Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
Рам Дасс почтительно поблагодарил Сару. Она видела, что индус с одного взгляда оценил нищету и убогость ее жилища, но делает вид, что их не замечает, и говорит с ней так, словно она дочь сиятельного раджи. Поймав обезьянку, Рам Дасс поспешил уйти. Он задержался только для того, чтобы еще раз выразить Саре глубокую и почтительную благодарность за ее снисходительность и доброту. Эта маленькая негодница обезьянка не такая злая, как кажется, и порой очень забавляет его господина, который болеет. Он бы очень огорчился, если бы его любимица пропала. Затем Рам Дасс снова поклонился, сложив руки, вылез в окно и прошел по крыше с той же легкостью, что и его маленькая подопечная.
После его ухода Сара постояла в раздумье посреди комнаты. Его лицо, манеры, костюм и глубочайшая почтительность напомнили ей о прошлом. Ей показалось странно, что ее, простую служанку, которую какой-нибудь час назад осыпала бранью кухарка, еще не так давно окружали люди, обращавшиеся с ней так же почтительно, как и Рам Дасс. Это были ее слуги, ее рабы. Они кланялись, когда она шла мимо, и чуть ли не касались лбами земли, когда она к ним обращалась. Все это минуло, словно сон, и никогда не вернется. Что может теперь измениться в ее жизни? Она знала, какое будущее готовит ей мисс Минчин. Пока она слишком юна для того, чтобы быть учительницей, она будет служанкой; в то же время от нее будут требовать, чтобы она не забывала того, чему научилась, и даже какими-то неведомыми путями продолжала учиться. Свободные вечера она должна проводить за занятиями; она знала, что с нее строго взыщут, если она не будет продвигаться вперед. Мисс Минчин понимала: Сара так жаждет знаний, что ей не нужны педагоги. Дайте ей книги – она будет глотать их одну за другой и запомнит все наизусть, а через несколько лет станет хорошей учительницей. Вот что ей предстоит: когда она вырастет, она будет так же с утра до ночи трудиться в классной, как сейчас трудилась на кухне. Конечно, придется ее немного приодеть, впрочем, оденут ее в простое и грубое платье, чтобы она в нем выглядела словно служанка. Вот и все, что ее ждет. Сара стояла посреди комнаты и думала о своем будущем.
Потом в голове у нее снова мелькнула одна мысль – щеки ее вспыхнули, глаза заблестели. Она выпрямилась и вскинула голову.
«Что бы ни случилось, – сказала она про себя, – одного они не смогут у меня отнять. Пусть я хожу в лохмотьях, но в душе я все же принцесса. Легко быть принцессой, если на тебе платье из золотой парчи. А вот попробуй остаться ею в другое время, когда никто и не подозревает о том, что ты принцесса. Мария Антуанетта оставалась королевой и тогда, когда ей оставили одно черное платье и заточили в тюрьму, когда голова ее побелела, когда ее оскорбляли и звали „вдовушкой“. В это время она была королевой еще больше, чем в те дни, когда ее окружали блеск и веселье. Мне она больше всего нравится именно в это время. Она не дрогнула перед ревущими толпами. Она была их сильнее – пусть даже они отрубили ей голову».
Это была не новая мысль – Сара уже не раз обращалась к ней. Эта мысль поддерживала ее в самые трудные дни, когда на ее лице появлялось выражение, непонятное мисс Минчин, а потому выводящее ее из себя: ей казалось, что в глубине души Сара живет жизнью, которая поднимает ее над остальными. Она словно не слышит брани и оскорблений, а если и слышит, то не обращает на них никакого внимания. Иногда, делая Саре строгий выговор, мисс Минчин замечала, что та смотрит на нее спокойно, не по-детски, с гордой усмешкой в глазах. Мисс Минчин не знала, что в эти минуты Сара про себя говорит: «Вам, мисс Минчин, и в голову не приходит, что вы говорите все это принцессе. Стоит мне только кивнуть – и вас тотчас отправят на эшафот. Я этого не делаю лишь потому, что я принцесса, а вы – жалкая, глупая, злая и грубая женщина, и не умеете быть другой».
Эти фантазии чрезвычайно занимали и развлекали Сару; странно, но они ее утешали, и это было хорошо. Она никогда не отвечала грубостью или злобой на грубость и злобу окружающих.
«Принцессе надо быть вежливой», – говорила она себе. Когда служанки, беря пример с хозяйки дома, бранили ее и оскорбляли, Сара, гордо подняв голову, отвечала им так учтиво, что они совершенно терялись.
– У этой девчонки такие манеры, будто она как сейчас из Букингемского дворца [10] , – с усмешкой говорила иногда кухарка. – Я, бывает, на нее наброшусь, но она никогда себя не забывает. «Пожалуйста» да «простите», «будьте так добры» да «могу я вас потревожить?» – так и сыплет всякими словечками.
На следующее утро после встречи с Рам Дассом и его обезьянкой Сара занималась французским со своими маленькими подопечными. Закончив урок, она собирала тетрадки, размышляя о том, чего только не приходилось делать королям и королевам в изгнании. Альфреду Великому [11] , например, жена пастуха велела напечь лепешек; когда же лепешки подгорели, она отвесила королю оплеуху. Вот, верно, испугалась, когда узнала, кто это был! Хорошо бы мисс Минчин узнала, что Сара – принцесса, настоящая принцесса, хоть и ходит в худых башмаках!.. При этой мысли в глазах у Сары появилось выражение, которое особенно раздражало мисс Минчин. Мисс Минчин, которая как раз стояла рядом, не могла этого стерпеть: она пришла в ярость, подбежала к Саре и надавала ей пощечин – совсем как жена пастуха королю Альфреду. Сара вздрогнула и, пробудившись от своих мечтаний, на миг застыла. От неожиданности у нее перехватило дыхание. Затем, сама не зная почему, она тихонько рассмеялась.
– Чему вы смеетесь, дерзкая, наглая девчонка? – вскричала мисс Минчин.
Сара уже овладела собой, вспомнив, что она принцесса. Щеки у нее пылали от нанесенных ей ударов.
– Я думала, – ответила она.
– Сейчас же просите у меня прощения, – потребовала мисс Минчин.
После минутного колебания Сара ответила:
– Я готова просить у вас прощения за смех, если он вам показался обидным, но не за то, что думала.
– О чем вы думали? – вопрошала мисс Минчин. – Как вы смеете думать? Что вы думали?
Джесси захихикала и толкнула локтем Лавинию. Ученицы подняли глаза от книжек и прислушались. Когда мисс Минчин нападала на Сару, они всегда с интересом слушали. Сара порой так странно отвечала – и совсем не боялась! Она и сейчас не испугалась, хотя щеки ее горели, а глаза сверкали.
