Белое крыло - Коковин Евгений Степанович

У нее не было кокетства, не было игривости в разговоре, какие Юрий замечал у многих девушек, знакомящихся с парнями. Нет, она совсем не была похожа на других девушек, даже вот на этих симпатичных студенток, которые только что катались на "Буревестнике", пели и беззаботно смеялись.

Может быть, он преувеличивал достоинства Людмилы? И кто знал тогда, что это зарождалась любовь?! Во всяком случае Юрий себе в этом не признавался. А может быть, он и сам еще не знал об этом.

- Завтра у нас тренировка, - сказал Юрий, прощаясь с Людмилой. Приходите!

- Юрий, вы в самом деле будете строить яхту? - спросила Людмила.

- Да, буду. Откуда вы знаете?

- Вы же сами сказали, когда мы с Михаилом Михайловичем встретили вас в яхт-клубе.

Он не помнил этой встречи. А с Кукиным он встречался почти ежедневно. Значит, он тогда ее не заметил! Странно!

- И ваша новая яхта будет называться "Любушкой"?

- А вот этого я никогда не говорил.

- Но говорят другие. Почему "Любушка"?

- Это из чудесной легенды о большой любви, - Юрий пожал Людмиле руку и быстро пошел по набережной, оставив девушку в недоумении.

"Легенда о большой любви... - подумала Людмила. - Должно быть, это красивая легенда!"

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

На другой день состоялось обсуждение проекта новой яхты. Велико было удивление Клавдия Малыгина, когда на первом собрании "самодеятельной бригады" он увидел высоких гостей: директора и главного инженера судоверфи, председателя совета спортивного общества и еще трех незнакомых товарищей.

- Это кто? - тихо спросил Клавдий у Юрия.

- Из горкома комсомола, - так же тихо ответил Юрий.

"Широко ставит дело наш капитан", - восторженно подумал Малыгин, рассматривая уже знакомые ему чертежи, схемы, таблицы, сейчас аккуратно развешенные на стене учебного кабинета яхт-клуба.

Клавдий твердо верил, что яхту они построят, прекрасную яхту-мечту, но он никак не предполагал, что Юрию удастся заинтересовать постройкой так много людей, да еще таких важных и занятых.

Юрий Вишняков не часто выступал на собраниях и заседаниях. Сейчас у него не было ни конспекта, ни самого малого листочка бумаги. Он отлично знал все, о чем ему нужно было сказать. Начиная свое сообщение, он, конечно, волновался. Но постепенно голос его стал звучать тверже и спокойнее. Он старался как можно проще, но и обстоятельнее обосновать возможность постройки классной яхты, которая не уступит иностранным, импортным. Его сообщение о проекте по существу было техническим докладом, разговором о назначении, типе, архитектуре судна, размерах, обводах, парусном вооружении, материалах для постройки. И все-таки Юрий заставил слушать себя, поразив неискушенных в судостроении своей глубокой осведомленностью в корабельной науке, а директора и главного инженера логикой теоретических рассуждений и заключений.

Все присутствующие знали, что слушают рядового рабочего-судостроителя. Но они скоро также почувствовали, что доклад делает человек с инженерными знаниями и весомым опытом вдохновенного яхтсмена.

Свое сообщение Юрий закончил неожиданно, без "закруглений", без обычной концовки, словно обрезал.

Все чего-то еще ожидали, и вдруг - такое странное завершение.

После короткой паузы Юрий каким-то не своим, ледяным голосом сказал:

- Я кончил. Может быть, будут вопросы?

Сказал и ужаснулся, подумав: "Так часто говорят холодные докладчики и лекторы".

Наступила обычная для собраний первичная тишина. Вопросов не было, и это еще больше смутило, даже испугало Юрия. Клавдий нахмурился и опустил глаза.

Обманчиво тянулось время. Люди поглядывали друг на друга и ждали. Наконец встал инженер Рябов.

- Доклад Вишнякова был слишком техническим, - сказал Илья Андреевич. - Его сообщение изобиловало судостроительной и спортивной терминологией...

- А это и хорошо, - вставил главный инженер. - Нам именно это и нужно. Не поэзией же здесь заниматься. Всему свое время и место.

