И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот двадцать седьмая ночь
Когда же настала семьсот двадцать седьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что царевна, когда ее отец послал к ней плоды, спросила и сказала: "Разве пришло время этик плодов?" И ей ответили: "Да".
И тогда она воскликнула: "Что, если бы нам приготовиться к прогулке в саду!" И ее невольницы сказали ей: "Прекрасная мысль, о госпожа! Клянемся Аллахом, мы стосковались по этому саду". И царевна спросила: "Как же поступить? Ведь каждый год нас водит по саду и показывает нам в нем разные деревья только няня, а я прибила ее и запретила ей ходить ко мне. Я раскаиваюсь в том, что из-за меня с нею было, так как она, при всех обстоятельствах, моя няня и я обязана ей воспитанием. Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого!"
И когда невольницы услышали от царевны такие слова, они все поднялись и поцеловали землю меж ее рук и сказали: "Ради Аллаха, о госпожа, прости ее и прикажи ее привести!" И царевна ответила: "Клянусь Аллахом, я решилась на это дело! Кто же из вас пойдет к ней? Я приготовила ей роскошную одежду".
И подошли к царевне две невольницы, одну из которых звали Бульбуль, а другую звали Савад-аль-айн [601] (а это были старшие невольницы царевны и приближенные к ней, и они обладали красотою и прелестью), и сказали: "Мы пойдем к ней, о царевна". И девушка молвила: "Делайте, что вам вздумается!"
И они пошли к дому няньки и постучали в ворота и вошли к ней, и, узнав их, старуха встретила их объятиями и приветствовала их, и когда невольницы уселись, они сказали: "О нянюшка, царевна произнесла прощение и смиловалась над тобой". И старуха воскликнула: "Не будет этого никогда, хотя бы меня напоили из чаш смерти! Разве я забыла, как меня пытали перед любящими и ненавистниками, когда окрасилась моя одежда кровью и я чуть не умерла от жестоких побоев, а затем меня потащили за ноги, точно дохлую собаку, и выбросили за ворота! Клянусь Аллахом, я не вернусь к ней никогда и не наполню моих глаз ее видом!" И невольницы сказали ей: "Не делай нашего старания напрасным! Где же твое уважение к нам? Посмотри, кто к тебе явился и вошел к тебе, - разве ты хочешь кого-нибудь, кто выше нас по положению у царевны?" И старуха воскликнула: "Прибегаю к Аллаху! Я знаю, что мой сан меньше вашего, но только царевна возвысила мой сан в глазах своих невольниц и слуг, и когда я сердилась на самую старшую из них, она умирала живьем". - "Дело осталось как было и ни в чем не изменилось - напротив, оно еще лучше, чем ты думаешь, - сказали невольницы. - Царевна унизилась перед тобой и ищет мира без посредников". - "Клянусь Аллахом, - воскликнула старуха, - если бы не ваш приход ко мне, я бы к ней не вернулась, хотя бы она приказала меня убить!"
И невольницы поблагодарили ее за это, и старуха тотчас же поднялась и надела свою одежду и вышла с ними. И они шли вместе, пока старуха не вошла к царевне, и когда она вошла к ней, царевна поднялась на ноги, а нянька воскликнула: "Аллах, Аллах, о царевна, - ошибка от меня или от тебя?" - "Ошибка от меня, а прощение и милость - от тебя, - сказала царевна. - Клянусь Аллахом, о нянюшка, твой сан у меня высок, и я обязана тебе воспитанием. Но ты знаешь, что Аллах - велик он и славен! - определил тварям четыре вещи: сотворение, жизнь, надел и срок, и не во власти человека отвратить приговор. Я не совладала со своей душой и не могла удержать ее, и я раскаялась в том, что сделала, о нянюшка!"
И тогда прошел гнев, охвативший старуху, и она поднялась и поцеловала землю меж рук царевны, и та приказала подать роскошную одежду и облачила в нее старуху, и старуха до крайности обрадовалась этой одежде, - ведь евнухи и невольницы стояли перед ней. И когда собрание закончилось, царевна спросила: "О нянюшка, как обстоит дело с плодами и нашими плодовыми рощами?" И старуха ответила: "Клянусь Аллахом, о госпожа, я видела большинство плодов в городе, и сегодня я разузнаю об этом деле и дам тебе ответ". И она вышла от царевны, удостоившись величайшего почета, и отправилась и пришла к царевичу, и гот радостно встретил старуху и обнял ее и возвеселился из-за ее прихода. И сердце его расправилось, так как он долго ожидал, когда ее увидит. И старуха рассказала ему о том, что случилось у нее с царевной, и о том, что царевна хочет спуститься в сад в такой-то день..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот двадцать восьмая ночь
Когда же настала семьсот двадцать восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что старуха пришла к царевичу и рассказала ему о том, что у нее случилось с царевной Хайят-ан-Нуфус и о том, что та спустится в сад в такой-то день, и спросила: "Сделал ли ты то, что я тебе велела с привратником сада и достигло ли его что-нибудь из твоей милости?" - "Да, - отвечал царевич. - Он стал моим другом, и его путь мой путь, и у него на уме, чтобы случилось у меня какое-нибудь до него дело". И потом он рассказал ей, что произошло у него с везирем и как тот велел нарисовать сон, виденный царевной, и дело с охотником, сетью и хищником, и когда старуха услышала его речи, она обрадовалась сильной радостью и сказала царевичу: "Заклинаю тебя Аллахом, пусть будет твой везирь посредине своего сердца - его поступки указывают на полноту его ума, и он помог тебе в достижении желаемого. Поднимайся сейчас же, о дитя мое, сходи в баню и надень самую роскошную твою одежду - у нас не осталось хитрости больше этой - и ступай к привратнику и сделай с ним хитрость, чтобы он дал тебе переночевать в саду - если бы ему наполнили всю землю золотом, он бы не дал никому войти в сад. А когда войдешь, спрячься, чтобы не видели тебя глаза, и сиди, спрятавшись, пока не услышишь, как я скажу: "О тайно милостивый, спаси нас от того, что нас страшит!" И тогда выйди из-под прикрытия и покажи свою красоту и прелесть и спрячься между деревьями, ведь твоя красота смущает луны. Когда царевна Хайят-ан-Нуфус увидит тебя, ее сердце и члены наполнятся любовью к тебе и ты достигнешь того, чего хочешь и желаешь, и забота твоя пройдет". И юноша сказал: "Слушаю и повинуюсь!" И вынул кошелек, в котором была тысяча динаров, и старуха взяла его и ушла. А царевич в тот же час и минуту вышел и пошел в баню и вымылся и надел лучшую одежду из одежд царей Хосроев и подпоясался поясом, в который он набрал всяких драгоценных камней, и надел тюрбан, вышитый нитками червонного золота и окаймленный жемчугом и яхонтами. И щеки его горели, и уста его алели, и глаза его пленяли газелей, и он покачивался словно захмелевший, и покрыла его красота и прелесть, и позорил ветви его гибкий стан.
