Мальчик со шпагой (сборник) - Крапивин Владислав Петрович

Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 147

— Что за люди? — ревниво спросил Данилка.

— Очень замечательные люди. Тому и другому было тогда по одиннадцати лет. Начали они заглядывать к нам в Дом офицеров каждый день, смотрят на рапиры и вздыхают. Ну, стал я их учить потихоньку, пока нашего Капитана Гранта нет поблизости. Он посторонних не терпел. Узнал про это начальник Дома офицеров, приказал явиться и давай делать накачку: не положено, мол. "Безобразие!" — говорит. Я не выдержал и начал с начальством пререкаться: "Даже для офицерских жен кружки есть, а ребятам куда деваться?" Начальник был умный мужчина. Поглядел на меня другими глазами и повторяет: "Я и говорю — безобразие! В поселке вон сколько ребятишек, а вы только с двумя занимаетесь. Набирайте команду, а я доложу начальству…"

Олег вдруг замолчал и стал смотреть в темное окно. А там ничего не было видно, только лампочка отражалась да огненные Данилкины вихры.

— Набрал команду? — спросил Серёжа.

— Набрал… Когда демобилизовался, они — в слезы. А я… В общем, тоже не сладко. А не уезжать нельзя — учиться надо. Хорошо хоть, что замена для меня нашлась, девятиклассник из местной школы. И Гранитин обещал помочь… Ну вот. А как приехал домой, пошел в интернат работать. Это в Красном Береге, у меня там родители живут. Старшим вожатым стал. Это мне ребята из горкома комсомола посоветовали… А потом в институт поступил, на заочное…

— Когда ты все успел? — спросила Наташа. — На флоте, в интернате, в Артеке, у нас…

— Успел. Служил два года, потому что на берегу. В интернате тоже два года… Это, братцы, самое лучшее, что у меня в жизни было, честное слово…

— Лучше, чем в Артеке? — недоверчиво спросил Митя. Он, конечно, не верил, что где-то может быть лучше, чем у моря.

— Угу, — ласково сказал Олег и даже зажмурился. — Такие ребята… Мы с ними театр устроили. В походы по реке ходили… Я бы в Артек и не уехал…

— А почему уехал? — не утерпела, полюбопытствовала Наташа.

Олег раскрыл глаза и по очереди посмотрел на каждого.

— Так… Так получилось, братцы. Не поладил с начальством. Был сначала отличный директор, да ушел на пенсию. Пришла на его место одна тетя. Вроде той, что сегодня у нас была. Не по внешности, а по сути своей такая. Непрошибаемая. Театр заставила прикрыть: от учебы отвлекает. Походы запретила. "Вам, — говорит, — игрушки, а мне отвечать. Главная задача школы, — говорит, — хорошая учеба и отличное поведение". Я ей пытался вдолбить, что хорошие оценки и поведение могут быть у людей, когда у них жизнь интересная… Я молод был и… в общем, прямолинеен. А она — как скала. Вот и не договорились… А как раз вожатых в Артек приглашали…

— Грустные какие-то истории, — настороженно сказал Кузнечик. — Все прощаешься и прощаешься. Ты, Олег, только не вздумай с нами прощаться.

— А то ты интернат уже не первый раз вспоминаешь, — подозрительно сказала Наташа.

Олег улыбнулся:

— "Сто ночей не усну, буду думать все о нем…"

— А о нас? — обиженно спросил Данилка.

Олег встряхнулся, встал и весело ответил:

— Это само собой.

Он схватил капитана Вострецова под мышки и на весу повернул его носом к часам.

— Ну-ка, Осенняя Сказка, посмотри, сколько времени. Брысь домой, а то опять от сестрицы попадет!

— Пфы! — сказал Данилка, демонстрируя полное бесстрашие.

— А почему "Осенняя Сказка"? — спросила Наташа.

Данилка гордо объяснил:

— Потому что у меня на носу целый листопад из веснушек. Не видишь разве? Тебе таких сроду не иметь.

— Где уж мне…

Данилка сказал деловито:

— Пойду. Мне завтра просыпаться первому: я по квартире главный дежурный. У нас с Юлькой очередь.

— Ты всегда раньше всех должен просыпаться. Ты же барабанщик. Привыкай, — сказал Олег.

Данилка сказал, что он и так привыкший, и ушел. С ним ушел и Митя.

Генка забрался с ногами на диван и прикрыл глаза.

