В одной деревне жил молодой крестьянин по имени Ганс. Его двоюродному брату очень хотелось вы– сватать ему богатую невесту. Вот он и посадил Ганса за печь и натопил ее пожарче. Потом принес ему горшок молока, порядочный запас белого хлеба, а в руки дал новенький блестящий геллер и сказал: «Кроши хлеб в молоко, да тут и посиживай, и с места не сходи, пока я не вернусь». – «Пожалуй, – отвечал Ганс, – все это я могу сделать».
Тут сват надел старые заплатанные штаны, пошел в другую деревню к богатому мужику и спросил у его дочери, не желает ли она выйти замуж за его двоюродного брата Ганса.
Скупой отец ее спросил: «А как насчет его имущества? Найдется ли у него что перекусить?» – «Дружище, – отвечал сват, – да братец-то мой в тепле сидит, геллер свой в кулаке держит, из рук его не выпускает. Да и добра-то у него, что у меня заплат на платье! – и ударил себя по заплатанным штанам. – Коли не поленитесь со мной сходить да взглянуть, так сами увидите, что все так и есть, как я вам говорю».
Старый скряга-отец не захотел упустить хорошего случая и сказал: «Ну, коли все так и есть, так я ничего не имею против этой свадьбы».
Свадьбу отпраздновали в назначенный день, и когда молодой новобрачной вздумалось с Гансом выйти в поле и осмотреть земли своего молодого мужа, тот тотчас снял с себя нарядное платье и надел заплатанный холщовый полукафтан, сказав: «Пожалуй, платье-то еще запачкаю».
Вот и пошли они вместе в поле, и где им на пути попадались виноградники или огороженные поля и луга, там Ганс указывал на них пальцем и потом похлопывал рукою по какой-нибудь заплатке на своей одежде, по маленькой или по большой, приговаривая: «Изволишь ли видеть, голубушка, и эта заплата моя, и та – моя же».
А новобрачная-то думала, что он не о заплатах говорит, а о тех землях и угодьях, на которые он ей указывал.
«А была ли ты на той свадьбе?» – «Была, само собою разумеется; да еще в каком уборе! На голове-то был у меня снег нахлобучен, а как солнышко взошло, снег-то и растаял; платье-то на мне было из паутины, да шла я через колючий кустарник, все платье в клочья изорвалось; башмаки были на мне стеклянные, да наткнулась я на камень – они только звякнули и вдребезги разбились».
