Ребята Скобского дворца - Смирнов Василий Иванович

Сзади продолжали свистеть.

Ванюшка согласно кивнул головой. Он тоже Цветку не очень доверял.

— Держи! Держи! — доносились голоса.

— Кого-то ловят, — переговаривались ребята.

— Нашего Типа так же ловили, — вдруг совершенно некстати вспомнила Фроська и тяжело вздохнула. — Где-то теперь наш Типушка?

Ванюшка чуть-чуть отодвинулся от Фроськи, но промолчал.

— Наверное, сгиб, — предположил Серега Копейка. Одетый легко, в какой-то ощипанный, с клочками ваты на спине, бурый малахай, едва доходивший ему до колен, он не шел, а плясал, прихлопывая руками.

— Не-ет, Царь не сгиб, — отозвался Цветок, громко шмыгая носом. — Знаю я его... Видел на прошлой неделе...

Ребята, невольно замедлив шаги, повернулись к Цветку, который, воспользовавшись замешательством, ловко вклинился между Ванюшкой и Фроськой.

— Вернулся Царь из Казани, — торжественно добавил Цветок, польщенный, что все слушают его. — Шлет всем вам поклон.

— Где же он теперь? — вздрогнула Фроська.

Сразу же послышались нетерпеливые голоса остальных.

— Кхе... хм!.. — многозначительно хмыкнул Цветок, усмехаясь. — Сказать, что ли, вам?

— Ну-у! — умоляюще просила Фроська, смотря ему прямо в рот, словно там мог находиться Царь.

Цветок не спешил. Он снова многозначительно и загадочно усмехнулся в кулак.

— «Где, где»! Жульничает наш Царь на Апраксином рынке!

Все были ошеломлены.

— Врешь! — строго прикрикнул Копейка.

«Врет», — подумал и Ванюшка.

Цветок перекрестился:

— Своими глазами видел.

Упиваясь вниманием Фроськи, Цветок с мельчайшими подробностями рисовал живописную картину своей встречи с Царем. Ребята слушали, раскрыв рты и затаив дыхание, позабыв даже про лютый мороз. И Ванюшка, утратив недоверие к словам Цветка, старался не пропустить ни одного слова.

Цветок, ухмыляясь, рассказывал, как при нем Царь молниеносно выудил из кармана какого-то зазевавшегося барина кошелек с деньгами.

— Хотел Царь со мной поделиться. «Бери, говорит, Петушок, красненькую». Но я... — Цветок, нахмурившись, покрутил головой в лисьем треухе, подчеркивая свою неподкупную честность, — я отказался. Думаю, ну тебя к ляху! Еще с твоими деньгами, пожалуй, в участок заберут.

Вплоть до Скобского дворца Цветок продолжал рассказывать, вспоминая все новые подробности своей встречи с Царем. Даже Ванюшка теперь ему полностью верил.

Вечером весть о том, что Царь вернулся в столицу и жульничает на Апраксином рынке, распространилась по всему Скобскому дворцу.

Ванюшка вернулся на кухню чанной «Огонек» с огромным желанием поделиться услышанной новостью.

— Что скажешь, Ивашка? — спросил его хромоногий маркер Терентий, когда Ванюшка появился в бильярдной.

— Ничего, — отозвался Ванюшка и тут же сообщил: — Знаешь нашего Типку? Помнишь, жил у нас на дворе? Жульничает на Апраксином рынке.

— Да ну? — машинально ответил Терентий, вынимая из лузы забитый шар.

Внимательно взглянув на партнера Терентия, Ванюшка насторожился. Он узнал того самого четырехпалого дядю Акима, поручение которого полтора года назад так и не смог выполнить.

Ванюшка прислушался к их разговору.

Играли они как-то по-чудному, каждый удар сопровождая присказкой, вкладывая в нее какой-то только им самим понятный смысл.

— Я вот сейчас в Протопопова, — бормотал дядя Аким, прицеливаясь в стоявший у борта шар. — Никакой поддержки в думе он теперь не имеет.

— А я в Тренева, — сообщил Терентий, нацеливаясь в шар с номером девять. — Недолго он продержится у власти.

Ванюшка понял, что шел у них разговор про министров и что самый главный по номеру шар не кто иной, как государь император. Несомненно, дядя Аким имел какое-то отношение к случаю в заводской столовой. Об этом он тоже иносказательно сообщил Терентию.

— Прицел в Николашку, — пробормотал Терентий, прилаживаясь удобнее ударить.

Дядя Аким усмехнулся в усы.

— Терпение, друг, — успокоил он Терентия. — На Распутине обожглись, Пуришкевичем не охладишь.

