Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
В результате летающие над Корсо предметы поднялись высоко в воздух, откуда стали падать дождем, нанося куда больше вреда. Подняв глаза, Паоло увидел тучу прозрачных сверкающих пластинок, которые сыпались на него с неба. Он подумал, что это снег, но тут «снежинка» попала ему в плечо и порезала его.
– Ах, гады! Мерзавцы! – пронзительно завопила Лючия, стоящая рядом с ним. – Швыряться осколками стекла!
Но прежде чем основная масса осколков обрушилась вниз, над воплями и криками взмыл проникновенный тенор Старого Никколо:
– Testudo! [2]
К нему присоединились густой бас Антонио и баритон дяди Лоренцо: «Testudo!» Дружно затопали ноги. Паоло знал, что это. Он наклонился и, ритмично топая, вместе со всеми поддержал творимые старшими чары. Вся семья принимала тут участие. Топ-топ-топ, «Testudo, testudo, testudo!» Над их склоненными головами плясали и кружились осколки стекла, не опасные благодаря невидимому барьеру. «Testudo!» Посреди склоненных спин раздался голос Элизабет, певшей другое заклинание. Его подхватили тетя Анна, тетя Мария и Коринна. Их высокие голоса, словно сопрано соло, взмыли над хором, над ритмичным топаньем ног.
Паоло без напоминаний знал: он должен поддерживать волшебный щит, пока Элизабет творит свое заклинание. Знали и все остальные. Как это замечательно, волнующе, чудесно! Все Монтана всегда подхватывали малейший намек и действовали согласно, как по приказу.
Рискнув взглянуть вверх, Паоло увидел, что заклинание, творимое Элизабет, действует. Ударившись о невидимый щит – который он, Паоло, помогал создавать, – осколки превращались в злых шершней и, жужжа, летели на Петрокки. Но Петрокки тут же превращали их в осколки и швыряли обратно. И в то же время по ритму их пения Паоло мог сказать, что они вовсю стараются разрушить волшебный щит.
Между тем голос Ринальдо и голос его отца, звучавшие как-то особенно глубоко и мягко, творили что-то новое. И еще несколько женщин подхватили – незаметно для Петрокки – песню Элизабет. А все остальные ни на минуту не переставали поддерживать щит – топ-топ-топ. Все вместе могло быть величайшим хором в величайшей в мире опере, только цель у этого действа была иная. И цель эта отозвалась ревом орущих голосов. Петрокки воздели руки к небу и начали отступать. Булыжники под их ногами заколебались, и крепкая мостовая Корсо стала проваливаться, образуя яму. Немедленным ответом Петрокки явился еще один многоголосый аккорд с бесчисленными диссонансами. И Монтана вдруг оказались в кольце огня.
Последовало всеобщее смятение. Спасаясь, Паоло, с уже опаленными волосами, бросился по булыжнику, шатающемуся и подпрыгивающему у него под ногами. «Вольтава! – пел он яростно. – Вольтава!» Позади свистело пламя. Облака пара окутывали с верхом даже высоченную Художественную галерею, между тем как река, попавшая под чары, вышла из берегов и заливала Корсо. Вокруг Паоло вода доходила до колен, до пояса и продолжала подниматься. Паоло подумал, что кто-то спел заклятие фальшиво, вполне возможно, что он сам. Но тут он увидел двоюродную сестренку Лину, стоявшую по подбородок в воде, и подхватил ее. Таща Лину за собой, он пробивался сквозь поток по колышущейся мостовой, стараясь добраться до ступеней Арсенала.
Кто-то, вероятно, сообразил сотворить контрзаклинание. Внезапно все прекратилось – пар, потоп, дым. Паоло оказался на ступенях Художественной галереи, а вовсе не Арсенала. Позади остался Корсо – масса вывернутого булыжника, поблескивающего от слякоти и сплошь измазанного коровьим пометом, гнилыми помидорами и разбитыми яйцами. Вряд ли разгром мог быть большим, если бы Капрону захватили войска Флоренции, Пизы и Сиены.
Паоло чувствовал: он на пределе. Лина плакала. Она была слишком мала. Почему ее не оставили с Розой? Паоло видел, как Элизабет тянула за руку Лючию, вытаскивая ее из грязи, а Ринальдо помогал подняться тете Джине.
– Домой! Пойдем домой, Паоло, – хныкала Лина.
