Портфель капитана Румба (сборник) - Крапивин Владислав Петрович

Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 134

Евсей Федотыч засеменил в своих шлепанцах к двери и скоро вернулся. Пробка оказалась простым стеклянным цилиндриком, даже никакого иероглифа на ней не было.

— Неприметная на вид, да. Но… Вот у вас, молодой человек, я вижу под глазом синяк. А сейчас его не будет…

— Где синяк? — забеспокоился Леша. Даша пригляделась.

— Лешка, правда! Под левым глазом…

— Судя по всему, вы недавно дрались, — торжественно произнес Евсей Федотыч.

— Что вы, он не дрался! Он вообще никогда не дерется!

Леше это не понравилось. Получалось, что он тихоня из тихонь!

— Неправда! Я в мае дрался, в школе, когда Мишка Тузыкин стал дразниться! У меня даже запись в дневнике есть!

— Подумаешь, запись! Это тебе ваша Леонковалла Меркурьевна из вредности написала. А драки вовсе и не было. Мишка полез, а ты и стукнуть-то его побоялся… Евсей Федотыч, он всегда боится другим больно сделать. Даже из своей рогатки ни разу ни в одного воробья не выстрелил, только аптечные пузырьки расшибает…

Даша думала, что хвалит брата: вот какой он добрый. А ему показалось, что в этих словах он выглядит как трусишка.

— Ничего я не боюсь! Глупая какая…

— Ничего не боишься? — сменила тон Даша. Потому что обиделась. — А кто пищал при ангине, когда медсестра с уколом приходила?

— Это потому, что я был ослабевший от температуры!.. Зато я не пищу один в темноте, как некоторые. И щекотки не боюсь. А некоторые верещат, когда издалека покажешь, как пальцы шевелятся…

— Дорогие гости! — повысил голос Евсей Федотыч. — Мы отвлеклись от главного вопроса. Неважно, дрался уважаемый пациент или нет. Главное, что синяк, так сказать, налицо. И сейчас мы его уберем, да-с… Позвольте… — Он взял Лешу за подбородок и потер у него под глазом холодным стеклом. —

Гм… Странно… Что это с ней? Потеряла свои свойства от старости?

И Леша понял, что синяк не убирается.

Даша пригляделась опять.

— Евсей Федотыч, да это не синяк! Это когда машина проезжала, ему брызнуло на лицо грязной водой… — Она деловито помусолила палец. — Дай-ка… Ну вот и все. Никакого синяка…

— Жаль, — огорчился Евсей Федотыч. — Так мне и не придется продемонстрировать целительные свойства пробки Бун-Дун-Чуна.

— Но ведь у Леши есть и настоящие синяки! Вот хотя бы на ноге.

— Ага! Пожалуйста… — Леша потер ногу пониже коленки.

— Да? Ну-ка, попробуем… Почему-то и здесь не получается. Что за напасть!.. Год назад я сводил здоровенную шишку со лба своего внучатого племянника, и все было великолепно… Неужели пробки стареют, как люди? Или этот ваш синяк тоже не настоящий?

— Вполне настоящий, — слегка обиделся Леша. — Я вчера этим местом за ящик зацепился.

— Позвольте еще… Гм… Не могу понять…

Леше стало жаль старичка. Он сморщил лоб и потом что-то прошептал себе под нос.

— Ура! — воскликнул Евсей Федотыч. — Исчез! Без всякого следа! Что я говорил!

— Замечательно! — обрадовалась Даша.

— Спасибо, — сказал Леша. И почему-то вздохнул.

Потом Евсей Федотыч показывал гостям свою коллекцию. Рядом с кабинетом была комната, где многочисленные полки оказались заставлены плоскими коробками. В них — каждая в отдельной ячейке — хранились пробки самых удивительных форм. По сто штук в коробке. Все, конечно, не пересмотришь…

А та стена, что напротив окон, блестела, словно усыпанная тысячами алмазов, хотя день был пасмурный. На ней пробки были воткнуты плотно друг к другу в специальные гнезда. Как электролампочки в патроны. А между ними прятались настоящие лампочки. Разноцветные! Евсей Федотыч щелкнул выключателем, волны цветного света побежали по узорчатым стеклянным головкам, заиграла переливчатая музыка. И каждая пробка засверкала, как драгоценный камень.

Леша и Даша охнули от восхищения.

— Про эту мою стену писали даже в «Вечернем Хребтов-ске», — похвалился Евсей Федотыч (и опять поймал очки). — Статья называлась «Пещера Аладдина»…

— И правда как сокровище, — прошептала Даша.

