И он поднялся на ноги, чтобы выяснить это дело, и за ним последовали около тридцати евнухов, и когда старуха увидела их, ее ум улетел, и она воскликнула: "Поистине мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! Пропали наши души сейчас, нет сомнения..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот тридцать третья ночь
Когда же настала семьсот тридцать третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда старуха увидела главного евнуха, который приближался со своими слугами, ее охватил величайший страх, и она воскликнула: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха! Поистине мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! Пропали наши души сейчас, нет сомнения!"
И когда главный евнух услышал слова старухи, его охватил страх, так как он знал ярость царевны и знал, что отец под ее властью. "Может быть, царь велел няньке взять свою дочь с собой, чтобы исполнить какое-нибудь дело, и не хочет, чтобы кто-нибудь о ней знал, - сказал он про себя. Если я стану ей противодействовать, у нее в душе будет из-за меня нечто великое, и она скажет: "Этот евнух встал передо мною, чтобы раскрыть мои обстоятельства", - и постарается меня убить. Нет мне нужды до этого дела". И он повернул назад, и тридцать евнухов вернулись с ним к воротам дворца и отогнали людей от дворцовых ворот, и тогда старуха вошла и поздоровалась с ними головой, и тридцать евнухов встали из уважения к ней и возвратили ей приветствие. И старуха вошла, и царевич вошел сзади, и они входили в разные двери, и прошли через все помещения, и покрывал их покрывающий, пока они не дошли до седьмой двери, - а это была дверь самого большого дворца, в котором находился царский престол, и через нее можно было пройти в комнаты наложниц, помещение гарема и дворец царской дочери. И старуха остановилась там и сказала: "О дитя мое, вот мы пришли сюда, да будет же хвала тому, кто привел нас; к этому месту! О дитя мое, встреча придет к нам не раньше чем ночью, так как ночь - покров для боящегося". - "Ты права. Как же ухитриться?" - спросил царевич, и старуха сказала: "Спрячься в этом темном месте".
И царевич сел в колодец, а старуха отправилась в другое место и оставила юношу в колодце до тех пор, пока день не повернул на закат, и тогда она пришла к нему и вытащила его из колодца, и они вошли в ворота дворца и входили в двери, пока не подошли к комнате Хайят-анНуфус. И нянька постучала в дверь, и вышла маленькая невольница и спросила: "Кто у дверей?" И нянька ответила: "Я". И тогда невольница вернулась и спросила у своей госпожи позволения няньке войти, и царевна сказала: "Открой ей и дай ей войти и тому, кто с нею". И оба вошли.
И когда они явились, нянька обернулась к Хайят-анПуфус и увидела, что та уже приготовила помещение и расставила светильники и покрыла скамеечки и портики коврами и положила подушки и зажгла свечи в золотых и серебряных подсвечниках. И она поставила трапезу и плоды и сладости и зажгла мускус, алоэ и амбру и села среди свечей и светильников, и свет ее лица был сильнее всего их света. И, увидев няньку, она спросила: "О няня, где возлюбленный моего сердца?" И старуха ответила: "О госпожа, я его не встречала, и мой глаз не падал на него, но я привела к тебе его сестру по отцу и по матери". - "Что ты - бесноватая? Нет мне нужды в его сестре! Разве, когда болит у человека голова, он перевязывает себе руку!" - воскликнула царевна. И нянька ответила: "Нет, клянусь Аллахом, о госпожа, но взгляни на нее, и если она тебе понравится, оставь ее у себя".
И она открыла лицо юноши, и когда царевна узнала его, она поднялась на ноги и прижала его к груди, и они упали на землю, покрытые беспамятством на долгое время. И нянька брызнула на них розовой водой, и они очнулись, и царевна поцеловала его в уста более чем тысячей поцелуев и произнесла такие стихи:
"Посетил любимый сердца в темноте,
Я стояла, в уваженье, пока сел.
Я сказала: "О желанный, о мой друг,
Не боялся стражи, ночью ты пришел!"
Он ответил: "Я боялся, по любовь
Вздох последний мой и душу отберет".
Обнялись мы и лежали так с часок,
Безопасно тут и стража не страшна,
Встали мы, дурного не свершив совсем.
Отряхнули платье - грязи нет на нем..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот тридцать четвертая ночь
Когда же настала семьсот тридцать четвертая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда к Хайят-ан-Нуфус пришел во дворец ее возлюбленный, они обнялись, и она произнесла стихи, подходящие для этого, а окончив говорить, воскликнула: "Разве правда, что я вижу тебя в моем жилище и ты мой собеседник и друг?"
И затем усилилась ее любовь, и измучило ее волнение" так что ум ее едва не улетел от радости, и она произнесла такие стихи:
"Дороже души моей пришедший во тьме ночной,
И в срок, им назначенный, его ожидала я,
И вдруг испугал меня рыдания его звук,
И молвила я: "Семья, приют и уют тебе!"
И тысячу раз в лицо его целовала я,
И тысячу раз обняла, а он был закрыт плащом,
И молвила я: "Теперь достигла желанного
Аллаха восхвалим же - он к должному нас привел!"
И спали мы, как хотели, в ночь наилучшую,
Пока не прогнало утро сумрачной ночи тьму"
А когда наступило утро, она ввела царевича в одну из своих комнат, и он не входил к ней, пока не пришла ночь. И тогда царевна привела его к себе, и они сели и стали беседовать. "Я хочу, - сказал царевич, - вернуться в мои земли и осведомить отца о твоих обстоятельствах, чтобы он послал к твоему отцу своего везиря и тот бы посватался к тебе у него". "О любимый, - сказала царевна, - я боюсь, что ты уйдешь в свою страну к власти и отвлечешься и забудешь любовь ко мне, или твой отец не будет согласен с твоими словами, и тогда я умру, и конец. Правильное решение, чтобы ты остался со мной, в моих руках и смотрел бы на мое лицо, и я смотрела бы на твое лицо, пока я не придумаю для тебя хитрости и мы не выйдем, и я и ты, в одну ночь и не отправимся в твою страну. Я уже отчаялась и не надеюсь больше на моих родных".
