Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
…Вторым заходом самолет дал на бреющем полете пулеметную очередь и снова скрылся, оставив за собой длинную, медленно и косо сползающую к земле голубоватую полосу дыма.
Старшина Бокарев поднялся, стряхнул с себя землю, подтянул сзади гимнастерку, оправил широкий командирский ремень и портупею, перевернул на лицевую сторону медаль «За отвагу» и посмотрел на дорогу.
Машины — два «ЗИСа» и три полуторки «ГАЗ-АА» — стояли на прежнем месте, на проселке, одинокие среди неубранных полей.
Потом поднялся Вакулин, опасливо посмотрел на осеннее, но чистое небо, и его тонкое, юное, совсем еще мальчишеское лицо выразило недоумение: неужели только что над ними дважды пролетала смерть?
Встал и Краюшкин, отряхнулся, вытер винтовку — аккуратный, бывалый пожилой солдат.
Раздвигая высокую, осыпающуюся пшеницу, Бокарев пошел в глубь поля, хмуро осмотрелся и увидел наконец Лыкова и Огородникова. Они все еще лежали, прижавшись к земле.
— Долго будем лежать?!
Лыков повернул голову, скосился на старшину, потом посмотрел на небо, поднялся, держа винтовку в руках, — небольшой, кругленький, мордастенький солдатик, — философски проговорил:
— Согласно стратегии и тактике, не должон он сюда залететь.
— Стратегия… тактика… Оправьте гимнастерку, рядовой Лыков!
— Гимнастерку — это можно. — Лыков снял и перетянул ремень.
Поднялся и Огородников — степенный, представительный шофер с брюшком, снял пилотку, вытер платком лысеющую голову, сварливо заметил:
— На то и война, чтобы самолеты летали и стреляли. Тем более, едем без маскировки. Непорядок.
Упрек этот адресовался Бокареву. Но лицо старшины было непроницаемо.
— Много рассуждаете, рядовой Огородников! Где ваша винтовка?
— В кабине.
— Оружие бросил. Солдат называется! За такие дела — трибунал.
— Это известно, — огрызнулся Огородников.
— Идите к машинам! — приказал Бокарев.
Все вышли на пустую проселочную дорогу к своим старым, потрепанным машинам — двум «ЗИСам» и трем полуторкам.
Стоя на подножке, Лыков объявил:
— Кабину прошил, гад!
— Это он специально за тобой гонялся, Лыков, — добродушно заметил Краюшкин. — «Который, думает, тут Лыков?..» А Лыков эвон куда уполз…
— Не уполз, а рассредоточился, — отшутился Лыков.
Бокарев хмуро поглядывал, как Огородников прикрывает срубленным деревом кабину и кузов. Хочет доказать свое!
Командирским голосом он приказал:
— По машинам! Интервал пятьдесят метров! Не отставать!
Километров через пять они свернули с проселка и, приминая мелкий кустарник, въехали в молодой березняк. Прибитая к дереву деревянная стрелка с надписью «Хозяйство Стручкова» указывала на низкие здания брошенной МТС, прижавшейся к косогору.
— Приготовить машины к сдаче! — приказал Бокарев.
Он вынул из-под сиденья сапожную щетку и бархатку и стал надраивать свои хромовые сапоги.
— Товарищ старшина! — обратился к нему Лыков.
— Чего тебе?
— Товарищ старшина, — Лыков понизил голос, — я бывал в этой ПРБ, тут порядки такие: кто прибыл без сухого пайка, тех посылают на продпункт, в город.
— Ну и что?
— В городе продпункт, говорю…
— Вам выдан сухой паек.
— А если бы не выдали?
Бокарев сообразил наконец, на что намекает Лыков, посмотрел на него.
Лыков поднял палец.
— Город все-таки… Корюков называется. Женский пол имеется. Цивилизация.
Бокарев завернул щетку и мазь в бархатку, положил под сиденье.
— Много берете на себя, рядовой Лыков!
— Обстановку докладываю, товарищ старшина.
Бокарев оправил гимнастерку, ремень, портупею, просунул палец под подворотничок, покрутил шеей.
— И без тебя есть кому принять решение!
Обычная, известная Бокареву картина ПРБ — походно-ремонтной базы, размещенной на этот раз в эвакуированной МТС. Рокочет мотор на стенде, шипит паяльная лампа, трещит электросварка; слесаря в замасленных комбинезонах, под которыми видны гимнастерки, ремонтируют машины. Движется по монорельсу двигатель; его придерживает слесарь; другой, видимо механик, направляет двигатель на шасси.
Мотор не садился на место, и механик приказал Бокареву:
— А ну-ка, старшина, попридержи!
— Еще не приступил к работе, — отрезал Бокарев. — Где командир?
— Какой тебе командир?
— Какой… Командир ПРБ.
— Капитан Стручков?
— Капитан Стручков.
— Я капитан Стручков.
Бокарев был опытный старшина. Он мог ошибиться, не распознав в механике командира части, но распознать, разыгрывают его или нет, — тут уж он не ошибется. Его не разыгрывали.
— Докладывает старшина Бокарев. Прибыл из отдельной автороты сто семьдесят второй стрелковой дивизии. Доставил пять машин в ремонт.
Он лихо приложил, потом отбросил руку от фуражки.
Стручков насмешливо осмотрел Бокарева с головы до ног, усмехнулся его надраенным сапогам, его франтоватому виду.
— Очистите машины от грязи, чтобы блестели, как ваши сапоги. Ставьте под навес и приступайте к разборке.
— Понятно, товарищ капитан, будет исполнено! Позвольте обратиться с просьбой, товарищ капитан!
— Какая просьба?
— Товарищ капитан! Люди с передовой, с первого дня. Позвольте в город сходить, в баньке помыться, письма послать, купить кое-чего по мелочи. Завтра вернемся, отработаем — очень просят люди.
Все просятся в город. И лучше отпустить их сейчас, иначе потом сами будут бегать. Раньше чем через два дня их машины все равно не пойдут в ремонт — очередь. А уж тогда он с этого франта потребует работу.
— Идите! Завтра к вечеру быть здесь. Опоздание — самоволка.
Теперь они шли по полевой дороге. Впереди Бокарев с Вакулиным, за ними Краюшкин, Лыков и Огородников. Над ними хмурое осеннее небо, вокруг неубранные поля.
— Какие хлеба богатые погибают… — вздохнул Краюшкин.
— Сентябрь, — подхватил Лыков, — в сентябре свадьбы гуляют.
— Жених нашелся, — усмехнулся Огородников.
— А чего ж, — примирительно сказал Краюшкин, — он еще парень молодой, может жениться. Хочешь жениться, Лыков?