На сверкающей стене было лишь одно темное пятно: у самого потолка выделялся черный квадрат. Окошечко, или, вернее, отдушина, заделанная тонкой решеткой.

— А это что такое? Зачем? — Леша показал на отдушину

— Это… Да так, ерунда. Вентиляция. Дом у нас старинный, стены толстые, в них проходят каналы для проветривания, а это один из выходов. Надо бы заделать, да санитарные правила не позволяют… — Евсей Федотыч почему-то заметно поскучнел. Погасил лампочки. И Леша с Дашей поняли, что пора прощаться.

Когда шлепали под дождем обратно, Леша задумчиво проговорил:

— Непонятно, почему Евсей Федотыч вдруг сделался такой… будто расстроился из-за чего-то…

— Просто мы его утомили.

— Но он ведь сам с таким жаром все показывал… Коллекция у него в самом деле удивительная.

— Я знаю, о чем ты думаешь…

— О чем?

— Ты решил тоже собирать пробки от графинов!

— Вовсе нет! Я думаю о той китайской пробке. Неужели она и правда постарела от долгого времени? И потеряла волшебную силу…

— Но ведь она все же убрала твой синяк!

Леша хмыкнул.

— Конечно. Когда я сказал: «Чоки-чок, уберися, синя-чок…»

— Значит, это «Чоки-чок», а не она!

— Наверно, и она тоже. Они вместе… Понимаешь, Даша, я заметил: «Чоки-чок» действует там, где уже есть какая-то сказка… Тут вот, например, оказалась рядом волшебная пробка. Она, хотя и ослабевшая, но все-таки сказочная. И они помогли друг другу. А если рядом нет никакого волшебства, «Чоки-чок» ничего не может…

— А как же ты загнал в канаву «Москвич»?

— Это просто совпадение, — вздохнул Леша. — А в мае, после драки с Мишкой Тузыкиным, «Чоки-чок» мне нисколько не помог.

— А как он должен был помочь после драки-то?

— Когда Леонковалла решила записать про эту драку мне в дневник, я прошептал: «Чоки-чок, потеряйся, дневничок…» Но он никуда из ранца не подевался, Леонковалла все на пол вытряхнула и нашла. И накатала на полстраницы. А Мишке я тогда крепко по губе вделал, зря ты не веришь.

— Да верю я, верю, — сказала Даша. — По правде говоря, ты иногда бываешь очень храбрый…

На следующий день опять было пасмурно и дождливо. Леша и Даша сидели дома. Даша возилась с выкройками для кукол, а Леша рисовал.

Сперва нарисовал акварелью то, что обещал Даше: девочку в зеленом плаще, которая отражается в мокром асфальте. И назвал эту картинку «Березка». Папа посмотрел и похвалил. И Даша похвалила. Затем Леша в альбоме набросал карандашом портрет Бочкина — по памяти. Даша сказала, что похоже. И наконец Леша стал рисовать Ыхало — с натуры.

Пока Леша водил карандашом, Ыхало послушно сидело на табурете. Чтобы оно не скучало, Леша рассказывал про путешествие на станцию Пристань. Ыхало шумно вздыхало и удивлялось, хотя кое-что знало уже от тень-Филарета.

— В следующий раз поедем вместе, — пообещал Леша.

К вечеру тучи разошлись, а утро наступило такое солнечное, что сразу высохли кусты и трава. Леша решил:

— После обеда отправляемся на Пристань!

Так они и сделали. Снова пришли на ромашковую поляну, наполнили водой из колодца и разожгли самовар. Ыхало добросовестно помогало собирать топливо и любовалось самоваром, который напоминал ему папу. Но время от времени оно вздыхало:

— Ых, не знаю, как и быть. Неудобно мне… Не привыкло я среди бела дня появляться при посторонних…

Леша и Даша успокаивали:

— Ничего страшного. Там ведь сказочная страна, и ты будешь очень даже к месту.

— А Бочкин такой славный, он тебе понравится.

Тень Филарета в это время бесшумно шастала по ромашкам.

Наконец поехали.

И все было как в прошлый раз. Только Одинокий Шарманщик не стал играть и петь, а лишь помахал шляпой вслед поезду, который не остановился.

Перед станцией Чьитоноги гостей встретил Лилипут. Он мчался навстречу поезду, разинув розовую пасть и размахивая лохматым хвостом. Радостно гавкнул и вскочил в хвостовой вагончик.

Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 134