Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 136
— Слышите, вы! — торопила Ксения.
Но Федя знал, что минут десять можно еще поваляться.
Степка потерся щекой о поцарапанное плечо и сообщил:
— Мне уже через неделю семь лет будет…
— Вот новость!
— Ты мне что подаришь?
— Ремень…
— Да ну тебя, — надул губы Степка. — Одно и то же…
— Что — одно и то же? — не понял Федя.
— От мамы только и слышишь: "Сейчас ремня получишь…" Катерина в садике тоже: "Сейчас как всыплю, будете знать!.."
— Опять, что ли, руки распускает?
— А ты думал! Вчера как вляпала, аж зачесалось…
— За что?
— Мы с Дрюшкой подрались. Помнишь, толстый такой…
Федя всех в Степкиной группе помнил. Андрюшка Сотин был тихий, добродушный человек. И к тому же Степкин приятель.
— Ненормальные, да? Чего не поделили-то?
— А чего он… Услыхал где-то считалку дурацкую и целый день, как магнитофон… — Степка сердито, но с выражением прочитал:
Грузди, обаб-ки,
Рыжики, синяв-ки.
В лес пошел Степ-ка,
Ободрал…
И, покосившись на дверь, Степка полным словом назвал то, что ободрал в лесу.
— А потом еще:
Не горюй, Степка,
Заживет…
Федя хихикнул:
— Подумаешь. Это же детское народное творчество. С давних лет. Во всех садиках такие дразнилки. Даже интересно.
— Это если про других — интересно. А когда про себя…
— Без этого в детсаду не проживешь, — философски разъяснил Федя. — Сам небось знаешь, не первый год там…
— А тебя тоже дразнили?
— Естественно… "Дядя Федя съел медведя…"
Степка обрадованно подскочил у него на животе, и Федя опять охнул:
— Тихо ты, аппендикс выскочит…
— А ты вырежь, как у меня. — Степка потер на животе светлый рубец со следами-точками от ниток. Он гордился, что год назад перенес настоящую хирургическую операцию…
— Чтобы я свой родной аппендикс отдал добровольно? — возмутился Федя. — Брысь умываться!
— Счас… А Бориса тоже дразнили?
— Еще как! Хуже всех…
Ты иди все прямо, прямо,
Будет там помойна яма,
В яме той сидит Борис,
Он наелся дохлых крыс.
— Мы с ним тогда и подружились первый раз, — вспомнил о раннем детстве Федя. — В средней группе. Я за него заступился, и мы двое… против толпы…
— А когда он приедет? Скоро?
— Через неделю, наверно. Если в Москве не задержится…
— Я про Бориса тоже стихи сочинил, — сообщил Степка.
Плачет Боря на заборе,
У него большее горе:
Мама не дает Бориске
Съесть холодные сосиски.
Федя не пощадил автора:
— Это ведь не твои стихи. Такие уже есть, только не про Бориса, а про киску…
— Ну и что! Я же переделал!
— Так нельзя. Настоящим поэтам за такие дела знаешь как попадает!..
— Я ведь еще не настоящий, — опять надул губы Степка.
— "Еще"… — усмехнулся Федя. Степкина склонность к рифмотворчеству была всем известна.
— А какие ты еще дразнилки знаешь? — ушел Степка от неприятной темы.
— Да такие же, наверно, как и вы там…
«Вова-корова, дай молока.
Сколько стоит?" — «Три пятака…»
— Это все знают.
— А еще:
Игорешка-поварешка,
Недоварена картошка…
— Ой, эту я не слыхал! — обрадовался Степка. — Игорешка у нас как раз есть!..
— Да ты что! — спохватился Федя. — Я тебе для этого, что ли, рассказываю? Чтобы ты людей изводил, да?
— Я же для запаса! Если они первые полезут!..
Ксения сунула голову в дверь:
— Да это что за лодыри! Еще и не думали одеваться!..
Федя дотянулся, взял со стула заряженный водяной пистолет и пустил в сестрицу струю. Ксения пообещала из-за двери:
— Подожди, попросишь еще нашивку…
— Ну Ксю-уша!.. — Федя вскочил, свалив на пол Степку. — Мы хорошие!..
