Приключения барона Мюнхгаузена - Распе Рудольф Эрих

Зайчиха на бегу принесла зайчат, а моя левретка ощенилась, причем число детенышей у обеих оказалось одинаковым. Зайчата инстинктивно пустились наутек, а щенки, также инстинктивно, вдогонку за ними, и мало того, что погнались, но и загнали новорожденную дичь. Таким образом, я окончил мою охоту, загнав шестерых зайцев шестью левретками, тогда как выехал в отъезжее поле всего с одной собакой.

Об этой удивительной левретке я вспоминаю с таким же удовольствием, как и об одной превосходной литовской лошади, которой не было цены. Досталась она мне при довольно любопытных обстоятельствах, когда, замечу, я имел случай отличиться как искусный наездник. Происходило это в Литве, в роскошном поместье графа Прщобовского, где я тогда гостил. Дамы сидели за чайным столом в парадной гостиной, где удерживали и меня, тогда как мужская компания спустилась во двор – смотреть молодого чистокровного скакуна, только что приведенного с конского завода. Вдруг под нашими окнами раздались крики испуга.

Я поспешно выбежал на крыльцо и увидел, что с молодой лошадью никому не сладить. Она рвалась, словно обезумев, становилась на дыбы и не подпускала к себе ни единого человека. Никто не отваживался не только сесть на нее, но даже к ней подступиться. Лучшие наездники стояли поодаль в тягостном смущении; страх и беспокойство читались на лицах у всех. Тут я одним прыжком очутился на спине артачившегося животного, которое опешило от такой неожиданности и не успело опомниться, как я уже справился с ним, пустив в ход все утонченные приемы умелой верховой езды.

Желая нагляднее убедить встревоженных дам в одержанной мною победе и рассеять их напрасный страх, я решился вскочить, как был, верхом, в распахнутое настежь окно гостиной. Здесь лошадь послушно ходила подо мною по этой громадной комнате и шагом, и рысью, потом скакала галопом, а в заключение, повинуясь моей руке, прыгнула на чайный стол, где послушно исполнила в миниатюре все приемы высшей школы к величайшему восхищению очарованных дам. Ее движения были так ловки, что от них не пострадала ни одна вещица из драгоценного чайного сервиза.

Мое искусство до такой степени расположило ко мне все дамское общество и самого хозяина дома, что престарелый граф со свойственной ему любезностью стал просить, чтобы я принял в подарок молодого коня. В то время русская армия под предводительством графа Миниха как раз готовилась выступить в поход против турок, и мне желали со всех сторон, чтобы, достигнув театра войны, я летал на моем лихом скакуне навстречу славным и громким победам.

Приключение четвертое

Чудесный конь, пожалуй, был для меня самым лучшим подарком, тем более что он предвещал мне благополучное участие в предстоящем походе, в котором я собирался впервые показать себя на боевом поприще и, конечно, мечтал отличиться. Благородное животное, такое послушное, но вместе с тем ретивое и горячее, одновременно ягненок и Буцефал, должно было постоянно напоминать мне о долге честного солдата и о поразительных бранных подвигах юного македонского героя.

Мы шли воевать, имея, по-видимому, главной целью восстановление славы русского оружия, несколько померкшей из-за неудач царя Петра на Пруте. И этого нам удалось достичь вполне, ценою хоть и крайне тягостного, но героического похода с множеством кровопролитных сражений под предводительством доблестного полководца, имя которого я назвал выше.

Скромность не позволяет людям подчиненным приписывать себе ратные подвиги и победы. Военная слава по обыкновению достается полководцам, невзирая на незначительность их личных достоинств, или, уж совершенно незаслуженно, – королям и королевам, которые нюхают порох только на маневрах, знакомы с походной жизнью лишь по лагерным сборам в мирное время, а боевой порядок войска видят на смотрах и парадах.

