— Иван Петров тут проживает?
— Тут, а вам чего надобно?!
— Отворитеся.
Открыл мужик сени — солдаты идут, тесаки наголо, а вслед генерал сам.
— От царя самого посланы.
Испугался мужик и говорить не знает что.
— Вы доктор будете?
— Лечим…
— Царь занедужил больно, к себе требует!
— Теперь только не лечим мы больше…
— Дела нам нет до того — царь требует!
— Так, — думает мужик, — подвели, окаянные, говорил же я: золота наобещаете — черепков сунете, дом поставите — сами же потом спалите. Так оно и вышло теперь: лекарем сделали и тут же надули.
Кривая ему;
— Как же, муженек, быть-то?
А ему зарок был даден — больше трех раз не лечить. На четвёртый ежели возьмется — и богачеству конец, и самому к чертям полезать в пекло.
— Так поедешь, что ль?!
Жмётся мужик, нельзя ему в четвёртый раз ехать.
— Не поедешь, так силой взять велено.
Подумал, подумал и говорит:
— Ну, ладно; видно, ничего не поделаешь — надо ехать.
А как ему не поехать — либо к чертям в пекло, либо посадят в острог.
— Только уговор один — кривую с собой возьму.
— И, что ты, муженёк, я-то зачем с тобою?
— Помогать будешь мне.
— Кого хошь бери — поедем только.
И кривая собралась с мужиком своим. Сели они в карету царскую, во дворец поехали.
Едут — народ расступается: наиглавнейший лекарь к царю вытребован.
А глянули — мужик в лаптях со своею бабою, кривою вдобавок.
Во дворец приехали — в спальню к царю повели их. Мужик и говорит своей кривой:
— Вот что, баба, ты подле двери стой карауль, как крикну — в секунду чтоб в спальню явилась.
Вошёл в спальню, там министры, генералы.
А чертей — видимо-невидимо. Всё пекло вылезло, и главный тут же — на груди у царя сидит, за глотку его душит.
— Ну, — думает мужик, — пропал я…
Говорил мужик посторонним:
— Так что должен я один на один остаться с царём, а иначе нельзя вылечить будет.
А черти кто за что царя тянут-мучают: кто руки ему крючит, кто ноги ему загибает — суставчики так и трещат все.
Вышли от царя генералы да министры, чертяка главный и говорит мужику:
— Тебе что сказано было, какой уговор был?
Осмелел мужик, про кривую свою вспомнил:
— А вам какое такое дело?
— Сказано ж тебе было: в четвёртый раз явишься — и богатству твоему конец, и в пекло к нам самому попадать.
Подступают к мужику черти. Главный царя бросил, норовит мужика за глотку ухватить. Испугался мужик да как крикнет:
— Эй, кривая, выручай!
Баба в дверь прямо…
Черти как завидели кривую — кто куда: кто в окна, кто в двери, кто в трубу, кто в щели. А главный поджал хвост — шмыг в форточку и кричит мужику оттуда:
— Ну, мужик, кады б не кривая твоя — сволокли бы мы тебя в пекло. Счастье твоё, что кривую с собою взял.
Очнулся царь, видит: мужик с бабою, да ещё с кривою.
— Вы зачем тут?
— От чертей тебя вызволили — вот зачем, а то б не миновать тебе в пекле сковороды лизать!
Услыхали министры да генералы, что царь с мужиком разговаривают, и ввалились гуртом все в спальню. Царя поздравлять идут. А царь:
— Чем благодарить тебя? От смерти ты меня вызволил. Проси, чего хочешь, ни в чём отказу тебе не будет.
— Ничего мне от тебя не надобно, отпусти ты меня только домой с кривою моей.
Царь ему и того, и другого… Мужик всё своё:
— Отпусти ты меня домой, ничего нам не надобно.
Отпустил его царь домой…
Приехали домой, глянули: всё в порядке, не удалось чертям понапортить мужику.
— Ну, кривая, когда б не ты, пропадать бы сегодня, — сволокли бы меня в пекло рогатые.
