«Непутевые ребята», или Полный трам-тарарам - Умански Кай

— Немного терпения, господин мэр, — успокаивал его Али. — Великих артистов нельзя торопить. К тому же нынче модно опаздывать.

— Но вы же говорили, что им не терпится со мной познакомиться. Будучи мэром, я не люблю, когда меня заставляют ждать.

— Они скоро приедут. Поверьте. А пока съешьте банан.

— Я не хочу банан! Будучи мэром, я…

— ПАЛИ! — раздался вдруг пронзительный вопль. — Я ТЕБЯ В ПОРОШОК СОТРУ!

— A-а, Скотт, — как ни в чем не бывало поприветствовал гостя Али. — Наконец-то ты приехал. Позволь представить тебе мэра Гря…

— К черту мэра! — продолжал вопить Скотт, приближаясь к шатру и не обращая внимания на протянутую для приветствия руку мэра. — Почему ты мне ничего не сказал? С чего ты взял, что я захочу сидеть в одном жюри с этой… этой профурсеткой?!

— Послушай, — вкрадчиво продолжал Али. — Для начала тебе нужно остыть. Успокойся и…

— Профурсеткой? — раздался другой визгливый вопль. — Ты только что назвал меня профурсеткой, Скотт Мертвецки?

— О-о-о — просиял Али. — Лулу, дорогая, добро пожаловать! Какое чудесное выдалось сегодня утро, не правда ли? Позволь представить тебе мэра…

— Да как ты мог? — скрипела зубами Лулу. Она просвистела мимо мэра, по дороге отдавив ему каблуком ногу. — Как ты мог, Али? Если бы я знала, то ни за что бы не согласилась! Ни за что! Скажи ты мне раньше, что пригласил в жюри эту высокомерную вонючку…

Мэр скакал вокруг на одной ноге, корчась от боли, но никто не обращал на него внимания. В конце концов он рухнул на диван и, тихонько поскуливая, стал растирать отдавленную ногу.

— Вот видите? — рычал Скотт. — Как с ней вообще можно иметь дело? Сегодня за завтраком эта сумасбродка кидалась в меня ватрушками!

— М-м-м, ватрушечки, — облизнулся Али. — Вкуснятина. Хотя я лично предпочитаю на завтрак круассаны. И еще, знаете, бывают такие булочки с…

— С джемом! Ватрушками с джемом! У меня все волосы от них слиплись, понимаете вы или нет?! Говорю же вам, она сумасшедшая! И я ни за какие коврижки не соглашусь сидеть с ней в одном жюри!

— Тоже мне, укротитель пуделей! — верещала Лулу. — Видала я твой фильм! Только и делаешь там, что возишься со щенятами!

— А я видал твое шоу! Подумаешь, «Сногсшибательная Лулу»! Ха-ха! «Сумасшибательная Лулу» куда больше подойдет!

— Нет, вы слышали? Слышали, что он несет? Али, скажи ему наконец!

— Это ты ей лучше скажи! — проревел Скотт. — И уймите кто-нибудь наконец этого нытика! Он действует мне на нервы!

— Э-э-э, простите, можно войти? — раздался у входа чей-то голос. Он принадлежал важного вида очкастому чертику с блокнотом в руках. — Меня зовут Бумаго Маратель, репортер из «Богатых и знаменитых». Заскочил узнать, можно ли взять у вас интервью. Со мной приехал фотограф.

— Вы как раз вовремя, — промурлыкал Али. — Проходите, господин Маратель, не стесняйтесь. Скотт, Лулу, вы готовы пообщаться с прессой?

— Ну, разумеется, — елейным голоском проворковал Скотт. — Лулу, дорогуша, ты не против?

— Конечно, нет, — кокетливо улыбнулась Лулу и поправила прическу. — Идите же скорее к нам, господин мэр, вставайте между мной и Скотти, сделаем фото на память. Ах, какая прелесть! Али, дорогой, присоединяйся, ты непременно должен быть на снимке!

Что тут скажешь, знаменитости умеют взять себя в руки!

А в это время в шатре для музыкантов Шелупоня продирался сквозь толпу участников с бумажной тарелочкой в руках, на которой лежал тот самый помятый кексик. Он протиснулся за кадушку с пальмой и протянул тарелку Верзилке.

— Хочешь? Это все, что у них осталось. Никто не позарился.

— Спасибо, не надо, — покачала головой Верзилка. — Но все равно спасибо.

— Можно запульнуть им в Билли, — пошутил Шелупоня, пытаясь рассмешить Верзилку. Но она даже не улыбнулась, лишь отбросила со лба челку и грустно на него посмотрела.

— Ну и… почему ты тут… прячешься? — помедлив, спросил Шелупоня.

