"Желание вы мое и лучшие из людей,
На место я зрения и слуха поставлю вас.
Владеете сердцем вы моим и живете в нем,
И после вас, господа, я впал в огорчение.
Не думайте, что от страсти к вам я уйти могу,
Любовь к вам повергнула беднягу в несчастье.
Вас нет, и исчезла радость. Только исчезли вы,
И стало все светлое печальным до крайности.
Оставили вы меня, чтоб в муках я звезды пас
И плакал слезами, точно дождь, вечно льющийся.
О ночь, ты длинна для тех, кто мучим тревогою
И в сильном волнении взирает на лик луны.
О ветер, промчишься коль над станом, где милые,
Привет мой снеси ты им - ведь жизнь не долга моя.
Скажите о муках тех, которые я стерпел,
Возлюбленные вестей не знают о нас теперь".
А окончив свои стихи, Хасан заплакал сильным плачем, так что его покрыло беспамятство. И когда он очнулся, шейх Абд-аль-Каддус сказал ему: "О дитя мое, у тебя есть мать, не заставляй же ее вкусить утрату". И Хасан сказал шейху: "Клянусь Аллахом, о господин, я не вернусь иначе как с моей женой, или меня поразит гибель". И потом он заплакал и зарыдал и произнес такие стихи:
"Любовью клянусь, что даль обет не меняет мой
И я не из тех, кто, дав обеты, обманет.
Когда б о тоске своей попробовал рассказать
Я людям, сказали бы: "Он стал бесноватым"
Тоска и страдания, рыданья и горести,
Кто этим охвачен всем - каким же он будет?"
И когда он окончил свои стихи, шейх понял, что он не отступится от того, что решил, хотя бы его душа пропала, и подал ему письмо и пожелал ему блага и научил его, что ему делать, и сказал: "Я крепко поручаю тебя в письме Абу-р-Рувейшу, сыну Билкис [619], дочери Муина. Он мой наставник и учитель, и все люди и джинны смиряются перед ним и его боятся. Отправляйся, с благословения Аллаха", - сказал он им.
И Хасан поехал и отпустил поводья коня, и конь поле тел с ним быстрее молнии. И Хасан спешил на коне в течение десяти дней, пока не усидел перед собой что-то огромное, чернее ночи, заполняющее пространство между востоком и западом. И когда Хасан приблизился к этой громаде, конь заржал под ним, и слетелись копи, как дождь, и не счесть было им числа, и не видно было им конца. И они стали тереться об коня Хасана, и Хасан испугался их и устрашился. И он летел, окруженный конями, пока не прилетел к той пещере, которую ему описал шейх Абд-аль-Каддус. И конь остановился у двери пещеры, и Хасан сошел с него и привязал поводья к луке седла, и конь вошел в пещеру, а Хасан остался у двери, как велел ему шейх Абд-аль-Каддус, и начал размышлять об исходе своего дела - каков он будет. И был он смущен и взволнован и не знал, что с ним случится..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот вторая ночь
Когда же настала восемьсот вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Хасан сошел со спины коня, он остался стоять у двери, размышляя об исходе своего дела, - каков он будет, и не знал, что с ним случится. И он простоял у двери пещеры пять дней с их ночами, без сна, печальный, смятенный и задумчивый, так как он оставил близких, родину, друзей и приятелей, и глаз его плакал и сердце было печально. И он вспомнил свою мать и задумался о том, что с ним происходит, и о разлуке с женой и детьми, и о том, что он вытерпел, и произнес такие стихи:
"Лекарство души у вас, и тонет душа моя,
И слезы мои струей из век изливаются,
Разлука, печаль, тоска, изгнание - мой удел,
Далек я от родины, тоскою я побежден.
Ведь только влюбленный я, любовью охваченный,
Разлукой с возлюбленной его поражает рок.
И если в любви моей я был поражен бедой,
То кто из достойных не был жертвой превратностей?"
И не окончил еще Хасан своих стихов, как шейх Абу-рРувейш уже вышел к нему, и был он черный в черной одежде. И, увидев шейха, Хасан узнал его по признакам, о которых говорил ему шейх Абд-аль-Каддус, и бросился к нему и стал тереться щеками об его ноги и, схватив ногу Абу-р-Рувейша, поставил ее себе на голову и заплакал перед ним. И шейх Абу-р-Рувейш спросил его: "Какая у тебя просьба ко мне, о дитя мое?" И Хасан протянул руку с письмом и подал его шейху Абу-р-Рувейшу, и тот взял его и вошел в пещеру, не дав Хасану ответа.
И Хасан остался сидеть на том же месте, у двери, как говорил ему шейх Абд-аль-Каддус, и плакал, и он просидел на месте пять дней, и увеличилась его тревога, - и усилился его страх, и не покидала его бессонница. И он стал плакать и горевать от мук отдаления и долгой бессонницы и произнес такие стихи:
"Хвала властителю небес!
Влюбленный - истинно мученик.
Кто вкуса не вкусил любви,
Не знает тяжести беды.
Когда б я слезы свои собрал,
Нашел бы реки крови я.
Нередко был жестоким друг
И горя для меня желал,
А смягчившись, он порицал меня,
И говорил я: "То не плач",
Но я пошел, чтоб кончить жизнь,
И камнем был я поражен.
Даже звери плачут, так горько мне,
И те, кто в воздухе живет".
И Хасан плакал до тех пор, пока не заблистала заря, и вдруг шейх Абу-р-Рувейш вышел к Хасану, и был он одет в белую одежду. Он сделал Хасану рукой знак подойти, и Хасан подошел, и шейх взял его за руку и вошел с ним в пещеру, и тогда Хасан обрадовался и убедился, что его желание исполнено. И шейх шел, и Хасан шел с ним полдня, и они пришли к сводчатому входу со стальной дверью. И Абу-р-Рувейш открыл дверь и вошел с Хасаном в проход, построенный из камня оникса, разрисованного золотом. И они шли до тех пор, пока не дошли до большой, просторной залы, выложенной мрамором, посредине которой был сад со всевозможными деревьями, цветами и плодами, и птицы на деревьях щебетали и прославляли Аллаха, владыку покоряющего. И было в зале четыре портика, которые стояли друг против друга, и под каждым портиком была комната с фонтаном, и на каждом из углов каждого фонтана было изображение льва из золота.
И в каждой комнате стояло кресло, на котором сидел человек, и было перед ним очень много книг, и стояли перед этими людьми золотые жаровни с огнем и куреньями.
И перед каждым из этих шейхов сидели ученики и читали с ними книги.
