Бронзовый мальчик - Крапивин Владислав Петрович

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72

ЗЮЙД-ЗЮЙД-ВЕСТ

Кинтель думал, что за зиму он совсем не вырос. Все такой же щуплый и колючий. Алка Баранова, с которой они всю жизнь были одного роста, к весне сделалась выше на полголовы. Но нет, и он подрос. Это обнаружилось, когда Кинтель примерил прошлогодние джинсовые шорты. Дед купил их ему в начале того лета, перед путешествием, но они оказались велики, болтались, и Кинтель надевал их, лишь когда с артелью "Веселые брызги" ходил мыть машины. А нынче – в самый раз. И главное, петли на поясе широкие – флотский ремень, который подарил ему Корнеич, пролез почти без скрипа…

Волосы Кинтель не стриг с осенних каникул, тетя Варя только подравнивала их, и впервые за несколько лет у Кинтеля появилась густая шапка волос. Алка однажды сказала:

– Данечка, тебе ужасно идет новая прическа.

– Само собой, – буркнул Кинтель.

Плохо только, что черный суконный берет с флотским крабом слабо держался на пружинистых волосах. И, выйдя из дому, Кинтель свернул и сунул его под погончик оранжевой форменной рубашки. Тем более, что стояла уже вполне летняя жара…

Салазкин не обманул, в середине апреля пришли теплые дни. К маю уже зеленели деревья и буйно цвели по газонам одуванчики. Правда, первого мая пришло похолодание с дождем, но это уж такой закон природы в здешних местах: как День солидарности трудящихся, так слякоть (независимо от политической обстановки). Впрочем, ни праздника, ни демонстрации в этом году все равно не намечалось.

Зато с понедельника опять началось тепло. Пуще прежнего. К этому времени как раз в мастерской подоспел заказ: покрашенные в огненно-апельсиновый цвет рубашки для "Тремолино". И Корнеич потребовал:

– Ну, народ, пора переходить на летнюю форму. На открытии навигации всем быть при полном параде.

Три последние недели ребята вкалывали на ремонте яла. Вспузырили паяльной лампой и ободрали старую краску, заделали пробоины, законопатили щели, за-шпаклевали корпус смесью олифы и мела. Покрасили. Издалека на шлюпку глянешь – будто новая. Залатали старенькие серые паруса…

– Не шхуна "Тремолино", конечно, да ладно уж, сойдет, пока свой корабль не построили, – поговаривали ветераны. А Кинтелю казалось, что и шлюпка, названная добродушным именем "Тортилла", – отличное судно. И оставшиеся до первого плавания дни он жил в предпраздничном напряге… Тем более, что ожидалось не просто испытание "Тортиллы", а экспедиция на Шаман…

В таком вот настроении и шагал сейчас Кинтель к автобусной остановке. Правда, кроме праздника, сидело в душе и сомнение. Человеку со стеснительным характером нелегко, когда его разглядывает каждый встречный. Но в общем-то Кинтель уже притерпелся. С утра он ходил с Регишкой в "Стрелу" на сеанс мультфильмов – специально в тремолиновской форме. Во-первых, чтобы задавить в себе дурацкую стыдливость, а во-вторых, после кино уже не осталось бы времени для переодевания. Он и так попросил у Корнеича разрешения приехать на базу не к двенадцати, как все, а к часу. Конечно, не следовало бы в день долгожданной экспедиции тратить время на другие дела, но Регина еще накануне запросилась на мультики про кота Леопольда. Корнеич согласился, что причина, разумеется, уважительная.

Салазкин сунулся было:

– Я с Даней! Можно?

Но тут Корнеич ответил:

– А работать кто будет? Шлюпку спускать надо…

Если дело касалось плавания, Корнеич никому не давал поблажек. И люди в "Тремолино" это понимали. Даже неугомонный Не Бойся Грома становился спокойным и деловитым, когда вступала в силу корабельная дисциплина.

– А иначе и нельзя, – как-то объяснил новичку Кинтелю Паша Краузе. – На воде – это на воде, не на земле. Чуть что не так, и может кончиться как в песне:

Салазкин после ответа Корнеича засмущался. Кинтель тоже почувствовал себя виноватым.

