И потом капитан освободил блюдо с кебабом и стал откладывать на него от каждого кушанья, так что оказалось довольно на десятерых. И когда цирюльник поужинал, капитан сказал ему: "Возьми это блюдо с собой для твоего товарища".
И Абу-Сир взял блюдо, и принес его Абу-Киру, и увидел, что тот перемалывает клыками еду, стоящую перед ним, точно верблюд, и отправляет один кусок вслед другому с поспешностью. "Разве я не говорил тебе: не ешь! - сказал Абу-Сир. - Благо капитана изобильно: посмотри, что он тебе послал, когда я рассказал ему, что у тебя кружится голова". - "Давай", сказал Абу-Кир; и Абу-Сир подал ему блюдо, и красильщик взял его и начал жадно есть то, что на нем было, и все другое, словно пес, оскаливший зубы, или сокрушающий лев, или рухх, который бросился на голубя, или человек, едва не умерший с голоду, который увидел еду и начал есть.
И Абу-Сир оставил его, и ушел к капитану, и выпил там кофе, а потом он вернулся к Абу-Киру и увидел, что тот съел все, что было на блюде, и отбросил его пустым..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девятьсот тридцать третья ночь
Когда же настала девятьсот тритридцать третья ночь, она сказала: Дошло до меня, о счастливый царь, что Абу-Сир, вернувшись к Абу-Киру, увидел, что тот съел то, что было на блюде, и отбросил его пустым. И тогда он взял блюдо и передал его одному из слуг капитана, и вернулся к Абу-Киру, и проспал до утра.
А когда наступил следующий день, Абу-Сир начал брить, и всякий раз как ему что-нибудь доставалось, он отдавал это Абу-Киру, и Абу-Кир ел и пил, садясь и вставая только для того, чтобы удовлетворить нужду.
И каждый вечер Абу-Сир приносил от капитана полное блюдо, и они провели таким образом двадцать дней, пока корабль не стал на якорь в гавани одного города.
И тогда они вышли с корабля, и вошли в этот город, и взяли себе комнату в одном хане, и Абу-Сир постлал в ней циновки, и купил все, что им было нужно, и, принеся мясо, сварил его. А Абу-Кир спал с тех пор, как вошел в комнату в хане, и не проснулся, пока Абу-Сир не разбудил его и не положил перед ним скатерть.
И, проснувшись, Абу-Кир поел и потом сказал АбуСиру: "Не взыщи с меня, у меня кружится голова". И опять заснул.
И он провел таким образом сорок дней, и каждый день цирюльник брал свои принадлежности и ходил по городу и работал, получая прибыль, а возвратившись, он находил Абу-Кира спящим и будил его. И Абу-Кир просыпался, и с жадностью принимался за еду, и ел так, как ест тот, кто никогда не насытится и не удовлетворится, а потом снова засыпал.
И он провел таким образом еще сорок дней, и всякий раз, как Абу-Сир говорил ему: "Сядь отдохни и выйди прогуляться в город - в нем есть всякие развлечения и блеск и красота, и нет ему подобного среди городов", АбуКир, красильщик, говорил ему: "Не взыщи, у меня кружится голова". И Абу-Сир, цирюльник, не хотел смущать АбуКира и заставлять его слушать обидные слова.
Но на сорок первый день цирюльник заболел и не смог выйти, и он нанял привратника хана, и привратник сделал то, что им было нужно, принес им поесть и попить, и АбуКир так же ел и спал.
И цирюльник нанимал привратника хана для исполнения своих нужд четыре дня, а после этого болезнь его так усилилась" что весь мир исчез для него от жестокой болезни.
Что же касается Абу-Кира, то его сжигал голод, и он поднялся и стал шарить в одежде Абу-Сира и, увидев, что у него есть немного денег, взял их, и запер Абу-Сира в комнате, и ушел, не уведомив никого, а привратник был на рынке и не видел, как он выходил.
Абу-Кир пошел на рынок, и оделся в прекрасные одежды, и стал ходить по городу и смотреть, и увидел, что это город, подобного которому не найти среди городов, но все одежды в нем белые и синие - не иные. И он пришел к одному красильщику и увидел, что все, что есть у него в лавке, - синее, и тогда он вынул носовой платок и сказал: "Эй, мастер, возьми этот носовой платок, выкраси его и получи плату". - "Плата за окраску этого двадцать дирхемов", - сказал красильщик. И Абу-Кир молвил: "Мы красим это в нашей стране за два дирхема". - "Иди крась его в своей стране, - сказал красильщик, - а я не буду его красить меньше чем за двадцать дирхемов. Мы не сбавим эту цену ни насколько". - "А в какой цвет ты хочешь его выкрасить?" - спросил его Абу-Кир. "Я выкрашу его в синий", - сказал красильщик. "Я хочу, чтобы ты его выкрасил в красный цвет", - сказал Абу-Кир. "Я не знаю красной краски", - сказал красильщик. "В зеленый", - сказал Абу-Кир. "Я не знаю зеленой краски", ответил красильщик. "В желтый", - сказал Абу-Кир. "Я не знаю желтой краски", - ответил красильщик.
И Абу-Кир стал перечислять краски, краску за краской, и красильщик сказал ему: "Нас в нашей стране сорок мастеров, и их не бывает ни одним больше, ни одним меньше, и когда кто-нибудь из нас умирает, мы обучаем его сына, а если он не оставил потомства, нас оказывается одним меньше; если же у кого двое сыновей, мы обучаем одного из них, а когда он умрет, обучаем его брата. Наше ремесло твердо установлено, и мы умеем красить не иначе, как в синий цвет".
И Абу-Кир, красильщик, сказал ему: "Знай, что я красильщик и умею красить во все цвета. Я хочу, чтобы ты взял меня служить за поденную плату, и я научу тебя красить во все цвета, чтобы ты мог похваляться во всяком цехе красильщиков". - "Мы никогда не допускаем чужестранца войти в наше ремесло", - сказал красильщик. "А если я открою себе красильню один?" - спросил АбуКир. "Это никогда не будет возможно", - ответил красильщик. И Абу-Кир оставил его и отправился к другому, и тот сказал ему то же, что и первый, и Абу-Кир ходил от красильщика к красильщику, пока не обошел сорок мастеров, но они не принимали его ни в поденщики, ни в мастера.
И Абу Кир отправился к старшине красильщика и рассказал ему об этом, и тот сказал: "Мы не пускаем чужестранца войти в наше ремесло".
И Абу-Кира охватил великий гнев, и он пошел жаловаться царю этого города и сказал ему: "О царь времени, я чужестранец, и по ремеслу я красильщик, и случилось у меня с красильщиками то-то и то-то, а я крашу в красный цвет разных оттенков - в цвет розы и грудной ягоды, и в зеленый цвет разных оттенков - в травянистый, фисташковый, оливковый и в цвет крыла попугая, и в черный цвет разных оттенков - в угольный и в цвет сурьмы, и в желтый цвет разных оттенков - в апельсинный и в лимонный". И он стал называть царю все цвета, а затем сказал: "О царь времени, все красильщики в твоем городе не умеют красить ни в один из этих цветов и знают только синюю краску, и они не приняли меня и не позволили мне быть у них ни мастером, ни поденщиком". И царь ответил: "Ты в этом прав, но я открою тебе красильню и дам капитал, и тебе от них ничего не будет, а всякого, кто станет тебе препятствовать, я повешу на дверях его лавки".
