Алексей Иванович Пантелеев 
(Л.Пантелеев) 
Часы 
{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы. 
С Петькой Валетом случай вышел. 
Гулял Петька раз по базару и разные мысли думал. И было Петьке обидно и грустно: есть хотелось и не было денег даже колбасных обрезков купить. 
И негде было достать. 
А есть хотелось ужасно. 
Попробовал Петька гирю украсть. Но гирю украсть ему не позволили. Гирей стукнули Петьку слегка по затылку. 
Пошел Петька дальше. 
Попробовал кадку украсть. И с кадкой попался. Кадку оставил и дальше пошел. 
И вдруг видит бабу. Толстая баба стоит на углу и торгует пампушками. И пампушки в ее решете - румяные, пышные, дым от пампушек идет. 
Задрожал Петька и подошел ближе. И ничего особенного не сделал, только взял пампушку, понюхал и положил в карман. И даже обидного ничего не сказал той бабе, а повернулся и тихо, спокойно пошел прочь. 
А баба за ним. Баба шуметь стала и хвататься за Петькины плечи. Баба кричать стала: 
- Вор! Отдай пампушку! 
- Какую пампушку? - спросил Петька и дальше пошел. 
Но тут уж толпа поднаперла. Кто-то Петьку за глотку схватил, кто-то коленкой сзади ударил, повалили, намяли бока. И огромной толпой потащили Петюшку в милицию. В базарный пикет. 
Притащили - к начальнику: 
- Так, мол, и так. Познакомьтесь: вор малолетний. Пампушку украл. 
Начальнику некогда было. Начальник знакомиться с Петькой не стал, велел посадить Петьку в камеру. 
Сунули Петьку в камеру: сиди! 
Сидит Петька в камере на грязной, замызганной лавке, сидит не шелохнется и в окно глядит. А на окне решетка. А за решеткой небо. Ясное такое небо, чистое, голубое, словно воротник у матроса. 
Смотрит Петька на небо, и горькие мысли лезут ему в башку. Невеселые мысли. 
"Ой, - думает Петька. - Жисть ты моя жистянка. Опять я, бродяга, засыпался. Нехорошо засыпался. С пампушкой". 
Невеселые мысли. Разве весело, когда человек с позапрошлого дня хлеба не нюхал? А за решеткой охмуряться приятно? Небом любоваться интересно? Было бы за дело, а то - тьфу! - пампушка какая-то. 
Ну, ясно, расстроился Петька. Глаза зажмурил, решил судьбы дожидаться. Только решил он судьбы дожидаться - слышит стук. Громкие такие удары. И не в дверь, а в стенку, в деревянную переборку. 
Встал Петька. Глаза разожмурил, прислушался. 
Определенно кто-то кулаком переборку ломает. 
Подошел Петька к стене, заглянул в щель. Видит Петька - стены каменные, лавка, окно с решеткой. Окурки на полу. А человечьих следов не видно. Пусто. Никак невозможно понять, откуда идет этот стук. 
"Что, - думает Петька, - за дьявол стучит? Гвозди заколачивают, что ли? Или давят клопов?.." 
Подумал это и слышит голос. Бас. Мутным этаким басом кричит из угла человек: 
- Пом-могите! Мам-мочки! 
Кинулся Петька в угол, к печке. У печки щель. Видит Петька - тыркается в щель нос. Под носом шевелится ус. И черный косоватый глаз печально смотрит на Петьку. 
- Мам-мочки! - мычит бас. - Голуби драгоценные. Отпустите меня за ради бога. 
А глаз, как таракан, бегает в щелке. 
"Что, - думает Петька, - за чудик такой? То ли псих, то ли пьяный? Ну факт, что пьяный - вон ведь как разит... Фу!.." 
А разит действительно здорово. Течет по камере дух, не поймешь, самогонный ли, водочный ли, но здорово крепкий. 
- Мам-мочки! - гудит пьяный. - Мамочки! 
А Петька стоит, смотрит, и совсем неохота ему с пьяным в разговоры вступать. Другой раз непременно бы связался, а тут - скучно. Сказал только: 
- Чего орешь? 
- Отпусти, голубь, - говорит пьяный. - Отпусти, ненаглядный! 
Вдруг как взвизгнет: 
- Ваше благородие! Господин товарищ! Отпустите вы меня! Меня детки ждут! 
Смешно Петьке. 
- Дурак, - говорит. - Как я тебя могу отпустить, когда я такой же арестант, как и не ты? Где в тебе разум? 
И вдруг видит Петька: просовывает пьяный сквозь щель ладонь, а на бородавчатой его ладошке лежат часы. Золотые часы. Чистокровные. С цепкой. С разными штучками и подвесными брелоками. 
Выворачивает пьяный свой косоватый глаз и говорит шепотом: 
- Товарищ начальник! Отпустите меня, я вам часики подарю. Глядите, какие славные часики... Тикают... 
А часики, верно: тик-так, тик-так. 
И сердце у Петьки: тик-так, тик-так. 
Схватил Петька часы и - в угол, к окну. От радости дух захватило, кровь в головешку ударила. 
А пьяный рукой замахал. И вдруг орать начал. 
Как заорет: 
- Кар-раул! 
Как затопает, заблажит: 
- Караул! Ограбили! Ограбили! 
Испугался Петька, забегал. И кровь у Петьки обратно к ногам побежала. И пальцы быстро-быстро цепочку теребят, а на цепочке разные штучки болтаются и подвесные брелочки бренчат. Слоники разные, собачки, подковки и между всем зеленый камень-самоцвет в виде груши. 
Отцепил Петька цепку со всем барахлом, сует пьяному. 
- На! - говорит. - На! Возьми, пожалуйста! 
А пьяному память вином отшибло. Он уже забыл про часы - цепочку берет. 
- Спасибо, - говорит, - спасибо, голубь драгоценный!.. 
И тянется через щель Петьку погладить. И губы выпячивает через щель. Чмокает как поросенок: 
- Мамоч-чки! 
А Петька опять у окна. И кровь снова бежит в головешку. Шумит голова. 
"Эх, - думает Петька. - Подвезло!" 
Разжал он кулак, поглядел на часики. За решеткой на ясное небо солнце вышло. Засияли часики в Петькиной руке. Дохнул он на них - помутнело золото. Рваным рукавом потер - снова сияют. И Петька сияет. 
"Верно, - думает, - говорят умные люди: нет худа без добра. Ведь этакую штучку заимел. За такую штучку любой маклак полета монет отвалит. Да что полета... Больше!.." 
Закружилась у Петьки башка. Замечтался Петька. 
"Куплю я, - думает, - перво-наперво булку. Огромадную булку. Сала куплю. Буду булку салом заедать, а запивать буду какавом. Потом колбасы куплю цельное колечко. Папирос наилучших куплю. Из одежи чего-нибудь... Клёш, френчик. Майку полосатую... Штиблеты. Э, да чего там мечтать, теперь бы отгавкаться только, а там..." 
Действительно, все хорошо, одно только нехорошо - сидит Петька. Сидит Петька в камере, как мышь в банке: на окне решетка, на дверях замок. И счастье в руках, а не вырвешь. Крепко припаян парнишка.