— То-то, муженёк, и кривая хороша стала?!
БАРИН-ВОДОВОЗ
ил мужик Кондрат, не беден был, не богат, а всё ел мякину [63] и запросто, и на именины — промышлял больше хитростью. Похлебал как-то щей пустых и пошёл себе, куда дорога его повела. Шёл он, шёл — на барский двор зашёл. Сидит барыня старая, чайком прохлаждается. Видит, что-то мужик подле похаживает.
— Ты что тут?
— Странничаем мы, ночлегу ищем.
— Да тут двор господский.
— Ошибся, значит, маленько.
— Ну, ничего, иди сюда, скажешь, где был, что видел.
Чайку она ему налила, кренделей наложила.
Сидит Кондрат, городит барыне небылицу всякую:
— Я и на тот свет, барыня, хаживал. Только воротился что…
— А барина старого не видал там?
— Как же, видал, я ему еще воду возить помогал.
— Как так воду возить?
— Так на нём черти воду таскают, огурцы поливать… Вижу, измучился барин ваш, сжалился я над ним…
И барин-то меня опознал: «Ты, что ли, Кондрат?» — «Да, мы, барин». Спрашиваю: «А тяжело вам, барин, пришлось?» — «И не говори, Кондрат». — «Давайте-ка я, барин, вместо вас бочечку вам привезу, а вы передохните капельку». — «Спасибо тебе, Кондратушка». Запрягли меня черти — и ну кнутовищем хлестать!
Барыня сидит ужасается, жалко ей барина своего.
— Что ж, Кондратушка, и его черти кнутовищем нахлестывают?
— А то как же, барыня? Барин-то ваш велел мне поклон отнести вам.
— Спасибо тебе, Кондратушка.
— Не на чем, барыня!
— Как бы ему облегчение сделать?
— Лошадку бы ему отвести, всё легче бы было барину воду возить.
— И то правда, Кондратушка.
А сама и не знает, как быть: сын-то в город уехал, а без него не может она лошадьми распорядиться.
— Сына-то мово нет дома, а без него как же?!
— Да вы, барыня, деньжонок дайте, лошадку-то я ему и сам справлю, какую следует.
— И то, Кондратушка.
Достала барыня сто рублей из шкатулки и отдала ему. А он взял эти деньги, за чай-сахар поблагодарил барыню — и долой со двора барского.
Воротился домой молодой барин, мамаша ему и рассказывает:
— Папаша-то твой на том свете мучается!
— Как так?
— Черти в аду на нём воду возят.
— Кто тебе сказывал?
— Да тут странник был, сказывал. Я его и чаем напоила, и деньжонок дала ему сто рублей лошадку купить, облегчение сделать папаше твоему.
— Ах ты, мошенник! Как же вы, мамаша, обманулись? Да это ж жулик был.
— Он и поклон принёс с того свету.
— Да разве на тот свет ходит кто? Обманул мужик этот, догнать его надо!
Велел барин лошадей запрягать кучеру, наилучшую тройку заказал. Сел в коляску и покатил мужика догонять.
А мужик шёл-шёл, видит, барин его нагоняет. «Ну, — думает, — я и тебя, барин, проведу».
Взял, наклал грязи кучу и прикрыл её шапкою. И сам грязью вымазался. Сидит, шапку одной рукою держит, в другой хлеба ломоть — сидит пожёвывает.
Подъезжает барин к нему:
— Не видал ты — тут мужик проходил сейчас?
— Как же, барин, видел, тут прошёл по дороге.
— А не знаешь, куда он пошёл?
— Как же не знать — он из нашей деревни.
— А ты не догонишь его так-то?
— Никак не могу. Меня барин мой посадил тут шапку стеречь, он недалеко в кустах с собакою ходит.
— Шапку-то зачем стеречь?
— Охотились мы тут с барином, птица попалась ему диковинная. Он под шапку её и приказал караулить, не улетела чтоб.
