И палач взял юношу, и привел его на ковер крови [300], и обнажил меч над его головой, и сказал: "О повелитель правоверных, это твой раб, сам собою кичащийся и к могиле своей стремящийся. Отрублю ли я ему голову, не ответственный за его кровь?" - "Да", - сказал Хишам. И палач спросил у него позволения второй раз, и Хишам ему позволил. И палач спросил позволения в третий раз, и юноша понял, что, если Хишам на этот раз позволит ему, палач его убьет. И он засмеялся, так что стали видны его клыки, и Хишам разгневался еще больше и воскликнул: "О юноша, я думаю, ты помешанный! Не видишь ты разве, что расстаешься с земной жизнью? Как же ты смеешься, вдеваясь над собой?"
"О повелитель правоверных, - ответил юноша, - если Жизни моей суждено продлиться, то ни малое, ни многое те может мне повредить! Но мне пришли на память стихи, - выслушай их, - убить меня ты успеешь". - "Подами и будь краток!" - воскликнул Хишам.
И юноша произнес такие стихи:
"Говорили мне, что однажды сокол вцепился вдруг
В воробья в пустыне, что пригнан был судьбою"
И промолвил тут воробей в когтях того сокола
И он, в него вцепившись, уносился:
"Тебе подобный сыт не будет от меня,
А коль съешь меня, то поистине ведь мал я".
Улыбнулся сокол, в самом себе уверенный,
Из кичливости, и спаслась тогда пичужка".
И Хишам улыбнулся и воскликнул: "Клянусь моим родством с посланником Аллаха - да благословит его Аллах и да приветствует! - если бы он произнес эти слова в первую же минуту и потребовал чего-нибудь, что меньше халифата, я бы, право, дал это ему! Эй, слуга, набей ему рот драгоценностями и дай ему хорошую награду!"
И слуга дал кочевнику великолепный подарок, и кочевник ушел своей дорогой.
Рассказ об Ибрахиме ибн Аль-Махди
К числу хороших рассказов относится и такой: Ибрахим ибн аль-Махди [301], брат Харуна ар-Рашида, когда власть в халифате перешла к аль-Мамуну, сыну Харуна ар-Рашида, не присягнул ему, но отправился в ар-Рей [302] и объявил халифом самого себя. И он провел так один год и одиннадцать месяцев и двенадцать дней, и сын его брата, аль-Мамун, ожидал, что он вернется к повиновению и присоединится к другим на пути общины, пока не отчаялся в его возвращении. И тогда аль-Мамун выехал с конными и пешими и вступил в ар-Рей, ища Ибрахима. И когда дошла до Ибрахима весть об этом, ему оставалось только прийти в Багдад и спрятаться, боясь за свою кровь. И аль-Мамун назначил тому, кто укажет, где Ибрахим, сто тысяч динаров.
"И когда я услышал об этой награде, - говорил Ибрахим, - я испугался за себя..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести семьдесят четвертая ночь
Когда же настала двести семьдесят четвертая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Ибрахим говорил: "И когда я услышал об этой награде, я испугался за себя и впал в замешательство. И я вышел из своего дома в полуденное время, изменив обличье, и не знал, куда мне направиться, и вошел на улицу, не имевшую выхода, и воскликнул: "Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! Я подверг тебя гибели! Если я вернусь по своим следам, меня заподозрят, так как у меня вид переодетого". И я увидел в конце улицы черного раба, который стоял у ворот своего дома, и подошел к нему и спросил: "Есть у тебя место, где бы я мог укрыться на час?" - "Да", - ответил он и открыл ворота. И я вошел в чистый дом, где были циновки и подушки из кожи, а раб, приведя меня туда, запер за мною дверь и ушел. И я заподозрил, что он услышал о награде за меня и подумал: "Он пошел, чтобы на меня указать!" И я стал кипеть, как вода в котле на огне, и раздумывал о своем деле, как вдруг вошел негр, а с ним носильщик, у которого было вое, что нужно: хлеб, мясо, и новые котлы, и принадлежности к ним, и новая кружка, и новые кувшины. И раб снял ношу с носильщика и затем, обратившись ко мне, сказал: "Да будет моя душа за тебя выкупом! Я отворяю кровь, и я знаю, что ты не побрезгуешь мною из-за того, что я делаю для пропитания. Вот тебе эти вещи, на которые не упадала ничья рука. Поступай как тебе вздумается".
А я нуждался в пище, - говорил Ибрахим, - и сварил себе еду и не помню, чтобы я ел что-нибудь подобное этому. А когда я удовлетворил свое желание, негр сказал мне: "О господин, да сделает меня Аллах за тебя выкупом! Не хочешь ли вина, оно приятно душе и прогоняет заботу". - "Это мне не противно!" - ответил я, желая подружиться с кровопускателем. И негр принес новые стеклянные сосуды, которых не касалась рука, и надушенный кувшин, и сказал: "Процеди себе сам, как ты любишь!"
И я процедил вино наилучшим образом, и негр принес мне новый кубок, и плоды, и цветы в новых глиняных сосудах, а затем он сказал: "Позволишь ли мне сесть в сторонке и выпить одному вина, радуясь тебе и за тебя". "Сделай так", - сказал я и выпил, и негр тоже выпил, и я почувствовал, что вино зашевелилось в нас. И кровопускатель сходил в чуланчик и вынес лютню, украшенную металлическими полосками, и сказал мне: "О господин, мой сан не таков, чтобы я просил тебя петь, но на твоем великом благородстве лежит долг передо мною, и если ты сочтешь возможным почтить твоего раба, то тебе присущи высокие решения".
И я спросил его, не думая, что он меня знает: "А откуда ты взял, что я хорошо пою?" И негр ответил: "Да будет слава Аллаху? Этим наш владыка слишком известен! Ты мой господин Ибрахим ибн аль-Махди, наш вчерашний халиф, за которого аль-Мамун назначил сто тысяч динаров, но от меня ты в безопасности".
И когда негр сказал это, - говорил Ибрахим, - он сделался велик в моих глазах, и я утвердился в предположении о его благородстве и согласился удовлетворить его желание.
И, взяв лютню, я настроил ее и стал петь, и мне пришла на ум мысль о разлуке с моим сыном и семьей, и я заговорил:
"И надеюсь я, что кто Юсуфу его близких дал
И в тюрьме его, где он пленным был, возвысил, Ответит нам, и снова вместе нас всех сведет Аллах, господь миров, могуч и властен".
И негром овладел чрезвычайный восторг, и жизнь показалась ему очень приятной (а говорят, что когда соседи Ибрахима слышали, как он говорит: "Эй, мальчик, седлай мула!" - их охватывал восторг). И когда душе негра стало приятно и его охватило веселье, он воскликнул: "О господин, разрешишь ли ты мне высказать то, что пришло мне на ум, хотя я и не из людей этого ремесла?" И я отвечал ему: "Сделай так, это следствие твоего великого вежества и благородства".