Но сражение еще не кончилось. Рассыпавшись по Корсо маленькими группами, Монтана и Петрокки, злые и грязные, осыпали друг друга бранью:
– Еще получите за битое стекло!
– Вы начали!
– Врете! Свиньи вы, Петрокки! Похитители детей!
– Сами свиньи! Мазилы! Предатели!
Тетя Джина и Ринальдо, перевалив через нечто вроде валуна, грязного и склизкого, стояли около него, тяжело дыша. Откуда-то возникла массивная фигура тети Франчески, грязной и в таком гневе, в каком Паоло ее никогда не видел.
– Вы, Петрокки паскудные! Я требую поединка! – прокричала она.
Голос ее пронзительно визжал, как огромная пила, наполняя собой Корсо.
Глава седьмая
Вызов тети Франчески, казалось, объединил обе стороны. Женский голос из стана Петрокки прокричал:
– Мы согласны!
И оба заляпанных грязью клана в полном составе снова ринулись на середину Корсо.
Догнав своих, Паоло услышал, как Старый Никколо сказал тете Франческе: «Не дури!» Он был похож скорее на чумазого домового, чем на главу знаменитой семьи. И из-за одышки почти не мог говорить.
– Они оскорбили нас и напали на нас! – заявила тетя Франческа. – Они обрекли себя на позор и изгнание из Капроны. И я этого добьюсь! Я и не с такими, как Петрокки, справлюсь.
Даром что грузная и грязная, она всем своим видом – в необъятном черном платье, висевшем клочьями, с седыми прядями, наполовину рассыпавшимися и спадавшими на одно плечо, – это подтверждала.
Но другие Монтана понимали: тетя Франческа – старая женщина. Раздался хор протестующих голосов. Дядя Лоренцо и Ринальдо оба вызвались выступить в единоборстве против Петрокки вместо нее.
– Нет, – решил Старый Никколо, – ты, Ринальдо, был ранен…
Свистки и насмешки со стороны Петрокки не дали ему договорить.
– Трусы! Мокрые курицы! Выходи на поединок!
Покрытое грязью лицо Старого Никколо перекосилось от гнева.
– Ладно. Они получат свой поединок, – сказал он. – Антонио, я назначаю тебя. Выходи.
Паоло охватил прилив гордости. Его отец – он всегда это знал – лучший заклинатель в Доме Монтана. Но чувство гордости сменилось тревогой, когда он увидел, как мать вцепилась в руку Антонио, и заметил озабоченный, насупленный взгляд на измазанном лице отца.
– Ступай! – сердито приказал Старый Никколо.
Антонио выдвинулся в пространство между двумя семьями – медленно, оступаясь о выбитые из мостовой булыжники.
– Я готов! – крикнул он семье Петрокки. – Кто из вас?
Было ясно, что Петрокки еще не решили кто. – Это Антонио! – раздался чей-то встревоженный крик.
Затем последовал невнятный гул переговоров. И по тому, как поворачивались головы и неуверенно перемещались люди в толпе, Паоло решил, что Петрокки ищут кого-то из своих, кто неизвестно почему отсутствует. Но вот суета прекратилась, и сам Гвидо Петрокки вышел вперед. Несколько его сородичей смотрели на него с не меньшей тревогой, чем Элизабет на Антонио.
– И я готов, – заявил Гвидо, гневно оскалившись.
С лицом, сплошь заляпанным грязью, он выглядел свирепым варваром. И к тому же был крупным, кряжистым. Рядом с ним Антонио казался малорослым и хрупким.
– Я требую поединка без ограничений! – прорычал Гвидо.
Похоже, он был даже в большей ярости, чем Старый Никколо.
– Очень хорошо, – сказал Антонио, и в голосе его послышалась легчайшая дрожь. – Что значит – борьба до победного конца. Вы это понимаете?
– Полностью мне подходит, – провозгласил Гвидо.
Он был похож на великана, говорящего: «Фин-фи-фо-фум!» Паоло вдруг сделалось страшно.
Как раз в этот момент появилась герцогская полиция. Полицейские прибыли тихо и не без хитрости: подкатили по обочине на велосипедах. Никто их не замечал, пока полицмейстер и лейтенант не возникли рядом с двумя противниками.
– Гвидо Петрокки и Антонио Монтана, – провозгласил лейтенант, – вы арестованы…