ЭТОТ ДЕНЬ С УТРА ДО ВЕЧЕРА…
Красивый ярлык от иностранных шмоток нужен был, чтобы рассчитаться с Гугой.
Гуга — Федин одноклассник. Кличку свою он получил благодаря географичке Анне Григорьевне. Что-то ехидное сказал на уроке, и Аннушка не выдержала:
— Ох и змея ты, Куприянов!
До этого Гошка Куприянов был просто Купер. Но тут кто-то из девчонок находчиво хихикнул:
— Не змея, а Большой Змей. Из романа Ку-пера.
Ну и пошло: Большой Змей — Чингачгук — Гук — Гуга…
Было это еще в начале пятого класса. С той поры Гуга крепко повзрослел, обогнал многих одноклассников не только в росте, но и, как говорится, в "жизненных интересах". Имел касательство к компании некоего Герцога, что тусовалась в большом дворе на улице Мира. Завел себе в классе двух приятелей-адъютантов, на остальных же "пионерчиков" глядел снисходительно. Впрочем, агрессивности не проявлял, на прозвище не обижался, учился прилично и ни на каких "учетах" не состоял.
В конце мая Гуга спас Федю от большой беды. Учитель немецкого языка Артур Яковлевич — сухой, язвительный, но, надо сказать, справедливый — долго вытягивал из стоявшего у доски Федора Кроева путаные ответы и наконец сообщил:
— Сударь мой, ваша годовая оценка — в состоянии шаткого балансирования между спасительной тройкой и… вы сами понимаете чем. Поэтому — последний шанс. Если переведете предложение, можете гулять с ощущением спасшегося грешника. Если же нет — нас ожидают частые встречи на летних занятиях… — И начертал на доске немецкую фразу, в которой Феде был знаком лишь глагол "sterben", что означает "умирать". Ну, Федя и начал помирать от безнадежности. Старый Артур с подчеркнутым терпением смотрел на семиклассника Кроева, а тот — с тоской на класс… Тут-то Гуга вдруг и поднял тетрадный лист с крупными буквами перевода. На две секунды. Феде хватило.
Он опустил глаза, почесал для видимости в затылке, потом без излишней торопливости и вроде бы даже с некоторым сомнением написал русские слова на доске: "Я смотрел фильм "Никто не хотел умирать".
— Фортуна оказалась благосклонна к вам, — заметил Артур Яковлевич. — Однако ежели вы и в следующем классе станете демонстрировать столь прохладное отношение к языку Гете и Шиллера… Впрочем, нотация — не лучший вид напутствия перед каникулами. Ступайте с миром…
После урока Федя выдохнул с искренним чувством:
— Ну, спасибо тебе, Купер…
Гуга, однако, не воспринял прочувствованного тона:
— "Спасибо" — это чересчур. А вот троячок — в самый раз.
— Че-во? — изумился Федя.
— А что? Разве дорого?
Федя сперва не поверил. Потом понял.
— А как насчет совести?
— Насчет чего? А-а… — Гуга был малость толстоват, но в общем-то симпатичный. И улыбался славно. — Вопрос этот неоднозначный. Пойди тогда к Артуру и расскажи, как ты перевел фразу про шедевр советского кино. Раз уж речь о совести… Я, между прочим, рисковал, а за риск в наше время платят.
Логика была убийственной. И Федя пообещал, что, раз такое дело, трояк он выплатит. Сейчас не может, в кармане пусто, но принесет на летнюю практику, где они все равно встретятся.
— Ну, гляди, — сказал Гуга. — Я проценты не начисляю, будь и ты джентльменом.
Удивляться в общем-то было нечему. "Рыночные отношения" в седьмом "А", как и во всей школе номер четыре, давали себя знать. Девчонки, например, торговали косметикой. Алка Щепахина — та вообще притащила однажды целую коробку всяких заграничных тюбиков, пенальчиков и баночек. Одноклассницы налетели и завизжали: сперва от восторга, потом — узнав цены. Однако платили, у кого было чем. Кончилось, правда, скандалом. Алку поволокли к завучу, товар учительницы изъяли в свою пользу. Впрочем, Алка хвасталась, что заплатили честно…
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 136