- Да, но здесь есть люди, которые, может быть, не очень сильны в специфике судостроения, - возразил Рябов. - Из-за такого обилия специальных терминов постройка яхты неискушенному человеку может показаться скучнейшим делом. Я со всем не хочу сказать, что построить яхту легко. Нет, хорошую, быстроходную яхту построить трудно, даже очень трудно. А некоторые специалисты судостроители и яхтсмены - считают, правда, я уверен, безосновательно, что в наших условиях и без опыта это просто невозможно. А казалось бы, что такое яхта? Корпус, мачта и паруса - это основное. И все просто. Но ведь и в самой лучшей скрипке, пусть это будет даже скрипка Страдивари, тоже только корпус, шейка, гриф и струны. А попробуйте смастерить, создать хорошую скрипку, которая бы так зазвучала, чтобы за душу схватила. Конечно, нужен талантливый исполнитель. Но ведь и на яхте для хорошего, быстрого и красивого хода требуется способный, опытный, я бы сказал, талантливый рулевой. Яхту можно сравнить со скрипкой по простоте устройства, по красоте и благородству форм, по идеальности линий, в то же время по строгости и гордому виду, по совершенной тонкости всей отделки. Я говорю, конечно, о хорошей скрипке и о хорошей яхте. Все как будто с виду очень просто и в то же время очень сложно. Да, Виктор Львович, - продолжал Рябов, обращаясь к главному инженеру, - яхта это сама поэзия, настоящее большое искусство, и строительство яхты - поэзия высокого мастерства и полета. Это мечта каждого инженера и мастера, занимающегося малым деревянным судостроением. Подчеркивая сложность создания яхты, я не отпугиваю, а, наоборот, ратую за доброе дело, которым предлагают заняться на нашей верфи Вишняков и Малыгин. Яхта - это высшее искусство в малом судостроении, это наша мечта, и нашу мечту мы должны осуществить!

- Очень хорошо, - сказал директор. - Руководство судоверфи поддерживает и поможет ребятам. И все-таки лучше бы нам иметь заказчика на яхту, которую будем строить.

Молчаливость и тишина сменились неожиданным оживлением. Люди громко переговаривались, начинали даже спорить. Замысел строить яхту все одобряли, но некоторые сомневались в возможности строительства во внерабочее время.

Снова попросил слово Илья Андреевич и рассказал историю "Любушки" и о недавних блистательных испытаниях старинной модели-медалистки.

- Это же здорово! - воскликнул паренек, оказавшийся сотрудником молодежной газеты. - Я завтра же дам об этом в текущий номер. Мы поддержим всей областью. Это же наша честь!

- Рано в газету, - сказал Илья Андреевич. - Вот как быть с заказчиком?

- Почему же обязательно заказчик, если товарищи будут работать во внеурочное время? - спросил представитель горкома.

- А материал? Материал-то судоверфи, государственный, - сказал главный инженер. - Это деньги немалые.

- Я думаю, что мы сумеем дать заказ, - сказал председатель совета спортивного общества. - Свяжемся с Москвой.

- Ну вот, и заказчик находится, - с присущим ему неожиданным приливом возбуждения и оптимизма сказал Рябов. - Хотелось бы знать еще, что обо всем этом думает дядя Миша, простите, Михаил Михайлович Кукин, старый мореход и опытный яхтсмен. Его мнение очень важно! Он, кстати, сам участвовал в испытаниях модели "Любушки".

Илья Андреевич, конечно, знал, что скажет Кукин, знал, что он будет страстно поддерживать идею Вишнякова, но об этом должны были знать и все остальные. Авторитет Кукина в спортивных делах и особенно в спорте водном был известен старожилам города.

Все обратились к дяде Мише, который до сих пор молча сидел в углу у окна. Михаил Михайлович уже приготовился отвечать, как вдруг послышался голос главного инженера:

- Простите, Илья Андреевич. Конечно, вся история с этой моделью очень интересна, и я верю, что она показала теперь на испытаниях отличные ходовые и прочие качества. Но ведь мы собираемся строить яхту класса "Дракон", а "Любушка", если можно так сказать, яхта бесклассная, она лишь сходна с "Драконом". Не будет ли наше будущее детище каким-то гибридом, а гибрид порой оказывается просто уродом. Я не противник постройки яхты на нашей судоверфи. Не сочтите меня каким-то консерватором, который идет против рабочего-новатора. Опостылевшая тема конфликта пьес, которые я вижу одну за другой на сцене нашего театра и нашего клуба. Но тут другое. Я хочу, чтобы вы, Илья Андреевич, только не обиделись. Это так, между прочим, не очень существенно, но все же...