Дядя Аким тоже прицелился в «Николашку».

— Я его... Милюковым... — пояснил он. — Слышал, какую тот речь в думе произнес?

Ванюшка несколько раз обошел вокруг играющих, пытливо вглядываясь в лицо дяде Акиму; с того памятного дня Ванюшка больше не встречал его. Хотелось ему громко сказать: «Здравствуйте, дядя Аким... Забыли, наверное, меня? Я Ванюшка Чулин. Поручение вы тогда мне дали... Носился я с ним из чайной на двор и обратно без всякого толка. А вы взяли да ушли».

Но, увлеченный игрой и разговором, дядя Аким так и не обратил внимания на Ванюшку.

Выйдя из бильярдной, Ванюшка подошел к своему любимцу Михелю. Электрический оркестрион гремел, играл вальс «На сопках Маньчжурии». Но Михель уже не топал ногами и не разводил руками. Какой-то механизм испортился внутри деревянного человечка. Приглашали мастера, и тот тоже не мог починить Михеля. Замерший Михель стоял, подняв одну руку, выставив вперед ногу в лакированном ботинке, и грустно смотрел на Ванюшку, словно жалуясь на свое беспомощное состояние.

— В-ванюшка! — послышался чей-то очень знакомый голос.

Ванюшка обернулся. За соседним столом сидели два солдата-фронтовика, пили чай. Один солдат как солдат, широкоплечий, черноусый, дюжий, с лохматой головой. Другой — совсем юный, стриженый, не солдат, а мальчишка в солдатской форме, как две капли воды похожий лицом на Типку Царя.

— Ванюшка, — повторил солдатик, широко и дружески улыбаясь, — с-садись с нами пить чай!

Не в силах что-либо сказать, Ванюшка машинально присел на свободный стул. Он не верил своим глазам.

— Н-не узнаешь? — спросил солдатик. — Это я. Типка Царев.

— У-узнаю, — подал голос Ванюшка. — Ты что... — Ванюшка хотел сказать: «Жульничаешь на Апраксиной рынке?», но язык у него словно прилип к гортани.

На зеленой военной гимнастерке Типки Царя блестел на трехцветной ленточке новенький Георгиевский крест. Рядом с Царем на другом свободном стуле лежали мохнатые черные солдатские папахи и стояла прислоненная к стене клюшка-палка с резиновым наконечником.

— Как живешь? — спросил Ванюшку Царь, прищурив глаза.

— Хорошо...

— Твой корешок? — полюбопытствовал черноусый здоровяк солдат.

Царь утвердительно кивнул.

— Как же ты... — наконец обрел дар речи Ванюшка. — Воюешь?

— Воюю, — подтвердил Царь. — А ты?

— А я в школе учусь, — вздохнул Ванюшка.

Разговор налаживался. Типка говорил просто и немногословно.

— Р-ранили меня в ногу. Лежал вот с дядей Прокофием, однополчане мы, в лазарете. Теперь на поправку пошел. На днях выписываюсь. Снова воевать поеду.

Ванюшка спросил про Георгиевский крест.

— З-заслужил, — скромно, без всякой похвальбы ответил Царь, чуть улыбнувшись. Но глаза у него при этом блеснули. Как заслужил Георгиевский крест, Типка не стал рассказывать.

Ванюшка по-прежнему не сводил глаз с блестевшего на гимнастерке Царя серебряного «Георгия». Он готов был отдать полжизни, только бы нацепить себе на грудь такой Георгиевский крест.

— З-зашел к своей тетке... Иванихе, а там у нас ч-чужие люди живут. Н-не знаешь, где она?

— Не-ет. — Ванюшка энергично потряс головой. С тех пор как Иваниху вместе с Типкой полтора года назад забрали в полицию, на дворе ее больше не видели.

Кратко расспросив Ванюшку, Царь взял свою клюшку и, заметно прихрамывая, пошел со своим сослуживцем к выходу.

Ванюшка, одевшись, проводил его до двери. Уходя, Типка пообещал скоро снова побывать в Скобском дворце.

Судя по всему, Царь не спешил уезжать на фронт. Ванюшка еще постоял на улице, мечтая теперь о встрече с Цветком. Невдалеке раздавался колокольный звон. Это в Андреевском соборе звонили к вечерне.

«Ну, Цветочек, теперь я тебя расшибу!» — думал он.

Когда Ванюшка на следующий день появился на дворе Скобского дворца (а день был воскресный), он застал ребят в сборе. Собирались они всей гурьбой идти на Апраксин рынок, надеясь хоть издали взглянуть на промышлявшего жульничеством Типку Царя.