И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста четырнадцатая ночь
Когда же настала триста четырнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Али-Шар немного поел с христианином, и хотел принять руку, и тогда христианин взял банан и очистил его и разломил на две половинки, и в одну половинку он положил очищенного банджа, смешанного с опиумом, драхма которого свалит слона, а потом он обмакнул половину банана в мед и сказал: "О владыка, заклинаю тебя твоей верой, возьми это".
И Али-Шару было стыдно заставить его нарушить клятву, и он взял от него половинку банана и проглотил се, и едва она утвердилась у него в желудке, как его голова обогнала ноги, и он стал таким, как будто спит год. И, увидев это, христианин поднялся на ноги, точно плешивый волк или властвующая судьба, и, взяв у Али ключ от комнат, оставил его лежащим, а сам бегом побежал к своему брату и рассказал ему обо всем. А причиною этого было то, что брат христианина был тот дряхлый старик, который хотел купить Зумурруд за тысячу динаров, а она не согласилась и высмеяла его в стихах. А был он внутренне неверным и наружно мусульманином и назвал себя Рашид-ад-дином [351]. И когда девушка высмеяла его и не согласилась, он пожаловался своему брату христианину, который ухитрился похитить девушку у ее господина АлиШара (а имя его было Барсум). И он сказал: "Не печалься, я ухитрюсь добыть ее для тебя, не потратив ни единого дирхема и динара", ибо он был кудесник, коварный обманщик и распутник. И Барсум до тех пор строил козни и хитрил, пока не устроил хитрость, о которой мы упомянули, и взял ключи, и пошел к своему брату, и рассказал ему о том, что произошло.
И Барсум сел на мула и, взяв с собою своих слуг, отправился со своим братом к дому Али-Шара и захватил мешок с тысячей динаров, чтобы, когда встретит его вали, подкупить его.
И он отпер комнаты, и люди, бывшие с ним, бросились на Зумурруд и насильно взяли ее, пригрозив ей смертью, если она заговорит, и оставили дом, как он был, ничего не взяв. А Али-Шара оставили лежать в проходе, и закрыли дверь, и положили ключ от комнат с ним рядом. И старик христианин отправился с девушкой к себе во дворец и поместил ее среди своих невольниц и наложниц, и сказал ей: "О развратница, я тот старик, которого ты не захотела и которого ты высмеяла, а теперь я взял тебя, не отдав ни дирхема, ни динара". И она отвечала ему (а глаза ее наполнились слезами): "Довольно с тебя Аллаха, о злой старец, раз ты разлучил меня с моим господином!" - "О развратница, о любовница, ты увидишь, какие я причиню тебе мученья! - воскликнул старик. - Клянусь Мессией и девой, если ты меня не послушаешь и не вступишь в мою веру, я буду тебя пытать всякими пытками!" - "Клянусь Аллахом, если ты изрежешь мое тело на куски, я не расстанусь с верой ислама, и, может быть, Аллах великий пошлет мне близкую помощь - он ведь властен в том, что захочет, - ответила девушка. Сказали разумные: "Пусть будет беда для тела, но не беда для веры".
И тогда старик кликнул слуг и невольниц и сказал им: "Повалите ее!" И девушку повалили, и старик без отдыха бил ее жестоким боем, а она звала на помощь, но не получала помощи. А потом она перестала звать и говорила: "Довольно с меня Аллаха и достаточно!", пока не прерва
лось у нее дыхание и стали не слышны ее стоны. Когда же старик утолил гнев своего сердца, он сказал слугам: "Стащите ее за ноги и бросьте ее на кухне и не кормите ничем!"
И проклятый проспал эту ночь, а когда настало утро, он потребовал девушку и снова стал ее бить, а потом велел слугам бросить ее на прежнее место, и они это сделали. И когда остыли на ней побои, она воскликнула: "Нет бога, кроме Аллаха, Мухаммед - посол Аллаха! Аллах моя опора, и благой он промыслитель!" А потом она стала взывать о помощи к владыке нашему Мухаммеду, да благословит его Аллах и да приветствует..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Триста пятнадцатая ночь
Когда же настала триста пятнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Зумурруд стала взывать о помощи к пророку, да благословит его Аллах и да приветствует! - и вот то, что с ней было.
Что же касается Али-Шара, то он пролежал до следующего дня, а потом бандж улетел у него из головы, и он открыл глаза и крикнул: "Зумурруд!" Но никто ему не ответил. И он вошел в комнату и увидел, что внутренность дома пуста и место посещения далеко [352], и понял он, что это дело случилось с ним не иначе как из-за христианина. И он стал стонать, и плакать, и охать, и сетовать, и пролил слезы, и произнес такие стихи:
"О любовь моя, не щадишь меня и не милуешь,
И душа моя меж мучением и опасностью!
Пожалейте же, господа, раба, что унизился
На путях любви, и богатого, обнищавшего,
Как быть стрелку, если вдруг враги ему встретятся,
И стрелу метнуть в них захочет он, но порвется нить?
Коль над юношей соберется вдруг много горестей
И накопится, то куда бежать от судьбы ему?
Сколько раз они говорили мне о разлуке с ней,
До падет когда приговор судьбы, тогда слепнет взор".
А окончив это стихотворение, он испустил вздох и произнес еще такие стихи:
"Обиталище на холмистом стане оставила,
И стремится грустный к ее жилищу, тоскующий.
Обратила взоры к родным местам, и влечет ее
Стан покинутый, чьи следы исчезли, разметанны.
И стоит она, вопрошая там, и дает ответ
Отголосок ей: "Не найдешь пути ты ко встрече с ним.
Он как молния - озарит лишь стан на единый таит
Я уйдет опять, и тебе свой блеск не покажет "новь".
И Аля-Шар начал раскаиваться, когда раскаянье было ему бесполезно, и заплакал и разорвал на себе одежду, и, взяв в руки два камня, стал обходить город кругом, ударяя себя камнями по груди и крича: "О Зумурруд!"
И малыши бегали вокруг него и кричали: "Одержимый! Одержимый!" И вое, кто его знал, плакали о нем и говорили: "Это такой-то. Что это с ним случилось?" И АлиШар пробыл в таком состоянии до конца дня, а когда опустилась над ним ночь, он проспал до утра в каком-то переулке, а с утра стал ходить с камнями по городу до конца дня. И после этого он вернулся к себе домой, чтобы переночевать там, и его увидела его соседка (а это была старая женщина из добрых людей) и спросила его: "О дитя мое, спаси тебя Аллах, когда ты помешался?"