Ввиду всего этого я не имею никаких притязаний на славу, которую стяжала наша армия в многочисленных сражениях с неприятелем. Все мы сообща исполняли свой долг, а это слово на языке патриота, воина, короче – порядочного человека имеет гораздо более глубокий смысл и более обширное значение, чем утверждают праздные краснобаи.

Поскольку в то время я командовал гусарским полком, то много раз возглавлял разнообразные экспедиции, организация которых всецело возлагалась на меня ввиду моей опытности, знаний и мужества. Значит, я могу, не кривя душой, приписать успех наших самостоятельных военных действий как себе, так и моим храбрым сотоварищам, слепо вверявшим мне свою участь, когда я водил их к победам.

Однажды мы отбивали нападение турок, совершивших вылазку под стенами города Очакова, причем наш авангард попал под сильнейший огонь. Мой ретивый конь-литвин едва не умчал меня в самую свалку.

Я занимал довольно отдаленный передовой пост. Вдруг вижу: от города надвигается на нас неприятельская колонна в густом облаке пыли, мешающем мне определить хотя бы приблизительно ее численность и планы.

Я мог прибегнуть к избитой военной хитрости, окружив себя таким же столбом пыли, однако это не помогло бы мне разобраться в ситуации и не подвинуло бы меня ни на шаг к той цели, достичь которой я был обязан. И я распорядился действовать иначе.

По моему приказу фланговые рассыпались по обоим флангам, поднимая страшнейшую пыль.

Я же в это время с остатком своего полка поскакал прямо на неприятеля, чтобы узнать, каковы его силы.

Мой расчет оправдался: турки держались и дрались лишь до тех пор, пока мои фланговые не нагнали на них страха, расстроив тем самым их ряды. Тут наступил момент храбро броситься на врага. Мы совершенно рассеяли его, разбили наголову и не только загнали обратно в крепость, но заставили совсем покинуть ее и отбросили мусульман очень далеко, на что даже и не рассчитывали.

Благодаря невероятной резвости моего коня я опередил всех преследователей. Когда же, очутившись в самой крепости, я увидал, что неприятель, ища спасения в бегстве, знай себе драпает через противоположные ворота вон из города, то счел за лучшее остановиться на базарной площади да приказать трубачу трубить сбор.

Остановился, оглядываюсь… Вот тебе раз! Позади меня ни трубача, ни кого бы то ни было из моих гусар.

«Что они, скачут, что ли, по другим улицам или куда-нибудь девались?» – подумал я.

Однако, по моим соображениям, гусары не могли быть далеко и негде было им замешкаться.

В ожидании товарищей повернул я своего запыхавшегося литвина к водопою, устроенному на площади. Он жадно припал к воде и пил ее, пил без всякой меры. Меня наконец удивило, почему бедное животное не в силах утолить свою жажду.

А между тем дело объяснилось довольно просто.

Когда я опять стал озираться по сторонам, отыскивая глазами своих солдат, что же представилось моему взору, как вы полагаете, милостивые государи? Вся задняя половина моей несчастной лошади, с крестцом и ляжками, была отрублена напрочь. И выпитая лошадью вода выливалась сзади, не принося животному ни прохлады, ни облегчения.

Как это могло случиться, оставалось для меня совершенной загадкой, пока не прискакал наконец ко мне – причем с противоположной стороны – мой конюх. Среди потока сердечных поздравлений, пересыпанных крепкими ругательствами, он сообщил следующее. Когда в сумятице неприятельского бегства я въезжал вслед за турками в крепость через ворота, сверху неожиданно спустили тяжелую железную решетку; она ударила моего коня по спине и разрубила его пополам. И вот отрубленная задняя часть, очутившись в густой толпе беглецов, отчаянно ломившихся в ворота, принялась жестоко лягаться, производя страшное опустошение среди них, а потом победоносно удалилась на ближайшее пастбище, где, по всей вероятности, мне будет легко ее найти.

Обрадованный такой вестью, я тотчас поворотил назад, и передняя половина моей лошади, остававшаяся еще в моем владении, привезла меня на указанный луг необычайно быстрым галопом.