"Когда лишь угоден ты, и друг твой с тобою хорош
Открыто - так тайно будь вернее еще в любви.
И сплетников речь ты разъясни - не случается,
Чтоб сплетник не захотел влюбленного разлучить.
Сказали: "Когда влюбленный близок к любимому,
Наскучит он, а когда далек он - любовь пройдет".
Лечились по-всякому, но все же нездоровы мы,
И все же жить в близости нам лучше, чем быть вдали.
Но близость домов помочь не может совсем тогда,
Когда твой возлюбленный не знает к тебе любви".
А когда она окончила эти стихи, Абу-Иса сказал: "О повелитель правоверных..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Четыреста восемнадцатая ночь
Когда же настала четыреста восемнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, (когда Куррат-аль-Айн окончила эти стихи, Абу-Иса сказал: "О повелитель правоверных, выдав себя, мы находим отдых! Позволишь ли ты мне ответить ей?" - "Да, говори ей что хочешь", - ответил халиф. И Абу-Иса удержал слезы глаз и произнес такие два стиха:
"Я промолчал, не высказал любви я,
И скрыл любовь от собственной души я.
И если любовь в глазах моих увидят,
То ведь луна светящая к ним близко".
И взяла лютню Куррат-аль-Айн и затянула напев и пропела такие стихи:
"Будь правдой все то, что утверждаешь,
Надеждой бы ты не развлекался,
И стоек перед девушкой бы не был,
Что дивна по прелести и свойствам
Но то, что теперь ты утверждаешь,
Одних только уст слова - не больше".
И когда Куррат-аль-Айн окончила эти стихи" Абу-Иса стал плакать, рыдать, жаловаться и дрожать, и затем он поднял к ней голову и, испуская вздохи, произнес такие стихи:
"Одеждой скрыта плоть изнуренная,
В душе моей забота упорная.
Душа моя болезнью всегда больна,
Глаза мои потоками слезы льют,
И только лишь с разумным встречаюсь я,
Тотчас меня за страсть бранит горько он.
О господи, нет силы для этого!
Пошли же смерть иль помощь мне скорую".
Когда же Абу-Иса окончил эти стихи, Али ибн Хишам подскочил к его ноге и поцеловал ее и сказал: "О господин, внял Аллах твоей молитве и услышал твои тайные речи, и согласен он на то, чтобы ты взял ее со всем ее достоянием, редкостями и подарками, если нет у повелителя правоверных до нее охоты. "Если бы у нас и была до нее охота, - сказал тогда аль-Мамун, - мы бы, право, дали преимущество перед нами Абу-Исе и помогли бы ему в его стремлении".
И потом аль-Мамун вышел и сел в Крылатую, а АбуИса остался сзади, чтобы взять Куррат-аль-Айн. И он взял ее и уехал с нею в свое жилище, и грудь его расправилась.
Посмотри же, каково благородство Али ибн Хишама!
Рассказ ОБ АЛЬ-АМИНЕ И НЕВОЛЬНИЦЕ
Рассказывают также, что аль-Амин, брат аль-Мамуна, пришел в дом своего дяди Ибрахима ибн АльМахди и увидал там невольницу, игравшую на лютне, - а она была из прекраснейших женщин. И склонилось к ней сердце аль-Амина, и это стало ясно по его виду для дяди его Ибрахима. И когда это стало ему ясно до его состоянию, он послал к нему эту девушку с роскошными одеждами и дорогими камнями. И, увидев ее, альАмин подумал, что его дядя Ибрахим познал ее, и сделалось ему уединение с ней из-за этого ненавистно, и он принял то, что было с нею из подарков, и возвратил ему девушку.
И Ибрахим узнал об этом от кого-то из евнухов и взял рубашку из вышитой материи, написал на ее подоле золотом такие два стиха:
Клянусь я тем, перед кем все лбы падают,
Не знаю я, под одеждой что есть у ней.
И уст ее не познал я и мысленно,
И были одни лишь речи и взгляды глаз.
А затем он надел эту рубашку на девушку и дал ей лютню и послал ее к аль-Амину второй раз, и, войдя к нему, девушка облобызала землю меж рук халифа и настроила лютню и пропела под нее такие два стиха:
"Завесу ты поднял с души, дар вернув,
И всем ты открыл, что расстался со мной.
Но если не любишь того, что прошло
Отдай халифату минувшее в дар".
А когда она окончила свои стихи, аль-Амин посмотрел на нее и увидеть то, что было на подоле рубашки, и ее мог он владеть своей душой..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Четыреста девятнадцатая ночь
Когда же настала четыреста девятнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что альАмин посмотрел на девушку и увидел то, что было на подоле рубашки. И он не мог владеть своей душой, и приблизил к себе девушку и поцеловал ее, и отвел ей комнату из числа комнат, и поблагодарил дядю своего Ибрахима, и пожаловал ему управление арРеем.
Рассказ ОБ АЛЬ-МУТЕВАККИЛЕ И ИБН ХАКАНЕ
Рассказывают также, что аль-Мутеваккиль выпил лекарство, и люди стали подносить ему диковинные подарки и всякие приношения, и аль-Фатх ибн Хакап подарил ему невинную невольницу высокогрудую из числа прекраснейших женщин своего племени и прислал вместе с нею хрустальный сосуд с красным питьем и красную чашку, на которой были написаны чернью такие стихи:
Как кончит имам целебное пить лекарство,
Что хворь приведет к здоровью и исцелению,
Лекарством лучшим будет ему выпить
Из этой чаши этой винной влаги,
И сломит пусть печать ему отданной,
Оно полезно будет вслед лекарству.
А когда невольница вошла с тем, что было с нею, к халифу, у того находился Юханна, врач [431]. Увидав эти стихи, врач улыбнулся и сказал: "Клянусь Аллахом, о повелитель правоверных, поистине, аль-Фатх лучше меня знает искусство врачевания! Пусть же не ослушается его повелитель правоверных я том, что ев ему провисал".
И халиф согласился с мнением врача, и употребил это лекарство, как того требовало содержание стихов, и исцелил его Аллах и оправдал ее надежду.
Рассказ ОБ УЧЕНОЙ ЖЕНЩИНЕ
Рассказывают также, что некий достойный человек говорил: "Я не видел женщины с более острым умом, лучшей сообразительностью, более обильным знанием, благородной природой и тонкими свойствами, чем одна женщина-увещательнида из жителей Багдада, которую звали Ситт-аль-Машаих.
Случилось, что она пришла в город Хама, в год пятьсот пятьдесят первый [432] и увещевала людей целительным увещанием, сидя на скамеечке, и заходили к ней в жилище многие из изучающих фикх [433], обладателей знания и вежества, и беседовали с ней о предметах законоведения и вступали с ней в прения о спорных вопросах, и я пошел к ней, и со мною был товарищ из людей образованных, и когда мы сели подле нее, она поставила перед нами поднос с плодами, а сама села за занавеску. А у нее был брат, прекрасный лицом, который стоял рядом с нами, прислуживая. И, поевши, мы начали беседу о законоведении, и я задал ей законоведный вопрос, заключавший разногласия между имамами, и женщина начала говорить в ответ, и я внимал ей, но мой товарищ смотрел на лицо ее брата и разглядывал его прелести и не слушал ее. А женщина смотрела на него из-за занавески. И, окончив говорить, она обратилась к нему и сказала: "Я думаю, что ты из тех, кто предпочитает мужчин женщинам".