– Я бы не просил, да Регишка… Ей вот приспичило. Надо пользоваться случаем, чтобы хоть малость ее развеселить…

В кино, конечно, все пялились на Кинтеля. Рубашка – будто факел, и столько на ней золоченых якорьков, нашивок, аксельбантов. К тому же, кроме Кинтеля, никого из пацанов еще не было в шортах, не лето все-таки. От этих взглядов по Кинтелю бегали щекочущие мурашки. Но потом он увидел двух мальчишек из скаутской "Былины" – в полном их обмундировании, веселых и независимых. И малость приободрился. К тому же Регишка так гордилась блестящим видом старшего брата!

А кроме того – праздники. Потому что воскресенье десятого мая было как бы продолжением Дня Победы. Вполне понятно, что в ребячьих отрядах могут быть всякие сборы и линейки, оттого и парадный вид. Вон ветераны, они ведь тоже в своих мундирах, гимнастерках и при наградах во всю грудь. На них тоже глядят кому не лень…

После сеанса Кинтель отвел Регишку домой, подхватил собранную заранее сумку – и на автобус. Но у самого подъезда услыхал:

– Да-анечка! Какой ты… элегантный.

Алка Баранова! Откуда ее принесла нелегкая? Стоит, водит по нему своими шоколадными глазищами от кроссовок до макушки и обратно. И опять – мурашки. Чтобы прогнать их, Кинтель стал спокойным и язвительным:

– Да. А ты как думала! Теперь ты еще больше в меня втюришься.

– Больше уже некуда… А что это у тебя за знаки различия?

Как съехидничать, Кинтель не придумал, буркнул примирительно:

– Знаки как знаки. Отряд такой. Парусный.

– Я и не знала, что ты моряк… Мой брат Мишка в судостроительном кружке занимался, в Доме пионеров, так у них настоящая морская форма была. Клеши, матроска…

– Настоящая – у настоящих, – сердито объяснил Кинтель. – А у них – маскарадная. Модельки строить – это не шкоты тягать. Попробовали бы они в своих клешах на базе, у шлюпок, когда все время по колено в воде. Или за бортом оказаться…

Ни вкалывать по колено в воде, ни оказываться за бортом Кинтелю пока не приходилось. Но ответ вышел, кажется, ничего: как у бывалого.

Алка покивала, качая толстыми, но короткими торчащими косами. Заметила:

– Ты прав. Такие штанишки тебе идут.

Он опять зарядился спасительным ехидством:

– А ты только сейчас заметила? Ты меня и раньше в штанишках видела, сколько лет смотришь влюбленными глазами.

– Раньше – это давно. Ты маленький был…

– А я и сейчас маленький, – сказал Кинтель с дурашливой беззаботностью. – Двенадцать лет – какие годы! Самое время для мальчика поиграть в ляпки да в пряталки… Это вы, девицы, раньше срока в рост пускаетесь. Во… – Кинтель вскинул над головой руку. – И во… – Он волнистыми движениями ладоней нарисовал в воздухе раздавшуюся дамскую фигуру. Хотя Алка, что касается ширины, была совсем не "во". Только на груди под тоненьким белым свитером – легкий намек на выпуклость.

Она не обиделась. Заметила чуть насмешливо:

– А тебе-то, игрок в пряталки, через неделю, по-моему, уже тринадцать стукнет.

– Ай-яй-яй! – Он сделал вид, что ужасно удивился. Потому что удивился по правде. – Как это ты вспомнила?

– Вспомнила. Тебя еще в детском садике поздравляли, в старшей группе. Когда шесть лет…

– Верно! Ты мне тогда пластмассового зайчонка подарила! – Кинтель сбил невольную лиричность воспоминания комическим закатыванием глаз. – Это было так трогательно… Кстати, заяц до сих пор не потерялся.

– Ты путаешь, – вздохнула Алка. – Зайца я подарила в другой день. Эльза Аркадьевна взгрела тебя линейкой, и ты ревел в уголке за беседкой, а я тебя пожалела… А ты мне потом венок из одуванчиков сплел.

– Сейчас бы я и не сумел уже, – вздохнул Кинтель. – Какие мы были талантливые в молодые годы.

– Ох, не говори… А на день рождения подарков я тебе никогда не дарила. Можно сейчас исправиться? – У Алки была замшевая сумочка. Открыв ее, Алка достала что-то круглое, завернутое в бумажную салфетку. – На…

– Что это? – сказал Кинтель слегка опасливо.

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72