— Они на меня глазеют, — ответила Верзилка.

— Кто именно?

— Да все. Больше всех, конечно, гномихи. Они смеются над моим платьем. Не то чтобы я их за это осуждала, оно и самой-то мне не шибко нравится. Давно пора купить новое, но я ненавижу ходить по магазинам. Из-за зеркал в примерочных: в них я выгляжу уродиной.

— Да брось ты, — утешил ее Шелупоня, — вовсе ты не такая.

— Нет, я уродина. Только не делай вид, будто ты этого не замечаешь. Я высоченная, мохнатая и никакая одежда мне не идет. Зря я приехала — оборотням здесь не место. Что я вообще тут делаю?

— Ты приехала, чтобы спеть, — сказал Шелупоня. — Ты здесь из-за музыки, так?

— Да, но…

— Плюнь ты на это платье. Просто сделай то, зачем приехала: выйди на сцену и задай им всем жару.

— Ты и вправду так считаешь?

— Еще бы. — Шелупоня встал и протянул ей руку. — Пойдем, все будет хорошо.

Верзилка робко взяла его за руку, и они вместе выбрались из своего укрытия. Никто даже не обратил на них внимания. Все взгляды были устремлены на очередного гостя, который влетел в шатер с воплем «А во-о-о-о-т и Бенни-и-и-и!!!» на тот случай, если кто-то в этом сомневался.

Диджей Бенни Чокнутый был безумно энергичным розовощеким коротышкой. Он был одет в комбинезон на лямках, а его всклокоченные волосы были выкрашены в оранжевый цвет. При взгляде на него неизменно напрашивалось определение «перебудораженный».

— Итак, парни и девчата, все слушайте сюда! — возвестил Бенни Чокнутый. — Наше потрясное шоу начнется через десять минут. Я выхожу на сцену первым и довожу публику до кондиции, представляю жюри и все такое. Сразу после этого мы начинаем. Каждая группа исполняет по одной песне, никаких выходов на бис, затем выслушивает мнение членов жюри и освобождает сцену для следующих участников. Вопросы есть?

— В каком порядке выходить? — спросила одна из «крутых девчонок».

— Первыми идут Тролли, за ними Гномихи, потом «Красотка Бетти и крутые девчонки», «Билли и черепушки» и под конец «Непутевые ребята».

В ответ послышалось недовольное ворчание. Больше всех возмущались черепушки, недовольные своим порядковым номером. И только тролли были рады. Все хотели выступать первыми, пока публика была еще бодра и доброжелательна. Бенни Чокнутый объяснил, что он побросал бумажки с названиями всех групп в шляпу, перемешал и вытягивал одну за другой, что, по его мнению, было самым честным способом определить очередность выступлений.

— Значит, мы выступаем последними, — сказал Артур Чуче. — Как ты думаешь, это хорошо?

— Не то слово! — ответил Чуча. — Вначале всегда выпускают слабаков, а самое интересное оставляют напоследок.

— Да, но что если публика устанет и разойдется? У нас совершенно нет собственных фанатов. Я выглядывал на поле и не увидел ни одного плаката с нашим именем.

— Нас ведь еще никто не слышал, это удовольствие им еще только предстоит. И потом, никто не разойдется до окончания конкурса, пока не объявят результаты. Ты что, хочешь сказать, что больше не веришь в силу трам-тарарама?

— Нет, но…

— Вот и правильно. Ты должен вести себя как победитель. Нужно поразить судей. Перестань трястись, Артур, ты сам себя накручиваешь. Посмотри, кто-то наполнил термос, пойду налью себе чашечку, — сказал Чуча и рванул к столам.

К Артуру подошли Шелупоня с Верзилкой.

— Эй, старина, ты не знаешь, где О’Брайен?

— Пошел к фургону, — вздохнул Артур. — Волнуюсь я за него. Он как-то чудно себя ведет. Боюсь, письмо из дома вряд ли его подбодрило.

— Да уж, не везет старику в последнее время. Видно, удача от него отвернулась.

— Странно все это, — покачал головой Артур.

— Послушайте, — неожиданно подала голос Верзилка. — Может, конечно, я и не должна вам ничего рассказывать, но, думаю, вам лучше об этом знать…

Глава девятнадцатая

Битва начинается

аступил полдень, на поле яблоку было негде упасть. В безоблачном небе ярко сияло солнце. Чайки носились над полем кругами, время от времени роняя на головы зрителей нежданные подарочки. Прямо перед сценой было отгорожено небольшое пространство для судейского стола. Родственники, друзья и фанаты участников конкурса что есть мочи размахивали плакатами в знак поддержки, кто-то начал хлопать. На многих были забавные шляпы, потому что где же еще можно напялить забавный головной убор, если не на концерте.