— Ты что? — спросил Серёжа.

— Да я про Данилку думаю. Про все, что было утром. И про это… Вдруг бы ты не убрал ту железяку?

Серёжа поежился.

4

До угла все шагали вместе. Было морозно. Олег потер перчатками уши и жалобно сказал:

И объяснил:

— Это я в юности сочинял. В Лермонтовы метил. Увы.

На углу они разошлись. Наташа и Олег направились прямо, Серёжа и Генка помахали им вслед и свернули на Октябрьскую.

Почти сразу же, у яркой витрины магазина "Одежда", Генка остановился.

— Как-то все вместе сложилось, — немного растерянно проговорил он. — И тревога утром, и разговоры, и Данилка… И вот еще. Смотри.

Он долго шарил за пазухой и вытащил помятую бумагу. Это был сложенный в несколько раз листок из иностранного журнала.

— Вот… — повторил Генка. Расправил в ладонях лист и поднес ближе к свету.

На листе напечатан был крупный снимок.

На брусчатую мостовую ничком упал мальчик. Он лежал головой к зрителю, одна рука согнута, другая брошена вперед. Волосы, просвеченные солнцем, разметались по камням. Фото было отчетливым. Каждый волосок был виден, и казалось, что ветер их шевелит. Но особенно четко выделялась на камнях цепочка выбоин, протянувшихся у головы мальчишки. Видно, только что хлестнули по брусчатке пули.

С отчаянной ясностью вспомнил Серёжа свой давний сон — про знойный враждебный город, про пулеметы на бастионах и убитого мальчишку. И сам будто ощутил сквозь рубашку твердость горячих камней на мостовой.

— Чили? — спросил он.

— Конечно, — откликнулся Генка. — Журнал из Перу, Саше прислали. А снимок перуанский журналист в Сантьяго сделал… Вот я все и думаю: он или не он?

— Кто?

— Ты не помнишь?

Генка прикусил губу, расстегнул пальто, полез в карман куртки. Достал маленькую фотографию.

И Серёжа сразу вспомнил. С фотоснимка весело смотрел маленький светлоголовый, похожий на Митьку Кольцова, чилиец — Алехандро Альварес Риос.

Генка положил фотографию на журнальный лист. Сказал тоскливо:

— Все думаю: он или не он?

— Ну почему же он? — беспомощно сказал Серёжа.

Было что-то щемящее, до дикости несправедливое в этом сочетании: живое лицо мальчика — и рядом брошенное на камни, пришитое к ним пулями маленькое тело.

Словно защищая Генку от беды, Серёжа повторил:

— Почему обязательно он? Лица-то не видно. Только волосы похожи.

— И рубашки, — прошептал Генка. — И еще… Смотри.

Он коснулся ногтем воротника у Алехандро. Там в уголке белела капелька непонятного значка. А на большом снимке… Там тоже. Угол воротника выбился из-под щеки, и на нем виднелся белый кружок.

— Ну и что? Просто совпадение. Разве не может быть совпадения? — спросил Серёжа.

— Может, — сказал Генка. — Все может… Только от этого не легче.

— А почему ребятам не показал?

Генка шевельнул плечом.

— Ну… как-то жалко стало. Его жалко. Он лежит убитый, а все смотреть будут. Сравнивать: он или не он… Будто если не он, то можно и не очень жалеть… Нельзя так.

Серёжа молча кивнул.

Мелкие-мелкие снежинки падали на журнальный лист, на фотографию чилийского мальчишки. Падали и не таяли. Из-за стекла витрины глупо таращилось на ребят семейство дурацки красивых манекенов: папа, мама и дочка. Все в разноцветных спортивных костюмах. Серёжа сердито встал к ним спиной.

Кузнечик все еще держал перед собой снимки. Будто не решался оторваться от них. Сказал тихо-тихо:

— Когда смотрю, отомстить хочется. Будто кого-то из наших убили. Митьку или Данилку. Или еще кого-то…

— Да, — сказал Серёжа.

Генка помолчал, сдул с листа снежинки и медленно проговорил:

— Смотри, он упал, как барабанщик. Только барабан вперед укатился, и его не видно.

…Барабан сорвался с ремня, упал набок и, глухо гремя на камнях, покатился навстречу солдатским сапогам. Очередь из пулемета ударила в него, вспорола и отшвырнула на край мостовой. Мелко брызнули осколки камней и запутались в волосах упавшего Данилки…

Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 147