже говорил, – серьезно подтвердил Витя. – Почему не прийти, если человек не боится?

До этой минуты ощущал Толик под сердцем замирание, а в желудке холодок. А сейчас отпустило.

– Я же обещал, что приду.

– Ну, ладно, – снисходительно отозвался Олег. – Ты все-таки давай расскажи, что за человек и откуда… Ты садись.

Толик присел на ящик.

– Ну… я с Запольной человек, – начал он и сам улыбнулся такому началу. И ребята улыбнулись. Люся спросила:

– Протокол-то писать?

– Не надо, пусть так рассказывает, – решил Олег. – Ты что в наших краях делал, если сам с Запольной?

И Толик рассказал, как делал для себя открытия.

– Ха! Какие тут открытия, каждый закоулок давно обшарен, все давным-давно знакомо, – сказал Семен.

– Это для вас знакомо… Вот когда Крузенштерн приплывал на дальние острова, их жителям тоже все было знакомо, а для него-то было неизведанное.

– Кто приплывал? – удивился Рафик.

– Крузенштерн, – сказал Олег. – Знаменитый русский мореплаватель. – И обратился к Толику: – А ты что про него знаешь?

– У меня книжка есть… – Про повесть Курганова Толик не сказал. Иначе получилось бы, что болтает о чужих делах.

Но ребята и без того вспомнили о кургановской папке:

– А что это за бумаги ты тогда тащил? – подозрительно спросил Мишка.

– Секретные документы? – подскочил Рафик.

– Да это работа мамина, для перепечатки… Ну, неужели вы по правде думаете, что это про ваш отряд сведения?

Конечно, никто так не думал, и все опять рассмеялись.

– И Шурку вашего я ни про что не расспрашивал, – добавил Толик. – Я и не знал про вас тогда…

– Это понятно, – покладисто сказал Олег. И строго прищурился: – Но с Шуркой мы все равно должны разобраться до конца. Хватит с ним возиться.

– А его опять нет! – вмешалась Люся. – Было ему сказано: к восьми, а он…

– Еще, наверно, нет восьми, – заметил Толик. – Я раньше, чем надо, пришел…

– А вон и Шурик, – сказал Витя.

Шурка вбежал под навес и сразу встал по стойке смирно – запыхавшийся и привычно виноватый.

– Явился красавчик, – усмехнулся Олег.

– Я не опоздал, – быстро сказал Шурка.

Олег усмехнулся снова:

– Раз в жизни… Завтра по такому случаю снег пойдет. – Он утомленно обвел глазами ребят: – Ну, вот что, робингуды. Пора с Шуркой решать окончательно. Возимся, возимся…

– Я же не выдавал никаких тайн… – полушепотом проговорил Шурка. Задергал на груди галстук матроски и тут же испуганно опустил руки.

– Он не выдавал, – подтвердил Толик и подумал: “Сейчас скажут, чтобы не совался…” Но Олег сказал другое:

– Не в тайнах дело. И не в сегодняшнем случае, а вообще… Ты, Шурик, нестойкий человек.

– Почему? Я стойкий… – совсем шепотом отозвался Шурка.

Все, кроме Толика, засмеялись. Но негромко и без веселья. Люся сказала:

– Твои грехи записывать, дак никакой тетрадки не хватит.

“А зачем их записывать?” – подумал Толик. И Шурка еле слышно спросил:

– А зачем записывать?

– Затем, что без этого их не сосчитать, – весело хмыкнул Рафик. А Семен посопел и угрюмо напомнил:

– Вчера, когда мы на Черной речке футбол гоняли, ты посреди игры домой смотался.

Шурка, не глядя на него, сказал:

– Сами же говорили, что от меня никакой пользы…

– Все равно команду в игре не бросают, – проговорил Витя и вздохнул, словно жалея Шурку.

– А если я маме обещал, что к шести часам домой приду…

– Ну и сидел бы с мамой на печке, – зевнув, заметил Мишка.

– А если я обещал, а потом не выполнил, тоже получится, что нестойкий…

– Если обещал, надо выполнять, – рассудил Олег. – Да только, прежде чем обещаешь, думать надо. Зачем было говорить, что придешь к шести?

– Иначе меня совсем бы не пустили… – Шурка нагнул голову так низко, что тюбетейка едва не сорвалась с пружинистых кудряшек. Он схватился за нее и опять встал прямо.

– “Не пустили бы”… Вот она, твоя стойкость, – печально подвел итог Олег. – Нет, ребята, по-моему, хватит. Однажды он так подведет, что всю жизнь беду не расхлебаем…

У Шурки шевельнулись губы:

– Не подведу я…

– Выгнать, да и фиг с ним, – скучно проговорил Мишка.

– А кто фотографировать будет? – напомнил Витя.

– Да он и с фотографированьем со своим всегда волынку тянет, – заметила Люся.

– Зато карточки хорошие, – возразил Витя.

Олег сказал:

– Карточки и правда хорошие, но это не причина, чтобы оставлять в отряде, если человек ненадежный… Ты, Шурка, может, для обыкновенной жизни еще кое-как годишься, но для робингудовской – никак… Я предлагаю Шурку Ревского из отряда “Красные робингуды” исключить.

Шурка вздрогнул так, что тюбетейка над кудряшками подскочила. Он замигал, спросил тоненько и удивленно:

– А я… тогда куда денусь?

Все смотрели мимо Шурки. Олег уже другим голосом проговорил:

– Вот и я думаю: куда ты денешься?

Витя помахал ресницами и нерешительно предложил:

– Может быть, еще одно последнее предупреждение?

Мишка Гельман коротко засмеялся и сплюнул.

– Сколько их было, последних-то, – сказал Олег. – Тут надо другое… Если уж оставлять, пускай даст страшную клятву.

Шурка с готовностью предложил:

– Я могу кровью подписать.

Мишка опять засмеялся. Семен обстоятельно разъяснил:

– Нельзя. Будешь палец колоть – в штаны напустишь.

– Семен! – строго сказала Люся.

– Нет, надо другую клятву, – решил Олег. – Если уж оставлять его, пускай пройдет испытание огнем и водой. И если такую клятву нарушит, не будет ему прощенья… Шурка, ты согласен?

Шурка быстро закивал и наконец уронил тюбетейку.

Семен притащил от колонки ведро с водой. Мишка на лужайке перед навесом развел маленький костер из щепок и газет. Витя и Люся прикатили от поленницы два бревнышка и на них положили концами длинную доску. Получился гибкий мостик. С одной стороны, в метре от мостика, потрескивало пламя, с другой стояло ведро. От забора к навесу протянули веревку. Через нее перекинули шпагат и подвесили на нем кирпич. Другой конец шпагата привязали внизу к доске…

Все делалось слаженно, и Толику ясно стало, что эта операция придумана заранее. Для Шуркиного перевоспитания. Толик совсем убедился в этом, когда Олег достал из кармана листок:

– Вот тут клятва написана…

Один Шурка ни о чем не догадывался. Покорный и счастливый, что все-таки не исключили, он молча следил за приготовлениями, которые Толику казались жутковатыми.

Толик испытывал замирание, словно у него на глазах готовилась казнь. Но возмущаться и вмешиваться ему в голову не приходило. В этом дворе действовали свои законы. В непреклонности робингудов было что-то привлекательное. Толик чувствовал, что если и его заставят пройти испытание огнем и водой, он не сможет протестовать. Подчинится с ощущением сладковатой покорности, под которой шевелится теплый червячок любопытства.