Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
- Мало? - сказал он, заметив недовольное выражение на Ленькином лице. Советую тебе помнить, голубчик, что в мое время мальчики первые два года вообще работали без вознаграждения. Заслужи, братец, поработай, тогда будешь получать больше.
Немного утешало Леньку то, что не он один находился в таком положении. По копейке (или, вернее, по миллиону), вытягивали от хозяина зарплату и остальные работники заведения. За спиной у хозяина роптали, называли его последними именами, но дальше ропота и разговоров дело не шло.
- Живоглот проклятый, - ворчал Захар Иванович. - Всю жисть на них хребет ломал, и вот опять черти навалились...
Однажды, когда хозяин стребовал с него четыре миллиона за разбитую бутылку пива, старик, сверкая глазами, сказал Леньке:
- Я ему когда-нибудь ноги переломаю, племяннику чертову!..
- Зачем же ноги ломать? - сказал, оглянувшись, Ленька. - Лучше заявить в союз или еще куда-нибудь. Его за такие штучки - знаете? - быстго к ногтю пгижмут.
- Да... заяви, - пробурчал старик. - Его прижмут, а он через неделю лавочку закроет, и, пожалуйста, Захар Иванович, иди, мети пол на Биржу...
Старик тяжело вздохнул, потянулся, похрустел костями.
- О господи... мирликийский, - забормотал он, закидывая голову и почесывая под жилеткой спину.
Ленька уже подумывал об уходе из "Экспресса", уже подыскивал исподволь другое место, но тут два события одно за другим ворвались в его жизнь, и ему пришлось не уходить, а убегать сломя голову из этого заведения.
ГЛАВА XI
Однажды после обеда они отправились с Захаром Ивановичем в очередной рейс. Хозяин поручил им отвезти два ящика лимонада к Детскосельскому вокзалу{236}, четыре ящика пива на ипподром, а один ящик нужно было забросить по пути в небольшой трактир на Горсткиной улице. Оставив Леньку с тележкой на улице, старик потащил ящик во второй этаж. Ленька стоял смирно, как настоящая рабочая лошадка, равнодушно поглядывая по сторонам и придерживая в равновесии поручень тележки. Вдруг он заметил, что на него пристально смотрит какой-то мальчик. У мальчика было красивое, хотя и не очень чистое, слегка шелудивое лицо. Недобрые тонкие губы мусолили дорогую длинную папиросу. Из-под блестящего лакированного козырька фуражки-мичманки падал на бледный лоб замысловато закрученный чубик. Полосатая матросская тельняшка, широченный клеш, куцый люстриновый пиджачок... Таких мальчиков на рынке вертелось немало. Уже по одним глазам - настороженным, блудливым, воровато бегающим - Ленька легко определял, что это за мальчики и что они делают в рыночной толпе. Но этот мальчик не вертелся, а стоял в десяти шагах от тележки и, засунув руки в карманы клеша, прищурившись смотрел на Леньку.
Ленька испытывал неловкость. Он сразу понял, что где-то и когда-то видел этого мальчика. Но где, когда? Может быть, здесь же на рынке, может быть, давно, еще на юге, во время скитаний.
- Ты что смотришь? - спросил он наконец, не выдержав.
Мальчик с усмешкой шагнул вперед.
- Не узнаёшь? - сказал он, вынимая изо рта папиросу.
- Нет.
- А ну, припомни.
- Не помню, - сказал Ленька.
- В реальном училище до революции учился?
- Волков! - закричал Ленька. И тут случилось ужасное. Руки его вздрогнули, он выпустил поручень, тележка качнулась вниз, и тяжелые ящики с грохотом и звоном посыпались на камни мостовой.
Ленька оцепенел. Наверно, целую минуту он стоял, поглядывая то на Волкова, то на поручень тележки, вздыбившийся над его головой, то на двери трактира, откуда с минуты на минуту должен был выйти Захар Иванович. Только после того, как тележку стала окружать толпа любопытных, он очухался и кинулся к ящикам. Он думал, что можно еще что-нибудь спасти. Но, увидев огромную разноцветную лужу и крошево из пробок и зеленого бутылочного стекла, он понял, что спасать нечего.
Волков тоже подошел к ящикам и стоял, заложив руки в карманы, усмехаясь и покачивая головой.
- Господи... что же делать? - пробормотал Ленька, вытаскивая из ящика заткнутую пробкой бутылочную головку.
- А что делать, - сказал, оглянувшись, Волков. - Смывайся - и все. Это чье пиво?
- Хозяйское.
- Ну вот. Что ж тут раздумывать?
Он толкнул Леньку локтем.
- Давай сматывайся!..
Ленька еще раз посмотрел на двери трактира и юркнул вслед за Волковым в толпу.
Сзади кто-то кричал:
- Эй, ты, курносый! Куда? Набедокурил, а сам удочки сматывать?!
- Давай, давай, не останавливайся! - подгонял Леньку Волков.
Работая локтями, он выбрался из толпы, свернул в какие-то ворота, провел Леньку через какие-то проходные дворы, мимо каких-то лабазов и овощных складов и вывел его на Международный{237}. Тут оба мальчика остановились и перевели дух. Волков рассмеялся.
- Вот так встреча! А? - сказал он.
- Ужасно, - пробормотал Ленька, вытирая вспотевший лоб.
- Ничего... Говорят, знаешь, - посуду бить к счастью. Ты с какой это стати, дурак, лошадкой заделался?
- Так уж вышло, - объяснил Ленька. - Другой габоты не было.
- "Габоты"! - передразнил его Волков. - Рано ты, братец, работать начал.
Он достал из кармана голубую нарядную коробку "Зефир № 6", подцепил грязным ногтем толстую с золотыми буквами на мундштуке папиросу, важно, как взрослый, постучал мундштуком по коробке, подул зачем-то в мундштук и, сунув папиросу в маленькие белые зубы, с фасоном раскурил ее. Потом, спохватившись, снова вытащил пачку, протянул Леньке:
- Куришь?
Ленька поблагодарил и неловко взял папиросу. Прикуривая, он исподлобья смотрел на Волкова и чувствовал, как в нем просыпается старое, детское отношение к этому мальчику: Волков ему и нравился и отталкивал от себя. Как и раньше, в присутствии Волкова Ленька робел и ругал себя за эту робость.
- Что ж мы стоим? - сказал Волков. Они остановились у витрины, на треснувшем и продырявленном пулями стекле которой белыми буквами было написано:
КАФЭ
"УЮТНЫЙ УГОЛОК"
- Пиво пьешь? - спросил Волков.
- Нет, - смутился Ленька. - А ты?
- Иногда позволяю себе такое баловство. А вообще не люблю. Горькое...
- Я тоже не люблю, - сказал Ленька, хотя до сих пор ему приходилось пить только слабенькое безалкогольное пиво "Экспресс".
